| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Невероятно запретная тема.
Динка, даже не думай! Не смей...
Но перед глазами то и дело вставало знакомое лицо.
И серо-голубые глаза. Ум, цепкость, насмешка. Жесткая ирония или вдруг понимание, плавящее любое возникшее раздражение. Гордый профиль, невероятное спокойствие и сила... много силы. Необычной, совершенно несвойственной другим людям, не требующей физического проявления, потому как доказательство ее существования витало в самом воздухе, стоило Дрейку войти в комнату.
И защищенность. Никогда в жизни не ощущавшаяся так ярко, всеобъемлюще. Будто с появлением начальника, создавался вокруг непроницаемый для бед барьер, внутри которого стоял Он. И я под крылом всесильной горгульи, чей холодный взгляд мог жечь или возрождать, и, о горе тому, кто окажется на другой стороне того барьера.
На уроках, впрочем вечерние чаты не обсуждались. Дрейк, проверив задание, переходил к новым объяснениям, и лишь иногда в глазах его пробегали крохотные искорки, напоминающие в вечерах с ноутбуком у камина.
Мне не хватало смелости спросить, где стоит его собственный компьютер и как часто он проверяет черное окошко с мигающим курсором. Об этом оставалось лишь догадываться, глядя на его серьезное лицо, почти что холодное, если бы не странное, почти неуловимое выражение в глубине серо-голубых глаз.
Я же млела...
Тихонько цвела и упивалась этим чувством, тем не менее, осознавая, что держать его нужно под строжайшим контролем, ни разу не проявив вовне — способности начальника, по-видимому, были огромными. И чтобы хоть как-то укрыть запретные мысли, после каждого такого размышления, я аккуратно прятала их в воображаемую шкатулку и плотно запирала ее на замок, не полагаясь, впрочем, только на это.
Те потоки силы, которые с каждым разом все отчетливее ощущались во время медитаций, я пускала на создание невидимого кокона для драгоценного ящика. И только после совершения всех ритуалов, более-менее успокаивалась. Не увидит. Не должен. Учусь я, в конце концов, или нет?
Правда, мысли — хитрые, сладкие, будто обмазанные медом, несмотря на замок, тут же вылазили из-под крышки шкатулки, чтобы до отказа забить голову приятными картинками.
Что же делать?
Беда, да и только. Придется придумывать еще методы по борьбе за сохранность моей маленькой тайны.
Курсор мигал.
Призывно, интригующе, будто приглашая что-нибудь написать. Я долго смотрела на черный экран, ощущая легкое возбуждение.
Какой же ты на самом деле? Поддашься ли хоть чуть-чуть?
Часы на полке сообщили о наступлении десяти часов вечера. За окном темно. Дома время стоит, лепота. А здесь так интересно. И становится с каждым днем все теплее и как будто опаснее.
Тишина. Ни соседей, ни шума на улице, только звук собственного сердца, отдающийся пульсацией в ладонях.
— Спокойной ночи.
Написала я, и прикрыла глаза. Голову вело от незнакомого чувства — почти сметающего с ног ветра перемен. Не хотелось задавать никаких вопросов: что, как, к чему, почему? Хотелось просто сидеть, закрыв глаза, слушая тишину вокруг и ощущать, как залипаешь в паутину чего-то важного, самого красивого в жизни.
Ответ на экране не возник.
Одиноко мигал, выполняя свою работу, маленький белый курсор.
Спать я отправилась, улыбаясь.
* * *
*
Совершенства можно было достичь, только изменив форму.
Человеческое же тело, сколько ни тренируй, постоянно выдавало ошибки, как плохо написанная программа, с закравшимися во все щели эксплоитами*. В один момент кажется, что мозг стопроцентно подчиняется командам и выдает лишь верную, и интересующую информацию, в другой он вдруг начинает сбоить, как потерявший нужную частоту радиоприемник, исторгая из динамиков тонны помех и шума. И пока крутишь ручки, стараясь перенастроиться на прежнюю волну, уходит время — слишком ценный ресурс, чтобы его терять. Время не в привычном для людей понимании, где все сводится лишь к течению минут, а время — глобальной системы тех или иных совпадений, происходящий в каждый конкретный момент. А совпадениям нужен контроль.
Человеческое тело...
Эмоции чаще всего удавалось упаковать в жестяную коробку, но и они раз от раза преподносили сюрпризы. Ожидаешь получить одну определенную, даешь ей право показаться на поверхности, а тут, вдруг, откуда ни возьмись, покажется другая — неожиданная, ставящая в тупик, и опять же уходит время на регулировку, приведения психологического состояния до наиболее функционального уровня.
И, тем не менее, Дрейк любил человеческое тело. Его неидеальность, несовершенство, в какое-то мере даже ненадежность, проявляющиеся здесь и там сбои. Вот как сейчас, когда высветилась на экране надпись "Спокойной ночи" и возник в груди совершенно ненужный, казалось бы, отголосок забытого чувства.
Дрейк улыбнулся.
Подошел к бару с винами, выбрал одно — невероятно старинное и дорогое, налил в бокал и сел на широкий красный диван, неподалеку от рояля, расположив ноги на пуфе. Ноутбук стоял рядом. Мало кто знал, что компьютер был далеко не обязательным атрибутом общения с Комиссией, скорее формальным, на котором привычно нажимать клавиши. На самом деле, отвечать мысленно для Дрейка было быстрее и проще, но старые добрые методы влекли классичностью исполнения.
Он сделал небольшой глоток, подержал вино на языке, медленно с наслаждением дал скользнуть ему внутрь, в желудок.
Человеческое тело...
Грех отказываться от таких приятных моментов, гурманской радости вкусовых рецепторов.
Взгляд на экран и мысли перетекли с короткой фразы, на написавшую ее девушку.
Дина.
С этим именем на ум приходили не только воспоминания о ее лице, повадках, открытой непосредственности, торопливости и жадности до знаний. Но так же о невероятном потенциале, скрытом, еще дремлющем внутри клеток, о котором ей еще предстояло однажды узнать. Она проснется не только как сильная личность, способная творить и перекраивать реальность, но и как женщина.
Дрейк отпил еще вина и засмотрелся на блики от вишневого напитка на стенках бокала. Качнешь ножку, и розовая пленка неторопливо сползает по стенке, оставляя маслянистый след, сразу видно — текстурный, качественно выдержанный в правильных условиях виноград.
Внутри тихо, почти незаметно клубились различные эмоции — любопытство, удовлетворение, азарт.
Он любил заниматься своей работой, которая включала в себя сложные задачи по планированию стратегии поведения общества в тех или иных условиях, любил наблюдать за течением жизни на Уровнях, управлять ею, любил раскрывать потенциалы сотрудников, учить, наставлять, шлифовать их, и вот настал момент, когда появился новый... и не просто сотрудник, а сотрудник-женщина.
И все вдруг оказалось сложнее, запутаннее и интереснее, потому как помимо работы, вдруг стали примешиваться личные чувства и интересы, обычно не свойственные процессу.
Дина. Знала ли она сама, как много в ней скрыто? Нет, по-видимому, даже не догадывалась. А ведь она была не просто красива снаружи. В ее груди тлел настоящий огонь — огонь Женщины с большой буквы, Леди, которой ей еще предстояло стать.
Дрейк позаботится об этом. Он не просто научит ее тому, что она должна знать, он раскроет ее, как цветок, как ювелирную шкатулку с драгоценностями, чтобы каждый узрел не только витой узор на поверхности, но и глубокий внутренний свет, исходящий из ядра ее сущности.
И пусть он не сможет оставить ее себе. Пусть она потом выберет кого-то другого — молодого здорового жеребца, с кем захочет связать жизнь. На Уровнях было множество достойных кандидатов на эту роль — умных, умеющих защитить. Но пока, пока она всего лишь спящий бутон и это его — Дрейкова задача — аккуратно разложить лепесток за лепестком, не повредив, не помяв, открыть спящие глаза настоящей Женщины и дать ей увидеть себя в новом свете.
Флирт ей не повредит, наоборот, поможет быстрее развиться. Дрейк уже заметил признаки личной симпатии в голове новой сотрудницы — та пока была слишком неумела, чтобы скрывать истинные чувства от того, кто прожил на свете гораздо дольше, чем можно было предположить. Но ведь не в годах делах и даже не в опыте. Физическую форму всегда можно было подкорректировать, если бы появилась необходимость, но таковая навряд ли возникнет, потому что Дина еще слишком молода, еще совсем птенец. Это потом уже отрастут длинные цветные перья, появится хохолок и великолепный хвост, и тогда, осознав свою природную красоту и могущество, она начнет управлять мужчинами, как шахматными фигурками, и раньше или позже, обязательно переключится с него на других. На кого-нибудь вроде Мака Аллертона или Аарона Канна, или Дэлла Одриарда.
Хорошие парни. Достойные. Дрейк же просто проследит, чтобы она не ошиблась с выбором. Проследит совсем ненавязчиво, просто чтобы быть уверенным, чтобы быть спокойным.
Но пока еще есть время, а впереди — интересная задача. Пусть будет флирт, пусть всколыхнутся в памяти ощущения, давно позабытые, и, казалось, ушедшие из жизни навсегда. Пусть из девочки вырастет Королева, Императрица. Та, что любит и обожает себя саму, а других укладывает на лопатки одним лишь взглядом.
Дрейк улыбнулся, глядя на простую и добрую надпись "Спокойной ночи".
Все еще впереди. Он сделает то, что хочет и отойдет в сторону, когда настанет правильный момент, но это произойдет еще не сейчас. Сейчас его выход на сцену.
Эта мысль заводила мозг начальника, как ничто другое за последние годы. Новая игра, новый великолепный результат — Богиня, искусно и совершенно вылепленная своими собственными руками. И, может быть, потому, что подобным заниматься еще не приходилось — задача заводила вдвойне.
Он почувствовал, что ждет завтрашнего дня.
Ей-богу, человеческое тело несовершенно.
* * *
*
— ... Итак, как я уже сказал — слова отражают мысли, мысли отражают чувства, чувства влияют на силу — либо добавляют, либо отнимают ее. Таки образом, домашнее задание будет следующим: весь завтрашний день ты говоришь людям плохое — рычишь в ответ, огрызаешь, сыплешь оскорблениями и наблюдаешь за своими ощущениями вечером. Результат тебе не понравится, но он даст хорошо прочувствовать влияние негативных высказываний на физическое состоянии и закрепит в памяти то, что слова — это не ПРОСТО СЛОВА, а энергоизъявления, точнее утечка того, что можно было бы сохранить и преумножить.
Я внимательно слушала Дрейка, одновременно наблюдая за тем, как он что-то чертил на доске. Класс снова был маленьким, уютным, всего с одним столом и несколькими стульями. Белая, залитая солнечным светом входная дверь, поскрипывания мела, шорох серебристой ткани.
Взгляд перебирался с мелка в его руки на саму руку, форму пальцев, кисти, по бицепсам на широкую спину и шею, с едва завивавшимися внизу прически короткими волосками. Окантовочная линия размылась, пряди немного отросли, но я знала — пройдет всего лишь день или два, и Дрейк снова обновит стрижку, сделает ее отменно аккуратной.
В этот момент, будто почувствовав дистанционные лобызания затылка, Начальник обернулся и взглянул прямо на меня. Я тут же уставилась в окно, разве что насвистывать не начала.
— Посмотри на меня, — приказал он прохладно.
Я посмотрела и едва сумела выдержать тяжелый взгляд серо-голубых глаз, покрывшись испариной.
— Во время занятий, ты думаешь о занятиях. Ведь так?
— Конечно, — Слава Богу, о занятиях я действительно думала. И только совсем немного о крепкой спине и притягательной шее, поэтому неправды, в общем-то, не прозвучало. Вот если бы он прибавил слово только, тогда бы начались кардинальные проблемы с честностью.
Еще какое-то время взгляд Дрейка подержал на крючке, потом позволил соскользнуть.
Господи, так не бывает — чем холодней тон, тем жарче изнутри. Все эти проклюнувшиеся крохотные ростки чувств тянулись вверх теперь с невероятной быстротой, будто их ежечасно удобряла заботливая рука. Нужно было серьезно заняться сдерживанием собственных эмоций, пока не стало слишком поздно. Но, к собственному стыду, гарцевать на лезвии бритвы хотелось еще и еще. Заходить дальше, подходить ближе. Шаг назад и полтора вперед.
— На следующий день ты проведешь равнообратный эксперимент, — Дрейк снова отвернулся к доске, покрытой яркими желтыми полосками от пробивающегося в жалюзи солнца и принялся что-то писать. — Несмотря ни на что, ты будешь отвечать положительно, говорить о хорошем, дарить комплименты, подбадривать, улыбаться и излучать радость. В конце дня сравнишь физическое состояние с предыдущим вечером и отчитаешься о разнице. В подробностях.
Он обернулся, чтобы удостовериться, что задание было выслушано. Луч света лег на его щеку, усилил блеск русых волос, осветил ворот куртки и один глаз, сделав его по-кошачьи прозрачным и ярким.
— Все ясно?
— Да, все.
Он принялся стирать с доски материал, параллельно объясняя.
— До следующего занятия у тебя два свободных дня, во время которых ты будешь экспериментировать. Потом мы введем первое занятие с физическими нагрузками на выносливость. Тебе понадобится форма.
— Она у меня уже есть.
— Хорошо.
Вместо того, чтобы горевать по поводу каких-то нововведений, связанных с нелюбимой мной физкультурой, я усиленно пыталась отыскать причину, по которой можно было хоть на пару минут задержаться в компании Дрейка. Вскоре она была найдена.
— Могу я напомнить о своих вопросах, на которые был обещан ответ при личной встрече?
Размеренно исчезали с темной поверхности меловые надписи, поднимая облачка белесой пыли в тех местах, где сухая тряпка делала разворот. Лица Дрейка не было видно, но мне почему-то показалось, что он улыбнулся.
— Сейчас я поеду по делам, заодно могу подкинуть тебя домой, там и поговорим.
Я согласилась с нездоровой, пионерской готовностью.
* * *
*
Серебристый седан плавно маневрировал в потоке других машин, изредка обгоняя или притормаживая.
Светило солнце. Здесь, как и в моем мире, облетали листья на деревьях, самые стойкие из них еще держались за ветки, словно за юбку матери, но вскоре и им предстояло путешествие вниз, чтобы укрыть, пригреть остывающую землю. Прохладный воздух натянул на головы пешеходов шапки, а на тела теплые куртки.
Вот уже несколько минут в салоне машины текли объяснения Дрейка на заданные мной вопросы. И с приходом некоторой ясности, по спине все чаще пробегал холодок.
— ... Попадая сюда, мировосприятие каждого изменяется, постепенно забывается прошлое, стираются связи с прежним миром.
— Как стираются? И у меня?
Начальник уверенно вел машину, спокойно и неторопливо. Не отрывая взгляда от дороги, он ответил.
— А ты не замечала, что когда ты здесь, проблемы из старого мира остаются как бы за спиной? Теряют актуальность, насыщенность, цвет.
А ведь действительно. Именно это ощущение каждый раз радостно накрывало в парке. Но означало ли это, что людей попросту заставляли забыть насильно, используя принуждение незаметное глазу? Такой подход отрезвлял всякую эйфорию от обладания сокровищами в виде машины, дома, хорошей работы. Не хочу богатств, если забуду бабушку или маму. Не хочу дом, если придется забыть старую квартиру на улице Новоселова. Не хочу денег, если они попытаются заменить то, что по-настоящему важно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
