Следуя за ними, д'Артаньян чувствовал, как боль в простреленной руке растекается, становясь все более жгучей. Скорей бы уж все закончилось, думал он. Ну да ладно, сейчас Арамис взойдет на борт, а они найдут хороший трактир с ужином, нет, пожалуй, сперва — лекаря...
Боцманская матерщина — извечный аккомпанемент любой матросской работы от волжских портов и до атлантических — далеко разносилась вдоль ночной набережной. Сумрачные грузчики, по всему видать вдохновленные сверхурочной работой, как гугенот — мессой, перекантовывали бочки почтенного калибра с пристани на борт шхуны, спотыкались в темноте, которую едва разгонял тусклый свет фонарей, и крыли последними словами близлежащее начальство в лице боцмана, отвечавшего им тем же самым.
Д'Артаньяну казалось, что, стоит только прикрыть глаза, и память тут же унесет его на берега Вологды...
Туда, где плавное течение невеликой северной речки неспешно плетет волнистое кружево поворотов и излучин меж дремучих лесов и тенистых садов городских предместий. Где речное русло, круто изгибаясь перед куполами Софийского собора, омывает набережную VI армии, а монахи Успенского Горнего монастыря спускаются по улице Ударников вниз к реке, покрикивая на подневольных своих батраков, что тащат наверх бочки с солениями, присланными из Кирилло-Белозерской обители...
— ...Куда претесь?! А ну стоять!
Приблизившись к шхуне, мушкетеры попали в конус света корабельных фонарей и в поле зрения боцмана.
— А ну стоять!!! — пуще прежнего взревел тот.
— Капитана! Живо! — в тон ему потребовал Атос.
— Еще чего... — проворчал боцман, перегнувшись через леерные ограждения юта и пытаясь рассмотреть, что за начальство свалилось на его голову в полночный час.
— Именем короля! — Атос распахнул плащ.
Золотое шитье камзола и оружейная сталь блеснули на свету, заставив морячка смягчить тон. Уж на что морской люд равнодушен к власти предержащей на суше, однако идти в лобовую атаку на королевскую гвардию, находясь на акватории королевского же порта, и боцману показалось чересчур, раз уж он решил табанить.
Поминая морских чертей и гугенотов, он прогрохотал по палубе, спустился вниз и пару минут спустя вернулся в сопровождении капитана.
— Если господа поднимутся наверх, нам будет легче объясниться! — немедленно предложил тот.
Мушкетеры спешились и, бросив поводья грузчикам, обрадованным нежданной передышкой, взошли по грузовой аппарели на палубу.
Притихший боцман проводил их на ют, где д'Артаньяна со товарищи встретил капитан — высокий, сухощавый человек, с головы до пят закутанный в черный плащ. Неспокойное ночное море шелестело под сваями пирса, обдавая берег противным сырым холодком, и псевдогасконец тоже плотнее запахнул плащ, беспокоясь за рану. Не хватало еще застудить.
— Шкипер Лартиг, — отрекомендовался первый после Бога на "Анне-Марии" и спросил: — Что угодно господам?
— Мушкетеры его величества короля Франции Людовика XIII!
Капитан поклонился, и даже боцман-грубиян, стоявший позади него, слегка качнул головой, обозначив почтение к королевскому величеству.
— Мсье! — Справедливо полагая, что он слишком долго оставался в тени широкой спины Портоса, Арамис выдвинулся вперед. — Во исполнение приказа его величества нам надлежит немедленно отбыть в Англию.
— Всем четверым, сударь? — уточнил капитан.
— Нет, только одному.
— Хорошо, сударь. Я готов исполнить волю его величества и доставить вас в Англию.
— Когда вы отходите? — спросил Атос.
— Часа через два-три, не меньше, сударь. Сами видите. — Он сделал широкий жест в сторону набережной и не разгруженных еще телег. — Груз принят не до конца.
— Прекрасно! — кивнул Атос.
— Если господам угодно, они могут спуститься в каюту и обождать отход внизу, а то здесь ветрено...
— Спасибо, мсье, однако мы проделали неблизкий путь из Парижа и хотели бы воспользоваться оставшимся до отхода временем, чтобы перекусить. И кроме того... — Атос умолк, несколько картинно откашлялся и продолжил: — Кроме того, не подскажете ли, где тут можно отыскать лекаря? Дорога была очень утомительной.
— Ваш покорный слуга, господа. — Шкипер поклонился, демонстрируя отменные манеры. — Мэтр Гийом проживает... — Он прервал сам себя: — Ах, да вы, верно, не поймете меня! Жан! — Он обернулся к боцману. — Покажи господам дорогу к дому мэтра Гийома, а то как бы они не заблудились.
— Я бы рад, сударь, но эти бездельники, — боцман махнул рукой в сторону грузчиков, действительно не проявлявших в его отсутствие ни малейшего трудового энтузиазма, — без меня вообще работать не станут! Может быть, лучше послать...
— Жан, покажи дорогу господам! — Капитан явно не намеревался вступать с подчиненным в дискуссию. — За бездельниками я присмотрю.
— Слушаюсь, сударь! — Боцман поклонился ему и обратился к мушкетерам: — Не угодно ли господам проследовать за мной? Я укажу вам дорогу к дому лекаря, а также трактир "Золотой якорь", где готовят отличное жаркое.
Поблагодарив шкипера за учтивость и договорившись, что за полчаса до отхода шхуны он пришлет в указанный трактир матроса предупредить их, мушкетеры, следуя за боцманом, спустились на причал и, взяв лошадей под уздцы, отправились на встречу с эскулапом, потребность в которой д'Артаньян ощущал чем дальше, тем сильнее...
* * *
— О господи! Меня сейчас стошнит!
— Мужайтесь, Арамис! Мужайтесь!
— Вам меня не понять, Атос! Это не лекарь, а натуральный отравитель!
— Удивляюсь я вам, Арамис! Можно подумать, до сих пор вы лечились исключительно швейцарским шоколадом.
— Боже милостивый! Но и не такой же отравой!
— Да успокойтесь вы, Арамис. Зато лекарь гарантировал, что не будет лихорадки. Портос! Портос, где вы?
— Да здесь я, здесь. — Чернокожий мушкетер, ведущий в поводу столь же черную лошадь, казался абсолютно неразличимым в чернильной черноте черной полуночи. — Понять не могу, где этот трактир?! Ведь где-то же здесь был!
— Конечно здесь! Только тогда там еще окна светились, — ответствовал Атос. — Да не топчись ты по моим ногам, скотина! — воскликнул он мгновение спустя.
— Чего-то я вас не понял, Атос! Это что же получается: если у меня другой цвет кожи, так я уже скотина?! Вот уж не подозревал, что вы, Атос, расист! Извольте дать мне удовлетворение, сударь! Шпагу наголо!
— Да вы-то тут при чем, Портос?! Мне лошадь на ногу наступила, а вы все на свой счет принимаете!
— На ногу, Атос, вам наступил я! — зарычал алчущий удовлетворения Портос. — Наступил и хотел уже извиниться, когда вы принялись меня поносить, называя скотиной!
— Извините, Портос! Не хотел я вас называть скотиной. Я же не виноват, что вас так трудно отличить по весу от лошади!
— А это мое личное дело, сударь, какой у меня вес! А ладно, забыли...
— Господи! Ну где же наконец этот трактир?! — застонал Арамис. — Меня же сейчас действительно стошнит!
Д'Артаньян, шагавший позади всех, тоже пребывал не в восторге от оздоровительной процедуры, но, как и положено настоящему разведчику, стойко переносил дискомфорт в желудке и на языке. Сдерживая взбрыкивающую лошадь, он огляделся по сторонам, припоминая, как час назад они проходили мимо в сопровождении боцмана Жана и он ориентировал их по домам: "Вон та низкая двухскатная крыша между двух высоких плоских, чуть дальше остроконечного шпиля, господа". Д'Артаньян поднял голову к темному небосводу, высматривая двухскатные и прочие крыши, заметил-таки остроконечный шпиль и понял, что они прошли вожделенное заведение.
— Д'Артаньян! Куда вас понесло?! — рявкнул ему вслед Портос, когда разведчик развернул лошадь и вернулся немного назад.
Рассмотрев вывеску над приметной дверью, разведчик сказал:
— Здесь.
Подойдя и убедившись в его правоте, Портос обернулся к Атосу и Арамису:
— Сюда, друзья! У нашего гасконца талант настоящего следопыта!
Мысленно поклонившись и надеясь, что темнота удачно маскирует едва заметную улыбку, д'Артаньян загрохотал кулаком в дверь.
Некоторое время за дверью было тихо, но потом сквозь щели скверно пригнанных досок мелькнул свет и недовольный голос спросил:
— Кого там несет?
— Отворяй, собака! — гаркнул Портос.
За дверью помолчали, а потом осторожно уточнили:
— Простите, сударь, это вы мне?
— А кому ж еще! — взревел чернокожий гигант, прибавляя к усилиям д'Артаньяна удары своего тяжелого сапога. — Отворяй по-хорошему, злодей, а не то я сейчас по-плохому открою!
— А я сейчас... я сейчас... — человек за дверью смешался, явно подыскивая аргументы поувесистее, — я сейчас королевскую стражу кликну!
— А мы кто, по-вашему? — осведомился Атос, подходя к трактиру вместе с Арамисом. — Мушкетеры его величества! Открывайте именем короля!
За дверью еще немного поворчали-помычали, однако после звякнули-таки тяжелым засовом. Портос, не церемонясь более, распахнул дверь и шагнул через порог подобно победителю, вступающему в захваченный город, не забыв пригреть ладонью эфес шпаги.
Единственным источником света служила низкая, вальяжно расплывшаяся по медному блюдечку ночника, свеча. Ночник держал в руке приземистый лысый мужичок, чей возраст, верно, уже перевалил за пятьдесят лет. Другую руку хозяина трактира, а все говорило о том, что это был именно он, обременял мясницкий нож внушительного размера.
Впрочем, заметив мундиры королевской гвардии, трактирщик никоим образом не проявил агрессии и про обещание прибегнуть к помощи стражи тоже, кажется, благополучно забыл. Подняв ночник повыше, он присмотрелся к Портосу, двигавшемуся в авангарде отряда, и ахнул, округлив глаза:
— Ого! Да вы, сударь, никак арап?!
— Ого! — в тон ему ответил Портос, осматриваясь в темном пустом зале трактира. — Да вы, сударь, никак израильтянин?!
— Я — израильтянин?! — пуще прежнего изумился трактирщик. — Никак нет, сударь!
— Нет? Ну вот и не нарывайтесь на конфликт! — сказал чернокожий великан и, положив свою огромную смоляную ладонь на бледную лысину трактирщика, едва достававшую ему до груди, прибавил уже более простым, душевным тоном: — Еще раз, землячок, назовешь меня арапом или, скажем, негром — нос откушу, понял? — И, получив в ответ испуганный кивок, закончил с представлениями: — Я, землячок, афроанжуец! Понял — нет?
— Понял! — еще усерднее кивнул хозяин "Золотого якоря". — Понял, сударь!
— Молодец! Я сразу почувствовал, что ты из понятливых! Значит, так, земеля: господа королевские мушкетеры прискакали черт знает из какой дали, устали, проголодались и вскоре опять должны отправляться в дорогу. А посему...
Портос оглянулся. Арамис с д'Артаньяном уже обживали столик в углу зала, а минуту спустя вошел и Атос, определивший лошадей на коновязь подле двери.
— А посему давай-ка в темпе мечи на стол! Тащи-ка нам скорее доброго бургундского вина три... нет, пять бутылок! Да закуску не забудь! Да распаляй-ка плиту — мореходы баяли, у тебя жаркое дюже славное водится. Вот и угости защитников короля и отечества!
Трактирщик смешался на мгновение, открыл неизвестно для какой надобности рот, но, поймав экю, брошенное арапом, также быстро рот закрыл и метнулся на кухню, а Портос, по всему видать довольный жизнью и собой, присел за стол рядом с друзьями.
— Ну все! — Он хлопнул ладонью по столу, как будто ставя точку на суете длинного, изнурительного дня. — Сейчас закусим, накатим стаканчик-другой за семь метров под килем, посадим Арамиса на корабль...
— Простите, Портос, я не расслышал — за что под чем мы накатим? — удивился Атос.
— За семь метров под килем, — охотно пояснил Портос. — Это у нас в Африке есть такое поверье: когда твой друг отправляется в плавание, нужно пожелать ему семь метров под килем и все будет хорошо!
— Ох уж мне эта дикарская метрическая система... — Арамис брезгливо пожал плечами. — Цивилизованный человек сказал бы: семь футов под килем — и был бы прав.
— Ай-ай-ай, Арамис, какие же мы стали придирчивые и ворчливые! — делано возмутился чернокожий мушкетер и, обернувшись в сторону кухни, возмутился уже гораздо правдоподобнее: — Эй, любезнейший! Мне кажется или вы действительно заставляете ждать себя?!
Трактирщик, будто бы только этих слов и ожидая, мгновенно влетел в зал и, подскочив к столу, водрузил на него три бутылки вина, четыре бокала и большую тарелку с копченым говяжьим языком, нарезанным аккуратными ломтиками.
— Вот так-то лучше! — одобрил его действия Портос и спросил, покуда хозяин откупоривал бутылку и разливал вино по бокалам: — А вот я интересуюсь, земляк, ты вообще-то загадки разгадывать мастер? Или нет?
— Я буду очень стараться, сударь! — с поклоном заверил его хозяин "Золотого якоря".
— Вот тогда скажи-ка мне, друг любезный: какая разница между человеком и совой, а?
Трактирщик, не ожидавший, по-видимому, столь каверзного вопроса, смутился, не зная, что и ответить, но все же нашелся:
— Человек, сударь, это человек, а сова это же животное.
— Неправильно, землячок! Ошибся ты! Так что, считай, чаевые свои уже проиграл! — улыбнулся Портос, повергнув трактирщика в уныние. — Я за свою жизнь повидал немало таких людей, коих и людьми-то можно было назвать с большой натяжкой, а вот животными — запросто! Запомни раз и навсегда, земеля, разница между человеком и совой заключается в том, что сова может видеть в темноте, а человек — нет! Понял?
— Понял, сударь! Понял! — радостно кивнул трактирщик и, бросившись на кухню, вернулся к мушкетерам с высоким фигурным подсвечником. И хотя вместо пяти предусмотренных конструкцией свечей наличествовало всего три, они прекрасно справились с темнотой, разогнав ее по углам, и наполнили обеденную залу теплым, ласковым мерцанием.
Портос дождался, пока трактирщик, пообещав в самом скором времени подать им жаркое, снова исчезнет на кухне, и поднял бокал.
— Ну будем здоровы!
Не имея ровным счетом ничего против такого тоста, мушкетеры в едином порыве воссоединили свои бокалы, а затем опростали их, смывая дорожную пыль, прокоптившую их глотки, а также полезные, но исключительно противные на вкус целебные препараты.
— Какая гадость! Какая гадость, эта ваша противолихорадочная микстура!.. — с упоением простонал Арамис, отправляя вслед за вином изрядную порцию копченостей.
— Заливная рыба, господа! — провозгласил хозяин трактира, вновь появляясь в обеденной зале.
— Молодец, земеля! Бодро мечешься! — одобрил Портос. — Считай, чаевые свои назад уже вернул.
Восхищенный трактирщик согнулся пополам и улизнул на кухню, твердо намереваясь и впредь "метаться" так же бодро.
— Полегчало? — спросил Атос у Арамиса, блаженно откинувшегося на спинку стула.
— А то как же! — шумно выдохнул тот.
— Ну тогда закрепим полученный эффект! — провозгласил Портос, распечатывая очередную бутылку. — Как говорили в нашем племени: чтоб между первой и второй только стрела смогла бы пролететь!
