— Не пугайся, пожалуйста, милый человек, — осторожно заговорил Финист, делая шаг вперёд, но ответом был пронзительный вопль — как будто кошке наступили на хвост. Несчастный в смертельном ужасе смотрел на ярко-красные волосы князя.
— Он нас боится, — с огорчением заметил Финист. В самом деле, было чего испугаться — ведь огненный князь выглядел слишком экзотично для обыкновенного человека.
Тогда вперёд выступил Лён — ему было ужасно жаль этого беднягу, которого судьба закинула в такое пекло.
— Послушайте... — как можно ласковее заговорил он, опускаясь перед незнакомцем на одно колено, чтобы быть ближе к тому — присесть на корточки мешали латы. Тот сделал попытку отползти, передвигаясь на пятой точке и отталкиваясь от пола тощими ногами.
— Мы вас не обидим, — успокаивающе продолжил Лён.
— Почему ты обращаешься к нему, как будто его много? — поинтересовался князь.
— Пожалуйста, не мешай, — повернулся с просьбой к нему Лён, поэтому не заметил, что в глазах незнакомца появилось осмысленное выражение — тот рассматривал дивоярца: его волосы, его красные доспехи, его лицо. Кажется, он начал соображать, что это не враги. Но всё ещё не верил и сделал попытку отползти подальше, но дальше уже была глухая стена, и несчастный прижался к ней спиной, выставив перед собой обе руки, словно надеялся, что такая слабая защита ему поможет. В одной руке его оказался странный, грязный, горелый, пованивающий предмет, в котором с трудом можно было узнать ящерицу, какую видели два путешественника в этой долине. Очевидно, бедняга питался вот такими ящерицами, поджаривая их на раскалённых камнях где-нибудь возле гейзера.
— Как же он заполз сюда? — удивлялся Финист, — Неужели в ту самую дыру пролезал?
Да, наверно, эта пещера многие дни была ему домом, но как его занесло сюда?
— Ты хочешь есть? — стараясь говорить отчетливо, обратился Финист к бедолаге, словно говорил с глухим, — Румистэль, давай его накормим — смотри, до чего отощал. То удивительно, что вообще выжил!
Лён заметил, что при слове "есть" у несчастного дёрнулся кадык — он понимал их речь.
Финист между тем, не смущаясь присутствием хозяина жилья, располагался на ночной отдых. По его неслышному приказу Гранитэль освободила обоих рыцарей от громоздких алых доспехов и от стёганых подстёжек, снабдив их новой, удобной и красивой одеждой. В пещере откуда-то взялись лёгкие одеяла для ночлега. Воздух сделался прохладным и чистым, что было приятно после изнуряющей жары, которая царила на этой планете. Финист удобно уселся на одеяле, и тогда перед ним образовался низкий столик, уставленный посудой с замечательной едой — это Гранитэль проявила свое обычное гостеприимство.
При виде такого обилия еды у несчастного человека выкатились глаза — он уставился на стол, как завороженный.
— Давай, иди сюда, — как больного умом, поманил его Лён.
Дрожащими руками бедняга схватил хлеб и прижал его к грязному лицу, вдыхая запах. А потом начал глотать всё, что ему предлагали — почти не жуя. Неудивительно, что через полчаса ему стало плохо, и он схватился за живот. Повалился наземь, закатил глаза и принялся мучительно икать, постанывая.
— Э, как бы не кончился, — с опаской проговорил Финист.
Незнакомец с трудом поднялся и пошёл на выход — его сотрясали рвотные позывы.
— Вот так накормили! — огорчился Лён, но тут снаружи донёсся трубный рёв дракона, и следом пронзительный визг. С невиданной прытью больной вскочил обратно в пещеру. С невнятным воплем он бросился в самый дальний угол и зажался там.
Ну да, ошарашенные своей неожиданной находкой, рыцари забыли предупредить бедолагу, что снаружи находится огненный дракон, который вовсе не безопасен и отнюдь не дружелюбен, особенно с незнакомцами. Тот принялся дрожать и плакать, и вообще являл собой зрелище такое жалкое и ничтожное. Попытки поговорить с ним ни к чему не привели — неизвестный как будто не понимал речи.
— Намаялся ж ты, человече, — вздохнул Финист, — Живучий, однако, если столько выдержал!
Следовало до завтра выспаться, потому что с утра начнутся поиски волшебного кристалла.
Лён с удовольствием растянулся на чистом одеяле, и некоторое время сонно смотрел в неровный потолок пещеры. Воздух был приятен и свеж, приключение было интересным, но в глубине души засела грусть — он думал об утраченном Перстне. Несколько лет, проведённых в дружбе с призрачной принцессой, привязали его к Гранитэли — теперь он тосковал по ней. Как никогда он ощущал свою потерю: она рядом, но совсем чужая, не узнает его. Когда-нибудь она узнает, что Лён и был тем, кого Финист называет Румистэлем? Что она тогда ему сказала, возле выхода из зоны сказки, когда он побывал в образе этого таинственного принца, который, что ни говори, не есть Лён? Она сказала: Румистэль тот, кто будет после тебя? Где же он, этот неуловимый герой-двойник? Везде он оставил след. В какое время ни попади, он там уже побывал или его там ждут.
Сон незаметно втянул Лёна в себя, обволакивая мягкими волнами и убаюкивая чуть заметной мелодией. Казалось ему, что летит он высоко-высоко над странной местностью — так летают в детстве. Где-то далеко в тумане невысокие горные вершины, а внизу — гладкая равнина, покрытая кое-где редким травяным покровом жухлого цвета. Равнину надвое делит ровная, прямая, как нить, дорога, а по ней бредут люди. Откуда бредут, куда бредут?
Лён посмотрел туда, откуда вытекала эта длинная людская река, и увидел, что исток её лежит меж двух горных вершин. Непроходимые гряды кольцом охватили равнину и образовали глубокую чашу, с одной стороны в которую просачивалась длинная процессия, и вытекала с другой стороны — в такую же воронку между двумя горами. Значит, там, откуда входят — прошлое, а в другой стороне — будущее? Идут, идут они по этой дороге, нескончаемо идут. И всё никак не покинут котловину. Страшно тут, как будто время остановилось.
Непонятно как он сумел снизиться и полетел над головами толпы, причём, никто не обратил на него внимания. Вот идёт мама, как тогда...
— Мама, почему ты тут, а не в Сумраке? — спрашивает он, и сердце сжимается от тоски по ней.
— А я в Сумраке, — спокойно отвечает мама, не глядя на него и продолжая мерно идти вперед — переход через узкую горловину был совсем близок, рукой подать.
Он поднял голову и посмотрел на всю толпу, идущую за мамой, как будто она была их предводительницей, вожаком. Вон их сколько, его предков. Вон видна среди пеших людей высокая фигура на коне. Кажется, что это далеко, но почему так хорошо видно? Лён уже знает, что это — Елисей. А ещё дальше — красная фигура — очень далеко, но всё видно. Это Финист.
Всё так же неведомым путём рея в воздухе над идущей мамой, он оглянулся и посмотрел вперёд, и сердце ёкнуло в груди — в той одинокой фигуре, что далеко шла впереди всей колонны, он узнал себя. Но как же так? Вот же он, парит вверху — он вообще вне времени!
Отлетев от мамы, Лён подлетел к невысокому подростку с рыжими волосами — отчего же раньше он себя не видел? Да, таким, наверно, он и был в тринадцать лет, когда первый раз попал в Селембрис. Как странно себя видеть — словно бы чужой.
— Куда идёшь ты, Лён, — спросил он у самого себя.
— Вперёд, — ответил тот, — к тому, кто будет после меня.
И указал рукой в горный проход.
— Там Румистэль? — в волнении спросил старший Лён, витающий в воздухе над дорогой.
— Конечно, — уверенно ответил подросток и замолчал так, что Лён понял: больше тот ничего не скажет.
"Как преодолеть время?" — подумал Лён. В прошлый раз оно сопротивлялось, и каждый шаг давался страшным усилием. И не заметил сразу, что начал скольжение в воздухе — прямо по направлению к проходу среди гор. Так легко было теперь, как трудно в прошлый раз. Наверно, это потому что тогда он шёл по дороге, а теперь летит! Но радость от своей власти над Дорогой переполнила его сердце — так, что он смеялся.
Оглянулся назад — как все далеко! Посмотрел вперёд: близко выход! Сейчас он минует это узкое горлышко и увидит Румистэля! Наконец, он спросит: скажи, Румистэль, где тебя искать? Кто ты такой, Румистэль?
И видит: правда, не обманул он сам себя — впереди идёт фигура. Знакомый плащ из чернобурки, пепельные волосы. Ты, Румистэль?
Он подлетает ближе, боясь, что принц исчезнет. Всё так же с воздуха, чуть опережает кого-то такого знакомого и заглядывает в лицо.
— Гедрикс?! — отшатывается он так, что чуть не падает на землю.
И видит он, что впереди толпа — все идут по длинной-длинной дороге, уходящей туда, куда Лён только что вошёл — в будущее. Как он попал опять в начало?! Там, откуда он вышел, должен идти он сам — последний в роду Гедрикса! Парадокс, небывальщина, абсурд!
— Да это же сон, сон! — говорил он сам себе, в отчаянии оттого что ничего у него не получилось. Сон обманул его, вывернул видения наизнанку и склеил события в непрерывную ленту. Такое бывает во сне, когда никак не освободишься от кошмара, от однообразно повторяющейся чуши.
Гедрикс уходил по Бесконечному пути вперёд и никак не удалялся — его высокая фигура всё так же маячила на ровной, гладкой ленте дороги.
"Если там будущее, — думал Лён, паря в воздухе, — то прошлое в другой стороне".
Нигде на всей этой дороге он не нашёл Румистэля — этот таинственный потомок Гедрикса скрыт во времени. И Лён быть им никак не может — он только что видел себя.
— Где ты, Румистэль?
Взгляд его обратился к узкой горловине, которую он только что миновал. Будущее его обмануло. А прошлое?
Медленно, словно боясь спугнуть догадку, он двинул по воздуху туда, откуда вышел Гедрикс, племянник волшебницы Эйчварианы, уничтожившей по глупости целый мир и поплатившейся за то своей головой, навеки сброшенной племянником в лимб, ледяное узилище навеки погибших душ.
Едва он оказался в горловине меж двух гор, как на дороге образовалась человеческая фигура — она шла в одиночестве. И в первый миг Лён подумал, что увидел Румистэля. Но это был не он — по дороге шла женщина.
Недоумевая, он приблизился и вдруг вскрикнул в гневе:
— Эйчвариана?!
Молодая женщина, закутанная в синий плащ, подняла голову и посмотрела наверх.
— Гедрикс, мальчик мой! — вскрикнула она, а в следующий миг разочарованно опустила голову — нет, ошиблась.
Нет, то была не волшебница Рагноу, не царственно-прекрасная Эйчвариана. Её лицо, её красота, но глаза выдавали иную душу. И тут вдруг Лён с внезапным всплеском сердца понял кого видит: мать Гедрикса, сестру Эйчварианы! Ту, что погибла при осаде замка Вероньяр, когда шестилетний Гедрикс бежал через тайный ход. Об этом он забыл. В памяти осталась только Эйчвариана, эта ненавистная убийца, а про её сестру он забыл.
И далее взгляд его с твёрдостью устремился вперёд — туда, где прошлое открывает все тайны. Сегодня его день.
Словно из воздуха вышла высокая худощавая фигура — с каждым шагом она становилась отчетливее. А в следующий момент это уже был всадник, но конь под ним менялся каждый миг. То это белый крылатый лунный жеребец, то вдруг он превращается в грифона и так же торжественно шествует по полотну дороги. То превращается в гигантского орла и тут же — в белого дракона. Яркий свет вдруг охватил фигуру принца, и все краски померкли в этом сиянии — теперь фигура была серебряной.
"Великий волшебник Джавайна!" — сами собой всплыли в памяти Лёна слова Эйчварианы — так она сказала о своем отце, деде Гедрикса. Том самом, который создал для своих дочерей целый мир и отбыл неизвестно куда. Вот эта фигура всегда была за пределами внимания Лёна! Он не вспоминал об этом! А тот, в кого пошёл своим магическим дарованием Гедрикс, прародитель всех, кто прошёл по Бесконечному пути, тот, кто говорил ко всем стихиям, и был Румистэль! Вот почему его не видно на дороге! Он вне времени! Повелитель времени! Волшебник Джавайна! Не Дивояра — нет! — древнего эльфийского Джавайна!
Все эти мысли быстрее молнии сверкнули в сознании Лёна, пока он смотрел на серебряного всадника. Румистэль приблизился, сияние вокруг него стало ослепительным. И вот Лён увидал прекрасное лицо принца эльфийской крови, его необыкновенные, яркие глаза, серебряные волосы, схваченные бриллиантовой диадемой. Пышный белый мех плаща, мягко колыхался в такт неспешному аллюру крылатого жеребца, плавно стлался согласно невесомому движению грифона, вздымался от взмахов орлиных крыльев и трепетал под молниями, что источали крылья белого дракона. В руке принца был меч Джавайна.
Видение настолько поразило Лёна, что он завис над полотном дороги, не имея сил оторвать взгляд от неземной картины, и опомнился лишь тогда, когда всадник буквально наехал на него. Мощная фигура на таком же мощном скакуне надвинулась со всей скорости на Лёна, а в следующий миг прошла сквозь него, как нереальная. Дивоярец оглянулся: куда девался Румистэль? Дорога оказалась пуста.
Он очнулся с сердцебиением, лицо покрыто потом, в голове гудит набат.
Кругом спокойно — спит на своем одеяле Финист, мирно дышит во сне. Бедняк, которого они вчера обнаружили тут, тоже спит — вертится, чешется, поскуливает. Что же это было такое? Что видел Лён во сне? Было такое ощущение, что был это даже не сон, а явь. Бесконечная дорога, дорога родовой памяти, которая пролегает в каждом человеке, проходит через скрытые глубины его подсознания. Что-то в этом видении было не то, нарушена логика. Что-то сон хотел сказать ему.
Постепенно Лён успокоился, усталость брала свое. И вот снова задремал. Сколько времени он проспал — неизвестно, но во сне с кем-то ожесточённо пересекался, спорил, обвинял, ругался. И этот кто-то, невидимый, но очень злобный, орал ему в ответ: ты виноват, что со мной это случилось! Ты сделал меня таким! Ты меня предал, отнял у меня всё! Ты убил меня, ты бросил меня на мучения! Ты, ты, проклятый Румистэль! Из-за тебя я стал драконом! Это было то единственное тело, которое мне оказалось доступно, когда я по твоей милости попал в лимб! Огненный дракон из мира Унгалинг, который есть чудовищный сон лимба!
Лён злился, что-то пытался возразить, но никак не мог заставить замолчать этот мерзкий голос, твердящий: Унгалинг, Унгалинг!
Что за Унгалинг, какой Унгалинг? — сердился он. А голос отвечал из тьмы: сквабаров помнишь? Пласкатов помнишь? Про жажлоков слышал? Вот это Унгалинг, где всё мертво, и мертвечина эта хочет поглотить живое — твой мир, Румистэль, твою драгоценную Селембрис! Ненавижу!!
Он снова проснулся и понял, что наступило утро. Но вместо сияния солнца в пещеру проникал мрачный дрожащий багровый свет. Это огненный мир, куда они с Финистом проникли, чтобы найти зелёный кристалл.
Как-то слабо вспоминалось то, что виделось во сне — как будто память утратила самое важное из этого странного сна. Проклятый голос невидимки отвлёк его своими злобными выкриками, посеял в душе пакостное чувство, заставил забыть нечто необходимое. Только осталась в памяти картина, прямо зацепилась: тот незнакомец, которого звали Румистэль. Вот он настоящий принц, а не Лён. Теперь он знает, что произошла ошибка и его приняли за другого. А он ни в малейшей мере не похож на того внушительного и властного всадника, который не только не узнал его, а даже проехал сквозь, как через пустое место.
