Охотники и жертвы. Книга 1

Чувствовалось, что они не собираются вечно оставаться внизу.

И мне кажется, именно это, наряду с добротой Лиссы, привлекало к ней людей. Круг, в котором мы вращались, начал медленно, но верно расширяться. Мейсон входил в него, конечно, не делая секрета из того, что интересуется мною. По этому поводу Лисса поддразнивала меня, а я по-прежнему не знала, что с ним делать. Какая-то часть души нашептывала мне, что, может, сейчас самое время дать ему шанс стать моим серьезным бойфрендом, в то время как другая все еще томилась по Дмитрию.

Дмитрий же по большей части обращался со мной как наставник, и не более того. Вел себя по-дружески, сурово, понимающе, требовательно. Ничего выходящего за рамки обычного, ничего могущего навести кого-то на мысль о том, что произошло между нами, если не считать кратких моментов, когда наши взгляды встречались. И, справившись со своей первоначальной, чисто эмоциональной реакцией, я поняла — формально он прав насчет нас. Возраст создавал проблему, да, тем более, что я все еще училась в Академии. Но вот то, о чем он еще говорил... это никогда не приходило мне в голову. А должно бы. Два стража, связанные определенными взаимоотношениями, могли отвлекать друг друга от мороя, которого должны защищать. Это недопустимо, нельзя рисковать жизнью Лиссы ради собственных желаний. В противном случае мы были бы не лучше, чем страж Бадики, который попросту сбежал. Когда-то я сама говорила Дмитрию, что мои чувства не имеют значения, Лисса на первом месте.

Оставалось надеяться, что я смогу доказать это на деле.

— Жаль, что все так плохо с исцелением, — сказала мне Лисса.

— Ммм?

Мы сидели в ее комнате и делали вид, что занимаемся, хотя на самом деле лично я думала о Дмитрии. Я знала, она умеет хранить секреты, но так и не рассказала ей о нем и о том, как близка была к потере невинности. По какой-то неясной для меня причине я не могла заставить себя об этом говорить.

Она опустила историческую книгу, которую читала.

— Я имею в виду, что мне пришлось отказаться от исцеления. И принуждения. — На последнем слове она нахмурилась.

Исцеление рассматривалось как чудесный дар, нуждающийся в дальнейшем изучении, принуждение встречало самый серьезный отпор со стороны Кировой и госпожи Кармак.

— В смысле, теперь мне хорошо. Ты была права — мне уже давным-давно следовало обратиться за помощью. Я рада, что принимаю эти лекарства. Однако Виктор тоже был прав. Я не могу больше использовать дух. Правда, я все еще чувствую его... и скучаю по возможности войти с ним в соприкосновение.

Что на это скажешь? Мне она больше нравилась такой. Угроза безумия миновала, и она снова стала собой, уверенной и общительной, в точности той Лиссой, которую я всегда знала и любила. Наблюдая за ней сейчас, я без труда верила, что она, как говорил Виктор, близка к тому, чтобы стать лидером. В этом Лисса очень напоминала своих родителей и Андрея — они так же вызывали чувство преданности у тех, кто их знал.

— И еще кое-что, о чем он говорил, — продолжала она. — Что я не смогу отказаться от этого. Он был прав. Это больно — не иметь возможности использовать магию. Временами я очень сильно скучаю по ней.

— Понимаю.

Я чувствовала ее душевную боль. Таблетки притупляли ее магические возможности, но не нашу связь.

— Я все думаю и думаю о том, что могла бы делать. Обо всех людях, которым могла бы помочь.

В ее словах ощущались сожаление и печаль.

— Прежде всего, ты должна помочь себе самой, — жестко сказала я. — Не хочу, чтобы ты снова страдала. И не допущу этого.

— Знаю. Кристиан говорит то же самое. — Она чуть глуповато улыбнулась — как всегда, когда упоминала о нем.

Знай я, что любовь сделает с этими идиотами, я, может, и не так уж старалась бы снова свести их.

— И думаю, вы оба правы. Лучше тосковать по магии и быть в здравом уме, чем владеть ею и быть сумасшедшей. Золотой середины не существует.

— Нет. Во всяком случае в этом вопросе.

И потом, словно бы ниоткуда, в сознании всплыла мысль: существует золотая середина. Припомнились слова Натальи: "Оно того стоит. Стоит ради этого отказаться от солнца и магии".

Магия.

Госпожа Карп стала стригоем не потому, что сошла с ума. Она стала стригоем, чтобы не сойти с ума. Тот, кто становится стригоем, полностью отрезается от магии. Утрачивает возможность использовать ее. Перестает чувствовать ее. Не хочет ее больше. Глядя на Лиссу, я почувствовала внутри нарастающее беспокойство. Что, если она тоже поймет это? Что, если захочет сделать то же самое? Нет, тут же решила я. Лисса никогда так не поступит. Она слишком сильна как личность, слишком порядочна. Пока она принимает таблетки и не утрачивает способности рассуждать, радикальных мер ей не потребуется.

Тем не менее, вся эта концепция побуждала меня выяснить еще одну, последнюю вещь. На следующее утро я пошла в церковь, уселась на скамью и дождалась прихода священника.

— Здравствуй, Роза, — сказал он, явно удивленный моим появлением. — Я могу тебе чем-то помочь?

Я встала.

— Мне нужно узнать кое-что о святом Владимире. Я прочла ту книгу, что вы дали мне, и еще несколько других. — Лучше не говорить ему о тех, которые были украдены с чердака. — Но нигде не упоминается, как он умер. Как окончил свою жизнь. Он был мучеником?

Священник вскинул кустистые брови.

— Нет. Он умер в преклонном возрасте. Почил с миром.

— Вы уверены? Он не стал стригоем и не покончил с собой?

— Нет, конечно, нет. Откуда у тебя такие мысли?

— Ну... он был святым и все такое, но в то же время немного... сумасшедшим. Я читала об этом. Ну и подумала, что, в конце концов, безумие могло взять над ним верх.

Его лицо приняло серьезное выражение.

— Это правда, он всю свою жизнь сражался с демонами безумия. Борьба была тяжкая, и временами ему хотелось умереть. Но он преодолевал эти порывы, не позволял им одержать над собой победу.

Я удивленно смотрела на него. Владимир не принимал таблеток и, тем не менее, не отказывался от использования магии.

— Как? Как ему это удавалось?

— Сила воли, надо полагать. Ну и... — Он помолчал, — Анна.

— "Поцелованная тьмой" Анна, — пробормотала я. — Его страж.

Священник кивнул.

— Она всегда была рядом и поддерживала его в минуты слабости, помогая не поддаваться безумию.

Я уходила из церкви ошеломленная. Значит — Анна. Анна помогла Владимиру удержаться на золотой середине, то есть творить чудеса, но без саморазрушения, которое привело бы к ужасному концу. Госпоже Карп не повезло. У нее не было связанного с ней стража, и поддержать ее оказалось некому. Зато у Лиссы такой страж есть.

Улыбаясь, я пересекала внутренний двор, направляясь к столовой. И чувствовала себя, больше чем когда-либо за последнее время, исполненной оптимизма. Мы сможем сделать это, Лисса и я. Сможем сделать это вместе.

И тут уголком глаза я заметила темную фигурку, пронесшуюся мимо и опустившуюся на соседнее дерево. Я остановилась. Это был ворон, крупный, сильный, с блестящим черным оперением.

И лишь спустя мгновение до меня дошло, что это не просто ворон, а тот самый ворон, которого исцелила Лисса. Никакая другая птица не села бы так близко к дампиру. И никакая другая птица не смотрела бы на меня таким умным, таким узнаваемым взглядом. Это просто чудо — что он до сих пор в наших краях. Холодок пробежал по спине, я невольно отступила. И тут до меня дошло.

— Ты тоже связан с ней? — спросила я, прекрасно понимая, что если бы кто-нибудь увидел меня в этот момент, то решил бы, что я не в своем уме. — Она и тебя вернула оттуда. Ты тоже "поцелованный тьмой".

Это было по-настоящему круто. Я протянула к ворону руку, отчасти надеясь, что он сядет на нее — в духе фильма ужасов. Он, однако, лишь поглядел на меня, точно на идиотку, расправил крылья и улетел.

Я провожала его взглядом, пока он не растворился в сумерках. А потом развернулась и отправилась на поиски Лиссы. Издалека до меня донеслось лишь карканье, больше похожее на смех.