Рукопись из Тибета.

Вторые облагались налогами, которые были неисчислимы.

В их числе были налоги на женитьбу и рождение ребенка, смерть члена семьи и посадку дерева в своем дворе, а также содержание животных; налоги на религиозные праздники, публичные танцы и игру на барабанах, и даже на заключение в тюрьму или освобождение оттуда.

Те, кто не мог найти работу, платил за то, что был безработным, а если отправлялся на поиски ее, платил налог за проезд. Если же у людей не было, чем платить, монастыри суживали им деньги под высочайшие проценты или обращали в рабов, которых становилось все больше.

Теократические религиозные учения в стране, опирались на классовый порядок.

Бедным и угнетаемым внушалось, что те сами навлекли на себя свои несчастья, так как грешили в предыдущих жизнях. Поэтому они обязаны были смириться со своим горьким жребием и принять его как кармическое возмездие, тщась надеждой на улучшение своей судьбы в будущих инкарнациях.

Помимо прочего, со слов Сунлиня, тибетские ламы отличались изощренным зверством.

Они очень любили обереги из отрубленных человеческих рук, кистей и ступней, навешивая те на свои одежды, практиковали средневековые пытки и казни. Преступникам, а нередко и невинным, ломали конечности, выкалывали глаза и заливали глотки кипящим маслом.

А при строительстве нового монастыря, в его фундамент замуровывался молодой послушник, введенный в летаргический сон, для общения через него с потусторонними мирами.

Зажиточные и сильные рассматривали свою удачную судьбу в качестве награды за заслуги в прошлом и нынешнем существованиях.

Для богатых лам с помещиками, коммунистическая интервенция оказалась страшным несчастьем. Большая их часть иммигрировала заграницу, включая и самого Далай-ламу, а оставшимся пришлось самим зарабатывать на жизнь.

— Да, дела,— сказал после одного такого рассказа Кайман, вороша в догорающем костре угли. — Тут все намного серьезнее, чем в Бутане.

На исходе седьмого дня, миновав селения Гьянгзе и Дагожука, мы, наконец, вышли к своей конечной цели.

Лхаса раскинулась в обширной зеленой долине, окаймленной высокими горами, с синеющей в ней извилистой лентой реки Кьи Чу, притоком Брахмапутры.

Тут и там на склонах темнели древние монастыри с храмами, ниже улицы и кварталы, меж которыми змеились рыжие дороги.

— Эпическая картина, впечатляет, — обозрев ландшафт, констатировал Кайман.

— Не то слово, — ответил я, трогая пятками коня.

Пони всхрапнул, и мы стали спускаться в долину.

Глава 8. В Обители богов*

В город въехали на закате солнца через западные ворота.

Направляемый проводником караван проследовал по узким улицам, застроенным домами из камня и сырца, миновал все еще людный базар, после чего впереди возник белый культовый ансамбль с бордовой окантовкой.

Это самый древний в Тибете храм Джоканг, — обернулся к нам Сунлинь. — Выстроен императором Сонцен Гампо в седьмом веке. Здесь отдыхает Золотой Будда.

— В таком случае навестим столь святое место, — натянул я повод. — А заодно возблагодарим Великого Учителя за благополучное путешествие.

— Воистину так, — изрек лама Кайман, после чего все спешились.

Оставив животных под присмотром погонщика, флегматично жующего насвай* и отряхнув с одежд пыль дорог, мы направились к входу.

Хранивший святую реликвию четырехэтажное здание восхищало своим неповторимым стилем, покрытой узорчатой бронзовой плиткой крышей, увенчанной двумя золотыми ланями и колесом дхармы*.

Внутри его была прохлада, легкий полумрак и дурманящий запах курящихся в медных жаровнях восточных благовоний.

Изобразив на лицах смирение, мы прошли в главный зал, где на алтаре возвышалось золотая статуя Будды, бесстрастно взирающего в пространство.

Немногочисленные молящиеся, уйдя в себя, мысленно с ним общались, рассказывая о своих чаяниях и желаниях.

Здесь же находились несколько служителей, тенями возникавших из ниоткуда и так же бесплотно исчезавших.

Купив у них благовонные палочки и воскурив их от уже зажженных, мы несколько минут безмолвно созерцали окружающее, потом опустили на поднос для подношений по несколько юаней и двинулись по ритуальному пути, именуемому "кора". При этом повертели молитвенные колеса, загадав желания.

— Теперь, уважаемые кущо — ла, я сопровожу вас в гостиницу, — обратился к нам Сунлинь, когда надев обувь, мы вышли в гаснувший свет дня. — Там сможем отдохнуть и подкрепиться.

Гостиницей, если ее можно так назвать, был находящийся на соседней улице, прошлого века караван-сарай, где мы и разместились.

Лошадей с яком, сняв поклажу, определили в каменную, с низким навесом загородку, а нас в две жилых смежных комнаты.

— Восточный колорит, — оглядев убранство нашей, состоящее из войлочного ковра на глиняном полу, устроенной по периметру лежанки с очагом в центре и медным светильником под потолком, — заявил Кайман, дружески потрепав по плечу упитанного, с двумя косами у висков, хозяина.

— Ши-ши *, — напевно произнес тот, считая переданные ему юани

— Ну, а теперь уважаемый, мы бы хотели смыть пыль дорог и поесть, — обратился я к владельцу "гостиницы". — А заодно накормите наших людей, да получше.

— Буюн се*, — последовал ответ, и тибетец сделал приглашающий жест к выходу.

Во дворе, у колодца мы умылись, утершись извлеченными из походных сумок полотенцами, а когда вернулись, нас ждала расстеленная на ковре скатерть, со стоящим на ней блюдом тибетского хлеба — цампы и двумя фаянсовыми, исходящими душистым паром, мисками.

Помолившись, что уже вошло в привычку, мы отломали по горячему куску цампы, и, вооружившись костяными ложками, быстро опорожнили миски.

Когда с первым блюдом было покончено, в комнату, мелко ступая, вошла миловидная девушка в национальной одежде, и, встав на колени, поставила перед гостями медную тарель жареной баранины.

Есть без вилок нам было не привыкать, мясо, приправленное луком, тоже отправилось по назначению. Далее был подан тибетский чай, схожий с бутанским, после которого "стол" был убран, а мы возлегли на лежанки с валиками-подушками в головах и с наслаждением закурили.

— Каков будет план на завтра? — устроившись поудобнее, благостно вопросил вождь.

— Для начала навестим Панчен-Ламу и ознакомимся с городом. Дальше будет видно.

— Полушай, Этьен, — глядя в потолок, выдул струйку дыма Кайман. — Почему бы нам не купить себе дом? Надоели все эти временные пристанища, пора обосноваться капитально.

— А что? Умная мысль,— оперся я на локоть, стряхнув пепел в черепок. — Мне они тоже порядком надоели. Этим стоит заняться.

Постепенно разговор затих, нас разморили сытость и усталость, где — то в щели запел сверчок. Негромко и умиротворяющее.

— Хорошо — то как, — пробормотал Кайман. И все окутал Морфей. Своими мягкими крыльями

Когда мы проснулись, за узким, выходящим во двор окном помещения, занималось утро, в прозрачном воздухе издалека доносились звуки гонга.

Во время завтрака, развивая вчерашнюю идею, мы пришли к решению, что помимо покупки дома, следует оставить имевшихся у нас животных.

Пони с яками были лучшим средством передвижения в горной стране, в чем мы воочию убедились. Но для ухода за ними и жильем требовался человек. И, желательно, надежный.

— Сунлинь, — не раздумывая, сказал Кайман. — Думаю, он согласится.

Выйдя во двор, и щедро расплатившись со спутниками, которые уже собирались в обратную дорогу, мы сделали ссыльному соответствующее предложение. Тот расплылся в улыбке.

— Я буду вам верным слугой, уважаемые кущо-ла (низко поклонился). — За кров, одежду и еду. Большего мне не надо.

— Каждый труд должен оплачиваться, — назидательно произнес я. — Ты будешь получать достойное жалование.

Для полноты ощущений мы подарили погонщику осла вместе с упряжью, и тот рассыпался в благодарностях.

— А теперь, Сунлинь, разыщи— ка нам хозяина, — обратился к китайцу Кайман. — У нас к нему разговор. После чего мы вернулись в комнату.

— Я к вашим услугам, — появился через несколько минут владелец караван-сарая. — Чего святые люди желают?

— У нас к вам разговор, — сидя на циновке поверх ковра, многозначительно, — изрек я. — Присаживайтесь.

— Весь внимание, — сделал умильное лицо толстяк, с кряхтеньем опустившись напротив.

— Мы с достопочтимым ламой Кайманом, — указал я четками на приятеля, — хотели бы приобрести в городе хороший дом. Вы не согласились бы нам в этом помочь? Естественно за плату.

— Всегда к вашим услугам, — оживился тот. — Послать за человеком?

— Кто он?

— Посредник в торговых делах, и мой добрый знакомый, — ответил владелец караван-сарая.

— Хорошо, мы ждем, — благосклонно кивнул я. — Посылайте.

Спустя полчаса во двор на муле въехал представительный старец в шелковом халате, спешился, передав повод слуге, и прошел к ожидавшим.

Выслушав нас, он вопросил, в какой части города нужен дом и располагаем ли мы достаточными средствами.

— На этот счет можете не беспокоиться, уважаемый — ответил Кайман. — Их у нас достаточно. А дом, я подчеркиваю — добротный и с хозяйственной постройкой для скота, нам нужен в тихом и красивом месте.

— Я понял, — наморщил лоб старик. — Постараюсь найти такой. Как скоро это вам надо?

— Чем быстрее, тем лучше, — сказал я. После чего, обсудив детали, мы договорились встретиться вечером.

Когда по двору процокали копыта, оставив Сунлиня на хозяйстве, мы с Кайманом стали готовиться к визиту к Панчен-Ламе. Для чего посетили одну из городских бань, где хорошо попарились и воспользовались услугами парикмахера, а заодно купили новую одежду. Старая была прожжена на стоянках у костров и поистрепалась в дороге.

Имевшееся у меня письмо, безусловно, было подспорьем для начала мессианской деятельности, но следовало, "показать товар лицом", и я пробудил внутреннюю суть. То — есть, составляющих. Приказав им выдать что-либо актуальное на ближайшее время.

Они поднапрягли извилины и сообщили, что спустя три недели на Таиланд обрушатся муссонные дожди, которые приведут к небывалому наводнению и гибели более ста тысяч населения.

— Ясно, — сказал я. — Отдыхайте. На связи. После чего, когда мы вернулись в караван-сарай, сообщил Кайману об очередном прозрении.

— Весомое дополнение к нашей индульгенции, — выслушав его, одобрил вождь, и на следующее утро, прихватив письмо, мы отправились во дворец Потала. На аудиенцию с Панчен — Ламой.

Это был второй по рангу иерарх после Далай — Ламы, который, спасаясь от коммунистического режима, уже много лет находился в эмиграции, злобствуя и проклиная захватчиков.

Высоко вознесшийся над долиной, построенный в седьмом веке, дворцовый комплекс по праву считался одним из чудес света, являлся местом обитания всех Далай-Лам и символом Тибета.

Обозрев его с фасада и поудивлявшись искусству древних зодчих, мы поднялись по ступеням к посту охраны, где сообщили дежурному офицеру, что доставили тибетскому иерарху послание от Верховного ламы Бутана.

После этого нас сопроводили в дворцовую канцелярию, начальник которой вознамерился его принять. Для передачи.

— Мне предписано это сделать лично, уважаемый — холодно заявил я. — В святейшие руки.

— Хм, — недоверчиво взглянул на меня чиновник. — А кто вы собственно такой?

— Лама Уваата.

При этих словах в его глазах возник неподдельный интерес, нам тут же было предложено сесть, а бюрократ, попросив обождать, заспешил к двери.

Минут через десять, запыхавшись, он вернулся и взялся сопроводить нас к "телу".

Поднявшись по изукрашенным росписью дворцовым переходам на третий этаж, мы оказались в изысканной, оформленной в восточном стиле приемной, где нас ждал второй чиновник. Более высокого ранга.

Первый, кланяясь, упятился назад, а второй назвался личным секретарем его Святейшества.

— Мы слышали о вас, уважаемый гуру Уваата, — вкрадчиво произнес он — Прошу следовать за мной. И сделал радушный жест в сторону широкой, отделанной позолотой двери.

Нажав рукоятку и потянув одну из створок на себя, секретарь пропустил монахов вперед и мы оказались в высоком, помпезно отделанном помещении. Матово сиял мраморный пол, устланный драгоценным ковром, вдоль украшенных гобеленами стен, изображавшими жизненный путь Будды, стояла вычурная, красного дерева мебель, вверху отсвечивали каскадами хрусталя люстры.

Спустя минуту из боковой двери кабинета шурша длинными золотистыми одеяниями, появился лет пятидесяти человек. Невысокого роста, инфантильный и хрупкого телосложения.

Когда он подошел ближе, мы с Кайманом чуть поклонились, а затем я протянул иерарху пенал с письмом от его коллеги.

— Мы рады видеть гуру Уваату на Крыше мира, — бесцветным голосом произнес сановник, приняв холеной рукой пенал и осмотрев целостность печати. — К нам дошли вести о вас из королевства Громового Дракона.

— Хорошо отлажена у святых отцов связь, — подумал я. — Почти как в фильме "Праздник святого Иоргена".

Далее нам было предложено сесть (хозяин расположился в похожем на трон кресле напротив), после чего сделал знак секретарю. Тот, поклонившись, вышел

— Что привело вас в нашу заоблачную страну? — продолжил иерарх с непроницаемым лицом. — Затерянную на краю света.

— Ее покой и близость к Великому Учителю, — возвел я к потолку глаза.

— В остальном мире все суета — сует, благонравно добавил Кайман строку из Экклезиаста*.

— И чем вы намерены заниматься? — последовал очередной вопрос.

— Созерцать отсюда Мир. И сеять. Доброе, разумное, вечное.

— В какой форме?

— В той самой, о которой Вы вероятно слышали. Я — Гуру.

При этой фразе святоша пристально взглянул мне в глаза, а потом отвел их. Смутить бывшего контрразведчика и прокурора было сложно.

— Не иначе как от святости этих мест, — добавил я, плавно разведя руками,— во время утренней медитации мне явилось очередное откровение.

— Могу я узнать, какое? — насторожился лама.

— Через месяц в Таиланде произойдет небывалой силы наводнение, которое может принести неисчислимые жертвы.

— Как? Где? Откуда вам это известно? — болезненно сморщился иерарх в своем кресле.

— Я сказал, в Таиланде, — раздельно повторил я. — Оттуда (уставил вверх палец).

— А может вы ошибаетесь? — поерзал инфантил в кресле. — Это на самом деле случится?

— Торг здесь неуместен, — значительно изрек Кайман. Поджав губы.

— Если эта весть придет в Бангкок с Тибета, — добавил я, — это еще больше возвеличит его в глазах миллионов верующих. А теперь прошу простить. У нас дела, о Мудрейший.

Вслед за чем мы с вождем встали, оставив "земного бога" в растерянности и, откланявшись, вышли.

За дверью нас ждал секретарь (судя по виду, он подслушивал), проводивший гостей из дворца до поста охраны.

— Посмею спросить, где вы остановились, кущо-ла? — изобразив почтение на лице, поинтересовался на прощание чиновник.

— В караван-сарае, сын мой, — ответствовал я. — Оставайся с миром.