Приносящий счастье

В общем, у нас все получилось неплохо и потребовало вырубки всего двух десятков деревьев. Правда, пару раз я едва не перевернул машину, и в процессе спуска она прилично ободрала днище и левый бок о камни, но это ерунда. В конце концов, нормальный джип и должен быть немного помятым, он ведь когда-то проектировался именно как честный армейский вездеход, а только потом был приукрашен в угоду богатеньким буратинам. Мне, честно говоря, такой апгрейд не нравился — это все равно, что на боевого офицера при переводе его в штаб напялить камуфляж под цвет паркета. Но конкретно этой машине повезло — скоро она вернется в близкое к исходному состояние и начнет нести службу, для которой ее и создавали.

В принципе, конечно, можно было не маяться, а спокойно открыть два перехода — сначала с Дила в двадцать первый век, а оттуда в Форпост, и без затей перекатить по ним джип, но такому развитию событий мешали сразу два обстоятельства. Во-первых, мой московский гараж, слегка уменьшивший свой внутренний объем из-за мер по теплоизоляции, стал маловат для "Гелендвагена" — он туда хоть чуть-чуть, но все же не влезал. Оставался сарай на даче, но как раз сейчас он был завален всяческим металлопрокатом, для которого в Форпосте еще не успели построить нормальный склад. Да и не хотел я этот автомобиль светить в будущем, если честно. Его же будут усиленно искать, а мало ли, вдруг в нем спрятан какой-нибудь маячок, который так просто не найдешь? Вполне, кстати, вероятно — машина-то дорогая. И ничего с ней в конце концов не стало, как миленькая доплыла до Манюниного острова, где Попаданец не вытерпел, тут же сел за руль и в порядке обучения вождению немедленно заехал в песок, откуда многострадальный "Гелендваген" пришлось выдергивать трактором. Смотревший на это безобразие брат Абрамий только горестно вздыхал, но прокомментировать, ясное дело, не решился. Наоборот, поймав мой заинтересованный взгляд, смиренный инок почему-то вздрогнул и несколько раз истово перекрестился. Все правильно, подумал я, ведь недавно церковное руководство объявило, что священнослужителям надлежит воздерживаться от использования престижных иномарок, обходясь более дешевыми и не вызывающими такого общественного резонанса корейскими. Меня, кстати, это заявление несколько удивило — а пользоваться русскими им что, вера не позволяет? Как-то это несколько странно, учитывая, что именно русские машины по идее собраны православными руками, а корейцы — они не то буддисты, не то вовсе синтоисты или еще кто-нибудь. Впрочем, нашему здешнему духовенству это без разницы...

Но тут мне почему-то вспомнился Лев Толстой, и я подошел к брату Абрамию.

— Скажи, гнида, то есть тьфу, инок — а не приходилось ли тебе заниматься конным спортом?

Вопрошаемый замотал головой столь интенсивно, что я начал опасаться за его шейные позвонки.

— Жалко. Понимаешь, пахота на лошади есть дело богоугодное, и только что образованный монастырь Святого Преображения, как мне кажется, мог бы взять шефство над развитием коневодства в Океании. Тем более что отдельные его члены в этом уже финансово поучаствовали, пожертвовав на общее дело чемоданчик с презренными бумажками. Но если это у тебя вызывает затруднения, то можно попросить Сашу, он имел дело с лошадьми и наверняка не откажет в помощи.

Инок обреченно глянул на вытирающего руки Попаданца, потом опустил глаза на его армейские ботинки — видимо, представил себе, какие формы может принять эта помощь. Но возражать не решился.

Нет, только что пришедшая мне в голову идея вовсе не являлась плодом низменного желания поиздеваться над человеком, на которого в результате наших общих усилий уже был немного похож бывший аутсорсер. Просто лошадей так или иначе придется заводить, а кому это поручить — аборигенам Рекоху, которые их ни разу в жизни не видели даже по телевизору, или тасманийцам, у коих при виде такого здорового зверя наверняка взыграют охотничьи инстинкты? Вот то-то же.

— В общем, прикинь, где на территории монастыря можно построить конюшню, и приступай, — резюмировал я. — Можешь обраться за помощью к отцу Мавродию, а то вы с Валерой будете возводить этот сарай до второго пришествия. Костю не трогай, у него хватает работы на верфи.

Глава 31

После новогодних праздников обычно наступает время скидок, причем экономические причины этого явления мне не очень понятны. Ладно там елочные игрушки или всякая пиротехника — их, если не распродать прямо сейчас, придется хранить еще год. С мототехникой тоже ясно — пора завозить свежую партию, чтобы весной предлагать покупателям свежие модели, а куда ее деть, если склады заняты не распроданными прошлогодними машинами? Но вот почему вдруг почти на десять процентов подешевели прямоугольные нержавеющие трубы, я понять не мог, однако это не помешало заказать мне семь тонн этих полезнейших изделий.

Кроме них, я закупал автомобильные генераторы, на базе которых мы собирались делать ветряки и мини-ГЭС, и тут ситуация была серединка на половинку. То есть белазовские мне удалось найти со скидкой, а вот жигулевские — нет. Но зато на аккумуляторы для грузовиков удалось сбить цену почти на семь процентов, что наполняло меня законной гордостью.

Я предавался ей в жарко натопленной бытовке на своем дачном участке, ожидая прибытия грузовиков с заказанным. Все-таки экономия — это хорошо, несмотря на столь вовремя подкинутые братом Абрамием деньги. Потому что чем больше я закупал всякого необходимого, тем яснее понимал, насколько все-таки этого мало. А тут еще и соотношение скорости протекания времен прошло через минимум и бодро поползло вверх, что уже привело к хоть пока и небольшим, но все же трудностям с открытием переходов. Еще осенью я легко открывал дыры три на три метра, а сейчас с трудом получалось где-то два шестьдесят. Что явно указывало — халява с порталами подходит к концу, и совсем скоро по меркам двадцать первого века нашей Океании придется рассчитывать только на свои силы и ресурсы. Впрочем, с этим дело потихоньку выправлялось, а то одно время я уже начинал всерьез беспокоиться. И вовсе не из-за количества натащенного в прошлое металлолома или инструментов — ведь главнейший ресурс есть вовсе не железяки, а люди.

В самом начале моей эпопеи никаких поводов для пессимизма вроде не просматривалось, скорее наоборот — аборигены Хендерсона воспринимали новые ценности очень быстро, и столь же быстро приобретали невиданные ранее навыки. Но потом дело начинало потихоньку стопориться почти у всех. Разумеется, не считая Поля, но он так и остался в единственном числе. Остальные же в какой-то момент резко замедляли свое развитие, только что на разных уровнях. Марик, например, кое-как зазубрив некоторые буквы и цифры, так и не научился толком читать — ему это было неинтересно. Впрочем, от него-то я и не ожидал особых интеллектуальных свершений, но, например, одна из лучших моих учениц, Ханя, тоже в один прекрасный момент заявила мне, что не понимает, зачем я подсовываю ей все новые и новые книги. Ведь главное произведение, которое создало человечество, она уже прочитала вдоль и поперек не один раз! И для чего, спрашивается, напрягать глаза, если все, что можно и нужно было сказать, уже сказано в трилогии про Незнайку?

Подумав, я пришел к выводу, что это и есть тот самый культурный шок, по поводу существования которого у меня до сих пор имелись серьезные сомнения. Люди вдруг обрели надежду, коей раньше у них почти не было. Теперь ни одному из племен, составляющих пестрое население Манюниного острова, больше не грозило вымирание. Да, это потребовало больших усилий, и почти все делали все, что было в их скромных силах. Но вот город построен, рядом с верфью вырос еще один, все сыты, почти никто всерьез не болеет — к чему тут можно еще стремиться? Этакий синдром достижения, описанный Джеком Лондоном в "Мартине Идене".

Когда я прочел эту книгу в первый раз, мне показалось, что автор выбрал какого-то ну очень уж нестандартного героя — наверняка большинство людей вело бы себя на его месте по-другому. А теперь увидел, как именно. Достигнув всего, о чем только можно было мечтать, средний человек вряд ли настолько потеряет интерес жизни, что решит ее прекратить. Он просто утратит стремление к дальнейшему совершенствованию, вот и все.

Но не успел я толком впасть в пессимизм, как Попаданец, которому в общем-то тоже стало немного скучно, организовал большую экспедицию в Австралию.

В нее отправились три корабля из пяти, к этому времени составлявших наш флот. Флагманом был "Арктур" — долго строившийся, но наконец построенный сорокатонный катамаран, прототипом для которого послужил полинезийский "Хокулеа", что в переводе на русский означает путеводную звезду, то есть тот самый Арктур. Его сопровождали небольшие "Тасмания" и "Австралия". Ветеран "Мечта" и последний из трех полужестких кораблей конструкции Поля, "Океания", остались у Флиндерса. Экспедиция состояла из тридцати человек при двух квадроциклах и одном небольшом восьмиколесном вездеходе-амфибии. Из-за которого его коллега по классу земноводных, то есть жаба, устроила мне самый настоящий скандал, ибо он обошелся в полмиллиона, причем в слегка подержанном виде.

— Да за такие деньги можно купить два военно-санитарных "ЛУАЗа", которые тоже могут плавать! — вопила подруга. — Или набрать деталей для самостоятельного изготовления как минимум десятка.

— Можно, — согласился я, — но если покупать две "Волыни", то они будут достаточно подержанными, их уже лет двадцать не выпускают. Сам я такие транспортные средства в глаза не видел, поэтому не факт, что у меня получится нормально сколхозить их самому. А главное — это же экспедиционная машина, то есть куда их нам таких больше одной? У конкретно этой к тому же стоит мотор, китайские копии которого мы ставим на наши самолеты, так что с запчастями не будет никаких проблем.

В общем, жабу мне удалось уболтать, и транспортный парк Океании приобрел еще одну единицу, на которую сразу же наложил лапу Попаданец.

Экспедиция продолжалась больше месяца и обследовала приличный кусок материка, прилегающего к Бассовому проливу. Причем не сказать, что ее научные результаты так уж потрясали воображение. Карты этих мест у нас и так были, поэтому от экспедиции требовалось только уточнить их соответствие теперешней картине. Различия оказались несущественными — пойма одной небольшой речки проходила не в том месте и в заливе Порт-Филипп вместо одного острова имелось два, разделенных узким и мелким проливом. Геологические изыскания привели к обнаружению небольшого месторождения болотной железной руды, и в одном из ручьев в незначительных количествах нашелся золотой песок. Пару раз экспедиции встречались аборигены материка, но на контакт они не шли, а быстро скрывались. Были сфотографированы гигантские серые кенгуру и несколько разновидностей ярких птичек, вот и все.

Но зато психологические результаты оказались огромными — из экспедиции вернулись совсем другие люди. Та же Ханя теперь в свободное от восторженных рассказов время читала запоем и все подряд.

— Правильно, — кивнул Попаданец, — это было сразу видно. Понимаешь, все они — и хендерсонцы, и мангареванцы, и уроженцы Чатема — выросли на ограниченных клочках суши. И все их предки до черт знает какого колена росли там же! Переселение на Манюнин ничего не изменило в главном — люди продолжали воспринимать как аксиому, что бескрайним может быть только океан, а суша обязательно нарезана небольшими кусочками. Вот, по-моему, эта пространственная ограниченность и являлась причиной ограниченности в стремлениях. Теперь же они не только увидели, но и прочувствовали до глубины печенок, сколь велик мир на самом деле. И то, что в экспедиции участвовали только три десятка, это не страшно. Ты посмотри, с какими глазами их слушают все остальные!

Хм, ведь так оно и есть, причем не только здесь, подумалось мне. Земной шар для людей двадцать первого века — это примерно то же самое, что Флиндерс для наших аборигенов. И одно, и другое при достигнутых уровнях развития можно пересечь из конца в конец за сутки. Да, на той Земле еще есть места, куда не ступала нога человека, но все они давно картографированы сверху. Но и мы, например, в болото на юго-западе острова пока не лезли, ограничившись аэрофотосъемкой.

А раз обстановка схожая, то и поведенческие реакции тоже будут аналогичными. В двадцатом веке казалось, еще немного — и человечество выйдет в дальний космос. У людей появилась надежда, что их внуки, а то и дети вырвутся с ограниченного шарика в бескрайние просторы вселенной. Но к веку двадцать первому порыв был перенаправлен. Какая там еще в зад вселенная? Деньги надо вкладывать в совершенствование всяких айфонов, айпадов и прочих джакузи! И повышение комфортности автомобилей при общей неизменности их конструкции. Плюс, разумеется, святое, то есть настоящая цель прогресса — совершенствование финансовых механизмов для расширения возможностей меньшинству обогащаться за счет большинства, не давая взамен ничего.

Для приложения избыточных сил — а то мало ли, вдруг кого на подвиги потянет — человечеству были предложены компьютерные игры. И результат не замедлил последовать — причем почти такой же, как у нас. Читать люди еще не разучились, это пока в перспективе, но уже потеряли всякий интерес к такому занятию. Зачем, ведь в этих книжках все равно нет ничего такого, чего не увидишь в телевизоре!

То есть поступательное развитие человечества резко замедлилось, со временем грозя совсем остановиться, а потом и вовсе повернуть вспять.

От воспоминаний и размышлений меня отвлек шум моторов — на мой дачный участок въезжала "Газель", за которой следовал "Камаз". Я накинул курку, шапку и вышел. Прибыла первая партия из заказанного — сотня жигулевских генераторов плюс семь тонн нержавеющих труб. Кроме того, в горьковском грузовичке приехали пятеро грузчиков.

Мы часа за полтора перекидали все привезенное в сарай, после чего, получив деньги за доставку и разгрузку, народ уехал. Я же вернулся в бытовку, подбросил дров в пошехонку, съел пару бутербродов с отварной кенгурятиной, попил кофе с вареньем из лепестков австралийского чайного дерева и лег спать, поставив будильник на три часа ночи. Потому как перегрузку из сарая в Форпост лучше все-таки делать тогда, когда вероятность, что кто-то вдруг случайно увидит что-нибудь лишнее, будет минимальна, то есть глубокой ночью.

Пока мы переправляли купленные железяки на Флиндерс, снег вокруг моего сарая слегка подтаял. В принципе не помешало бы и ему улучшить теплоизоляцию, подумал я, но потом решил не заниматься всякой ерундой. В конце концов, там же стоит дизельная тепловая пушка, на которую в случае чего можно будет убедительно списать подобные температурные аномалии. Тем более что половина зимы уже прошла, а к наступлению следующей меня здесь точно не будет. Черт возьми, но ведь это же вообще последняя нормальная зима со снегом, которую я вижу! Если, конечно, не соберусь в прошлом открывать Антарктиду, что вряд ли, там еще Австралия толком не открыта.

Утром прибыли белазовские генераторы и два трехколесных грузовых мотоцикла, но эта партия так и осталась в сарае. Места она занимала немного, так что ее можно будет перебросить в Форпост, когда я соберусь туда возвращаться. Сейчас же мой путь лежал в Москву — новогодние праздники кончились, и пора было показаться на работе. Очень, кстати, длинные праздники, ведь у нас за те неполные две недели прошло больше двух лет. Я даже немного беспокоился — не обратит ли шеф внимание на изменения в моей внешности, но ему подобные мелочи оказались глубоко неинтересны, тем более что он явно еще не отошел от встречи старого нового года. Но зато наша завскладом, с коей я старался поддерживать неизменно хорошие отношения, несмотря на ее регулярные намеки про дочь-красавицу, которая никак не может найти свой идеал мужчины, разницу увидела сразу.