Имперский сыщик. Аховмедская святыня

— Вашу гипотезу хорошо бы проверить, — предложил первый полицмейстер.

— Конечно, прошу вас, Константин Никифорович, — Витольд Львович отошел от стола, стоявшего в середине комнаты, пропуская Его высокородие, — Мих, пропусти. Только у меня к вам большая просьба, поднимите его сюда.

Полицмейстер кивнул и, протиснувшись мимо орчука, поспешил вниз.

— К слову, тот самый прием, где вас, Николай Соломонович, Его Императорское Величество Святым Георгием пожаловали, обер-полицмейстером был пропущен нарочно, а не по причине болезни.

— Ну конечно, ведь Государь Император имеет высший дар, доставшийся от божественного Ковчега, читать мысли, — воскликнул Петр Андреевич, будто вина Его превосходительства была уже полностью доказана.

— Именно. Тогда я, собственно, и начал подозревать плохое в отношении... — Меркулов посмотрел на угрюмого обер-полицмейстера, на мгновение смутился, но все же нашел в себе силы продолжить, — не каждый день Император приглашает ко двору, тем более награждает орденом. Сослаться на болезнь мог либо смертельно немощный, либо человек, который не хотел, чтобы его мысли были прочтены.

На лестнице застучали сапоги, послышался было возмущенный визг хозяйки: "Растопались, ироды" (на дворе и впрямь стояла ночь), но Константину Никифоровичу понадобилось всего несколько слов, причем в них не было ни одного бранного, после чего старушка мигом успокоилась и скрылась у себя. Первый полицмейстер появился, оттеснив с прохода Миха, не один, а с еще одним полицейским. Вместо саквояжа оказался старый, ровесник деда Его превосходительства, достаточно крепкий дорожный сундук, потому несли его с двух сторон.

— Вниз дуй, живо, — бросил первый полицмейстер подчиненному, уже с удивлением рассматривающему, как Николай Соломонович вроде и бережно, но все же цепко придерживает обер-полицмейстера. — Сшибать замок или ключ дадите, Александр Александрович?

Его превосходительство с видом полным благородного оскорбления отвернулся прочь, не проронив ни слова.

— Позвольте, — оттеснил Петр Андреевич Константина Никифоровича, уже присматривающего в комнате предмет поувесистей.

Пухлый полицмейстер приблизился к замку, повисшему на сундуке, покопался в кармане и достал... пару отмычек. Мих удивленно посмотрел на полицейских, но они и сами пребывали в полном изумлении. Петр Андреевич, как заправский отверточник с Сигаревского района, повозился в отверстии навесного замка, нечто мягко поддел, и запор с глухим стуком упал на пол.

Витольд Львович бережно, будто перед ним стоял ларь для драгоценных камней, поднял крышку и стал аккуратно убирать беспорядочно сложенную впопыхах одежду.

— Прошу меня великодушно простить, Ваше превосходительство, — сказал он, — обычно не имею привычки копаться в чужом белье. Но долг...

Притом выглядел Меркулов не сказать чтобы сильно сконфуженным, а вот на Александра Александровича было жалко смотреть. Старик посерел лицом, оказавшись похожим на покойника, плечи его вдруг стали покатыми, сам он сморщился, съежился. Титулярный советник вдруг остановился и медленным движением выложил на стол тряпицу. Отвернул один угол, второй, третий, и вот уже лежит перед ними бурое, как шоколад, что на Верхнеилецкой продают, и усохшее копыто на отрубленной ноге.

Сразу видно, много времени прошло с тех пор, как мощи от тела отделили, они уж и сморщились все, потемнели. Может, и изначально аховмедец смуглый был, да кто теперь разберет? Единственно ясно — стати козлоногий был неописуемой. Сколько лет прошло, а даже теперь, истаявшее от времени копыто не в пример больше было, чем любая нога даже самого высокородного жителя Матара. Может, и правда прародителем аховмедцев был тот Рогатый?

— Вы уверены, Витольд Львович, что это, — Николай Соломонович пренебрежительно сморщился, — нужно козлоногим? Как человек с даром никаких магических проявлений в этом копыте я не чувствую.

Константин Никифорович и Петр Андреевич не преминули посмотреть на "гусара". Только один с плохо скрываемой завистью — хотелось, ох как хотелось первому полицмейстеру магией обладать — а другой с уважением, мол, вон среди нас какой человек работает.

— Я тоже не чувствую, — ответил Меркулов, — могу сказать точно, никакой магии тут нет. Если и была раньше, то истончилась и пропала, а может, и вовсе ее никогда не было. Но факт остается фактом: это мощи того самого прочего, которого при жизни прозвали Рогатым Богом. И аховмедцы пойдут на все, чтобы заполучить их.

— И что теперь?

Мих не сразу разобрал, кому принадлежал голос. Прозвучал он с надрывом, так голодные чайки кричат над рекой, выронив рыбу. Но господа поняли, повернули головы к обер-полицмейстеру.

— Думаю, все зависит от вашего разговора с великим князем. Винитесь, Ваше превосходительство, перед ним.

— Не простит, — недобро усмехнулся старик, — да и в чем виниться? Что мне, герою Днегорской шипки, не у государя место дали, не губернаторствовать направили, а кость бросили: занимайся, Муханов, самой грязной работой? Знаете ли вы, сосунки, сколько я уже обер-полицмейстерствую? Двадцать шесть лет. Ты, Витольд, тогда и вовсе не родился. И что, да ничего. Забыли про меня. Откупились шестьюстами целковыми в год, будто то деньги.

Мих чуть не поперхнулся. Знал он, что живут иные мужики и на тридцать рублей в месяц, не жалуются, тут же...

— Вы правы, Александр Александрович, — согласился Меркулов, — зря вас на действительной военной службе не оставили, зря за порядком в Моршане следить поставили. Избаловала вас жизнь столичная. Вы ведь, держу пари, и взятки берете.

Его превосходительство гневно посмотрел на титулярного советника, а тот лишь в ответ покивал.

— Берете, берете, причем немалые. Это даже совсем не странно, у нас на вашем месте немногие не берут. Даже вроде странным это кажется. Но вы ведь злодей особый: вы мало того что подобной системой пользуетесь, вы еще и недовольны. Для вас и Император, и государство Славийское пустым звуком стали. Оттого и с гоблинарцами сблизились.

— Думаете, Витольд Львович, что за этим сплющеноухие стоят? — Вмешался в гневную отповедь Петр Андреевич.

— Чертежи, найденные у Черного, были на гоблинарском, золото, которое должен был подкинуть мне Черный, думаю, выдал сам Александр Александрович из своей оплаты.

— А аховмедские деньги, которым Черный оплачивал склад и жилье?

— Лишь отвод глаз. Причем довольно неумелый. Не будут же аховмедцы платить, чтобы ухудшить свое положение. О том, что за всем стоят гоблинарцы говорит и самый главный факт — Черный. Всем известно, кто лучшие инженеры в мире, поэтому конструирование механоида можно смело записать на их счет. Пока не представляю, как им удалось добиться заключение магической энергии, питающей Черного, в артефакт, но только гоблинарцам подобное под силу.

— В ваших словах, Витольд Львович, есть смысл, — согласился Петр Андреевич. — Вы кого-то ждете?

Вопрос был задан потому, что снаружи послышался шум подъезжающего экипажа. Кучер, в отличие от полицейских возничих, не хоронился, потому громким "тпру" сдержал лошадей. Мих поводил ушами: не меньше двух животин, значит, и коляска не простая, а из богатых. Что Витольд Львович и подтвердил.

— Да, господа. Я отправил два письма: первое Александру Александровичу, а второе великому князю. Ведь не нам же распоряжаться судьбой этих мощей, этой аховмедской святыни. Не в нашей компетенции. Тут дело государственного порядка.

Торопливо застучали каблуки по лестнице. Орчук даже удивился. Он привык видеть Его Высочество в степенном спокойствии, сейчас же во всех действиях угадывалась удивительная поспешность, так несвойственная аристократам. Следом показался сам великий князь, взъерошенный, с горящими глазами и верным камер-фурьером за спиной.

Он мельком посмотрел на Миха, но и этого хватило, чтобы орчук вжался в стену, после Его Высочество скользнул внутрь квартиры и остановился, переводя взгляд с мощей на обер-полицмейстера. Внезапно великий князь подскочил к Муханову и отвесил такую хлесткую пощечину, что звон ее ударил по ушам почище ружейного выстрела.

— Ваше Высочество, держите себя в руках, — посуровел Витольд Львович.

Как ни странно, но именно это замечание возымело эффект. Брат Императора стал похож на себя прежнего, еще раз обвел всех многозначительным, не сулящим ничего благоприятного, взглядом, и обратился к титулярному советнику.

— Все, что вы изложили в своем письме, правда?

— Как вы изволите видеть, Ваше Высочество. Вот реликвия, которую мы так долго искали. Господа полицмейстеры выслушали мои доводы и не высказали решительного противления. Тем более Его превосходительство невольно признался в содеянном, хоть и не раскрыл полностью всего.

— Превосходительство, — презрительно выплюнул князь, — ненадолго он теперь в превосходительствах ходить будет. А уж о содеянном расскажет как миленький. Господа, об этом прошу ничего и никому... Скоро я со всеми вами поговорю. Теперь же, — Его Высочество аккуратно завернул мощи в тряпицу, — надо обговорить все с аховмедской делегацией. Николай Соломонович, Константин Никифорович, сопроводите... этого ко мне домой, никто не должен знать, что произошло. Не в тюрьму же его... Петр Андреевич, возьмите самых верных Императору людей и сделайте обыск в апартаментах бывшего обер-полицмейстера. До скорой встречи, Витольд Львович...

Когда они уже остались вдвоем, Мих тяжело уселся на пол. Ноги ходили ходуном, а тело точно перенесло горячку. Орчук поглядел на дорожный сундук Его превосходительства, оставленный в спешке, и его бережливая натура опять взяла верх. Стал он думать, куда приспособить теперь такую нужную и брошенную вещь.

— Ну и ночка, — сказал вроде сам себе Витольд Львович.

— И не ночка уже, господин, — кивнул в сторону окна Мих.

Там, освещая купола церкви Симеона Исповедника и частично сбитую черепицу ближайших доходных домов, далеко, почти за краем земли, алела в прорехах туч предрассветная полоса. Вздохнул орчук: вот и пережили ночь. Усталость, до того сидевшая в углу грязным стыдливым псом вдруг подскочила к Бурдюкову. Потяжелели веки, потянулся в широком зевке рот, зачесались глаза. Спросил он уже так, на всякий случай.

— Теперь что делать будем, господин?

— Думаю, Мих, что выражу общее мнение. Теперь мы будем спать.

Глава 19, что и не глава вовсе, а скорее эпилог

— Скучно, — пожаловался Мих.

— Займись чем-нибудь конструктивным, — отозвался из-за книги Витольд Львович.

Сам господин даже в их служебном бездействии находил для себя массу полезных занятий. Один день у него пошел на чистку револьвера и заточку клинка в трости. Другой на полную, или как выражался Меркулов, "генеральную" уборку (Мих сначала насторожился, ибо ожидал, что посмотреть, как они вычищают кабинет, явится некий генерал), потом вот сел за книги. А ему, орчуку, спрашивается, что делать?

Нет, пробовал, конечно, полукровка по примеру титулярного советника в чтение удариться. Но тягостно целыми днями над книгами корпеть, глаза устают, лоб затекать начинает, в висках стук происходит. Да и большей частью держал у себя Витольд Львович все труды бермудные, подкупая новые все с теми же замысловатыми названиями: "Воображаемая геометрия" Лобачевского, "Хирургическая анатомия артериальных стволов, с подробным описанием положения и способов перевязки их" Пирогова, "История государства Славийского" Карамзина.

Миху же нравились романы, обязательно с приключениями. Чтобы герой в них либо стрелял метко, либо силой обладал исключительной или ловкостью, а геометрии эти — муть одна сплошная. Вот и приходилось теперь орчуку сидеть подле Меркулова на крепком табурете (сумел у сослуживцев выпросить, ведь в самом кабинете выделенном только шкаф, стол да стул господский, а про полукровку вроде как забыли) и откровенно скучал. То потолок начнет рассматривать, то пальцем возить по стене начнет, то нос почешет.

Уж как хотел орчук, чтобы поскорее закончилась круговерть опасная, а вот завершилась она, и непривычно теперь. Едят как положено, по три раза в день (полденные перекусы тут не в счет), спят тоже по режиму особому, чтобы глаза с утра не продирать через силу, даже на службу пешком стали ходить неспешно, а все равно скучно.

За окном зашуршало, появилась сначала одна рука, потом вторая, а после внутрь влез и сам Сенька. За пазухой у него была спрятана свежая, но уже смятая газета с загнутыми углами. Мальчишка по-хозяйски огляделся, вытер вечно сопливый нос и кивнул орчуку.

— Дядя Мих, дай пирожок.

— Еще тебе чего дать? — Спросил полукровка с напускной строгостью. — Сколько раз тебе говорили, не лазить через окно. Двери для чего?

— Ой, там пока бумагу выпишут, пока вас известят, пока пустят, полдня просидишь, — стал вытаскивать газету мальчишка. — А тут по трубе взобрался, и все. Ну дядя Мих, дай пирожок, смотри чего принес.

Он протянул свернутые листы, но не орчуку, а сразу Меркулову. Витольд Львович оторвался от книги, взял газету, поданную не с первой страницы, а с четвертой и стал читать вслух.

— По причине здоровья моршанский обер-полицмейстер Муханов Александр Александрович, полный кавалер орденов и... — титулярный советник пробежал глазами менее любопытное и остановился на самом значимом, — подал прошение Его Императорскому Величеству о выходе на пенсию... Мих, да дай ты уже Сеньке пирожок... В ближайшее время Его превосходительство отправится в родовое имение под Охотском.

— Это ж у черта на рогах, — удивился орчук, вынимая из-под ручника купленные утром пирожки.

— Я думал, его в острог упрячут, — схватил грязной рукой угощение мальчишка и тут же кусая, — у... с капустой. Вчера лучше были.

— Вот ты вчера и приходи. Да и вовсе болтать тебе об обер-полицмейстере не положено. Смотри, у меня, разболтаешь кому...

— Дядя Мих, так я же свой, я ж ни в жисть!

Как ни странно, тянулся мальчишка к Миху, да и орчук Сеньку полюбил. Вихрастый, смышленый, шустрый, единственно только улица на нем уже отпечаток свой поставила: и манерами, и поведением. С жизнью прошлой и общением он не завязал, якшался с личностями всякими подозрительными. Через это у Миха с Витольдом Львовичем основные споры и шли. Меркулов упорствовал, что мальчишку к хорошей жизни надо через доброту и ласку приводить, Мих же упор делал на строгость и дисциплину.

— Дядя Мих, а ты возьми завтра с рыбой, ужо они вкусные, жуть.

— Через дверь зайдешь, возьму.

— А как же ты возьмешь, ежели покупаешь утром, а я к обеду прихожу?

— Вот так. А научишься как человек являться, закажу большой орчий пирог с мясом и весь тебе отдам.

— Да ну? — Чуть не подавился капустой Сенька и задумался.

— А и вправду, господин, чего Его превосходительство в острог не отправили?

— Если арестовывать Муханова в открытую, то придется и статью раскрывать. А вы сами только подумайте, обер-полицмейстер столицы и изменник. Смута будет. К полиции, опять же, доверие утратится. Лучше Александра Александровича в ссылку отправить, да подальше, чтобы не разболтал чего. Думается мне, не вернется он оттуда уже, надзор за ним будет соответствующий.