Обещай мне вернуться

"И как прикажете это чистить?"

Майка вытащила из стопки две сумки. Верхнюю взяла себе, нижнюю отдала Настенышу. Распаковала и с недоумением уставилась на то, что было внутри.

Стерилизатора в таком виде она ни разу не видала и даже не думала, что такое бывает. Он был весь облеплен папиросной бумагой, пропитанной солидолом. А инструменты — боже мой, да они, судя по штампу в описи, аж тридцать шестого года! — были завернуты в несколько слоев этой же бумаги, скользкой и совершенно неотдираемой.

Майка тяжело вздохнула и, помня, что терпенье и труд все перетрут, взялась за "большой перевязочный набор".

Настеныш удивленно спросила:

— Май, а почему в перевязочном наборе ни одного бинта нет?

— Закончим — объясню, — буркнула Майка, — работай давай.

Отчистив четыре пинцета Пеана, девушка подняла голову, чтобы посмотреть, как идут дела у Настеныша. Та, совершенно очарованная раскинувшимся перед ней богатством, вертела в руках недочищенный инструмент, похожий на ножницы с четырьмя колечками — только на другой стороне они были повернуты боком... Майка не смогла вспомнить ничего, кроме "я его на картинке видела". При ней это ни разу не применяли.

— Чего смотришь? Чисть давай! — сурово прикрикнула на напарницу Майка и взялась

за следующий пинцет.

Услышав металлическое щелканье, Майка подняла голову и обнаружила, что Настеныш, высунув от усердия язык, сводит колечки прибора. Два колечка на другой стороне тоже сходятся вместе. А между ними — подушечки пальцев напарницы, которая зачем-то держит инструмент и второй рукой.

— Ты что делаешь?!

Настеныш резко, с хрустом сжала кольца до конца, взвизгнула и завопила на одной ноте, делая честь сирене ПВО:

— А-а-а-а-а-а-а!!

Через несколько секунд на вопль влетела Наташка-полврача.

— Что у вас происходит? Почему так мало сделано? Вы что тут — в бирюльки играете, вместо того чтобы работать?! Соколова! Ты старшая! В чём дело?

За Наташкой возник Митька, молча отодвинул ее в сторону, расцепил конструкцию и одним движением снял ее с Настеныша. Та испуганно смотрела на свой палец, где наливались два маленьких, но очень темных синяка, и шумно всхлипывала.

— Что у вас тут стряслось?

— Меня... эта штука... За палец...— прохлюпала Настеныш.

— Набросилась и укусила, — съязвила Майка.

Настеныш поглядела на нее как на врага народа:

— Я только посмотреть хотела!

— Тебе здесь политехнический музей или госпиталь?! — рявкнула Наталья.

— И, между прочим, ни одной "этой штуки" тут нет, — наставительно заметил Митя. — Здесь медицинские инструменты, у каждого свое название и предназначение. "Этой штукой" вовсе не пальцы прищемляют.

— Это языкодержатель! — вспомнила Майка. — Я в учебнике видела!

Настеныш испуганно вытаращилась на кусачий прибор, на всякий случай прикрыв рот ладошкой.

— Таки не себе, а пациентам, — пояснил Митя.

— Ч-чтоб не болтали? — пролепетала Настеныш.

Майка не выдержала и хихикнула. Ей тут же представился плакат "Не болтай!", на котором Наташка-полврача ухватила Настеныша языкодержателем за язык. Нарисовать бы такую карикатуру, да подружку жалко. И так вон уже глаза на мокром месте.

Митя потер лоб и вдруг сообразил:

— Стоп. Вы что, никогда инструменты с консервации не отчищали?!

Обе девушки дружно помотали головами: никогда. Митя бросил на Наташку очень выразительный взгляд. Та пошла красными пятнами.

— Горячей водой, мочалкой и содой отчищаете стерилизатор снаружи. И крючки — вот эти. — Он указал пальцем. — Они вам пригодятся, чтобы стерилизатор из кипятка вынимать. Шприц и иглы тоже не кипятят. Скальпели, поршень, иглы и ножницы

прополощете в кипятке корнцангом — Митька без всякого пиетета к дорогому

и сложному медицинскому оборудованию оторвал от длинноносого захвата

часть бумаги, потом резко развел кольца, и так туго сходившая с зажима

бумага легко порвалась, — а со шприцом аккуратно. Правила работы

со стеклом помните?

— Помним! А кипятить — полчаса? Как на стерилизацию?

— Нет, минут пяти хватит, — ответил Митя с улыбкой. — Только чтоб бумага отошла. Потом вынимаете, остужаете, снимаете бумагу и еще раз кипятите. Теперь уже долго. И соды не жалейте. И после этого уже проходитесь тряпочкой. Задача ясна?

— Так точно! — повеселела Майка.

Настеныш опять начала хлюпать носом:

— А у меня... палец...

— До свадьбы заживет, — усмехнулся врач. — А сейчас... Наташа, может, выдадим им перчатки?

— Порвут, — отрезала Наташка-полврача тоном, не допускающим возражений.

— Значит, будем учить заклеивать.

Старшая сестра саркастически улыбнулась:

— Уж они так заклеят...

— А мы таки будем хорошо учить!

Наталья спорить не стала. Махнула рукой и сказала устало:

— Под вашу ответственность, Дмитрий Иосифович.

— Таки ви меня этим думали напугать? — насмешливо прищурившись, спросил Митя. — Давайте уже все делом заниматься. Приду — проверю.

Через пятнадцать минут в стерилизаторе весело кипел мутный "ведьмин суп", желтый с прозеленью, с отстающей бумагой, а Настеныш с сосредоточенным видом топила корнцангом всплывающие на пузырях пара инструменты. Пахло не то прачечной, не то автобазой. Но солидол не сдавался. Он сопротивлялся упорно и безнадежно, как немец

под Сталинградом. Только после третьего кипячения тряпки с содой возымели действие. Настеныш яростно, словно желая отомстить, терла роторасширитель, когда тот вдруг распался у нее в руках на две части.

— Ой! Майка, я его сломала!

Майка задумалась. Сломать металлический инструмент — это даже для Настеныша чересчур.

— Дай сюда!

Повертев детали в руках несколько секунд, девушка поняла (и одновременно вспомнила), что все эти инструменты и должны быть разборными — чтобы отчистить их везде.

— Не сломала, а разобрала. Точно. Теперь всё разбираем и еще раз кипятим.

Скальпели Майка подружке не доверила, оттерла сама. С выниманием сетки из стерилизатора Настеныш справилась успешно, то есть не ошпарилась и ничего не уронила. Она аккуратно разложила инструменты на чистой простыне и озадачилась.

— Ой, а как их назад складывать? Я не помню, что где лежало!

Майка тоже сперва задумалась, не зная, что ответить, потом посмотрела на раскрытые укладки, и тут до нее дошло:

— А тут всё нарисовано!

— Ой, точно. Какая ж ты умная!

Вдвоем они быстро управились с заданием, и Майка, как старшая, побежала докладывать об исполнении. Из ординаторской доносились голоса Мити и старшей сестры. Разговор показался девушке настолько любопытным, что она решила подслушать. Совсем немножечко. Интересно же. Ведь старшие никогда не ругают друг друга при младших.

— Вы с ними очень уж строго, Наташа. Мягче надо с младшим персоналом, мягче.

— Уважать перестанут, — буркнула Наташка.

— Таки кто вам эту глупость сказал?! Пожалуйста, обидьтесь на того человека, он не знает, за шо говорит. Страх и уважение совмещаются не лучше, чем гений и злодейство. А уж к Соколовой я и вовсе не знаю, какие претензии. Одна из самых старательных сестер.

— Потому с нее больше и требую. Я ж из нее человека хочу сделать!

"Этого еще не хватало!" — подумала Майка.

— А вот тут ви таки немножечко опоздали, — с ехидцей отозвался Митя.— За вас, я извиняюсь, ее папа с мамой уже постарались. Учить молодежь надо, Наташа, а не пугать. Заодно собственные пробелы в образовании видны станут, по своему опыту говорю.

— У меня?! Пробелы?! — взвилась Наташка.

— И у вас пробелы, и у меня пробелы, и у профессора Юдина тоже пробелы, — спокойно разъяснил Митя. — Всё знает только господь бог, а его-таки, как вы понимаете, нету. Поэтому всю жизнь приходится учиться.

Послышался шорох: Митя, видимо, достал из шкафа какую-то книгу. Майка не выдержала и чуть-чуть приоткрыла дверь, чтобы видеть происходящее. На столе уже громоздилась приличная стопка учебников, и Митя добавил в нее еще один.

— Учить надо, Наташенька.

— И кто же будет ее учить?

— Да хотя бы и я, — невозмутимо ответил он.

— Надорветесь.

— Таки не дождетесь!

— Да куда ей столько! Господи, а общая хирургия-то зачем?! Рано ей еще!

Майка насторожилась: похоже, учить собирались ее. Впрочем, поучиться у Мити она бы не отказалась: он объяснял просто и понятно. "Всего на четыре года меня старше, а сколько знает! Жаль, что не на двадцать четыре! Был бы он профессором, преподавал бы в мединституте, я бы на лекции к нему ходила!"

— Рано, Наташенька, в четырнадцать лет мамою становиться. А чтение общей хирургии в девятнадцать здоровью будущего медика никаким образом повредить не сможет.

Наташка фыркнула и демонстративно отвернулась к шкафу.

"Ур-ра! — обрадовалась про себя Майка. — Молодец Митька! Красиво срезал! Наконец-то будет кому за нас заступаться!"

Она просунула голову в дверь и позвала Митю принимать работу.

Тот осмотрел вычищенные до блеска инструменты, похвалил девушек. Настеныш, указывая распухшим пальцем на длинную, довольно толстую, изогнутую металлическую трубку, осмелилась спросить:

— Дмит-Ёсич, а вот эта шту...— она осеклась. — Трубка зачем?

Митя тяжело вздохнул.

— Ох, девчата, давайте не будем о грустном. Я вам таки даже не скажу, куда это вставляют.

У Майки всплыла в памяти цитата из учебника.

— Катетер ставит только врач.

"А куда и зачем — не помню..."

— Таки да, — важно кивнул Митя.— И хорошо еще, если врач попадется не злой.

— А почему в перевязочном наборе ни одного бинта? — Настеныш вспомнила

про свой вопрос.

— Потому, что это набор инструментов, которыми делают перевязки. Чтобы лишний раз не дотрагиваться до раны и бинтов руками и случайно не внести инфекцию. Потому он и называется перевязочным. А раньше такой набор называли врачебным. Хирургические — те гораздо больше.

— Ой... и всё это врач должен помнить?

Митя улыбнулся:

— И уметь применять. Не бойся, не боги горшки обжигают.

И он вручил Майке учебник общей хирургии для медсестер:

— На, читай, просвещайся. На днях выпрошу списанный комплект инструментов, покажу тебе, как их правильно раскладывать и подавать. В жизни пригодится.

"Значит, учить и вправду собирались меня".

Митя всерьез взялся за Майкино обучение. На спокойных ночных дежурствах у них теперь шли занятия. Друг не только объяснял толково и терпеливо, но и спрашивал строго. Через неделю такой жизни винегрет в Майкиной голове понемногу стал походить на что-то осмысленное. Ей даже сны стали сниться медицинские.

Ее, одетую в довоенное шелковое платье и босоножки, вели под конвоем мрачные небритые мужики в телогрейках. Она шла по мокрому осеннему лесу, утопая в размокшей глине и загребая ногами опавшие листья. Холодно.

Конвоиры переговаривались:

— Надо бы ее начальству сдать, пущай разбираются, что за фифа такая.

Майка не испугалась грозного "начальства". Ей было любопытно, весело и даже нравилось такое приключение. Вот только ноги замерзли ужасно.

Ее привели на большую поляну, посреди которой горел костерок. Один конвоир куда-то исчез, наверное, доложить, а второй остался. Потом первый вернулся, Майка каким-то образом поняла, что командир занят, и ее снова куда-то повели, на сей раз — недалеко, по-видимому, в лагерь. Она с интересом оглядывалась по сторонам.

На пеньке под сосной сидел раненый. Рана у него пустяковая, в мякоть руки, сразу определила Майка. Возле него возился насмерть перепуганный молоденький чернявый парень, ужасно похожий на Митьку, только в очках. Трясущимися руками он промывал рану и собирается уже бинтовать. А раненый почему-то молчал, сидел спокойно и не дергался. "У них что — большие запасы обезболивающего? Кучеряво живут!" — удивилась девушка.

И тут ее осенило: а рана-то грязная! Плюнув на своих конвоиров, она подскочила к горе-медику и закричала:

— Ты что делаешь, шлимазл! Так гангрена будет! У меня вон в учебнике написано — надо рану рассечь, а содержимое — иссечь! Тебя чему вообще учили? Не знаешь, что ли?!

Началась кутерьма, Майке с перепуганным "Митькой" выделили то ли шалаш, то ли землянку. Он немедленно устроила там перестановку, в точности следуя картинке из учебника военно-полевой хирургии.

Все почему-то решили, что она настоящий доктор. Даже обращались уважительно-товарищ доктор, вы-то нам и нужны, у нас толкового врача нет! Майке притащили кожаную медицинскую сумку.

— Возьмите, товарищ доктор, мы ее с одного типа сняли!

Вспыхнула надежда: а вдруг хозяин сумки поможет.

— А где он?

— В расход пустили.

В сумке обнаружился контейнер с ампулами с морфина, эфира, спирта и новокаина, бинты и две очень знакомые укладки инструментов. Все, что требуется врачу. Только как со всем этим обращаться? Майка велела чернявому простерилизовать инструменты и теперь растерянно стояла над раненым, неумело сжимая в потной ладони скальпель. Ей нужно сделать ПХО раны, но она понятия не имеет, как! Может, "Лжедмитрий" подскажет? Но от него толку мало — он слишком испуган.

Девушка, чуть не плача, попыталась ему втолковать:

— Я же не врач, я только медсестра! Ничего не умею, даже не ассистировала никогда, а меня все равно заставляют! Скажи им, что я не доктор!

А он, похоже, ее не слышал. Или не понимал по-русски? Что же делать?

— Ну ты же больше меня знаешь! Если я тебе учебник дам — сделаешь?

Майка сунула ему под нос раскрытый учебник.

— На, читай, что написано!

Из невнятного бормотания очкастого понятно было только одно: он готов ей ассистировать.

— Да я не знаю, как скальпель держат!

Горе-доктор показал, как. Майка принялась оперировать, бормоча под себе нос:

— Рану — рассечь, содержимое — иссечь. Рассечь, иссечь.

Доктор подсказывал, куда вести инструмент. Видимо, понял, что "хирург" и вправду ничего не знает. Но сам почему-то за дело не брался.

Майка почувствовала себя увереннее, извлекла из раны пинцетом щепки, куски шинели, камушки и молча разложила их на салфетке, демонстрируя смущенному "коллеге".

— Видишь, сколько ты оставил? Завтра тут была бы гангрена. Теперь то же самое с другой стороны. И только потом — тампонировать и бинтовать.

Солнечный день. На бревнышке у землянки — Майка и "Лжедмитрий". У них — одни учебник на двоих, Майкин.

— Ну, ты же больше меня знаешь, а чего говорил, что не знаешь? — допытывалась девушка.

— Да я вообще-то студент, операции только издалека видел, а ты так уверенно держалась...

— Я?! Уверенно?! Да я и анатомии-то толком не знаю!

— Так давай научу.

И он взялся рисовать на клочке бумажки схему плечевого сустава.