— Мы в нескольких неделях пути от нашего лагеря, но перевалить через ледяное кольцо не сможем без припасов, тёплой одежды, снегоступов и верёвок. Удобного спуска вниз я тоже не нашёл. Разве что в этих руинах обнаружится потайной ход. Съедобного: растений, животных, даже ящериц со змеями здесь не видно. Если мы быстро что-нибудь не придумаем, нам придётся грызть камни. Какой у вас был план? — потребовал Николас.
— Я думала, мы окажемся посреди долины. Неужели моих сил не хватило? — Оли внимательно посмотрела на свои руки и пространство вокруг. — Это вы виноваты! Если бы вы меня не схватили, всё бы получилось!
— Если бы я вас не схватил, вы бы погибли, угодив в пропасть. Выпейте лучше, я нашёл воду, — Николас протянул ей свою флягу.
— Тоже мне лозоходец, — пробормотала Оли себе под нос и отпила несколько глотков.
Пока она отдыхала, Николас обшарил руины уже при свете дня. Козья тропа здесь всё же имелась, можно было попробовать, если бы он был один, но с ослабшей ясновидицей рисковать не стоило. Всё-таки любой груз на высоте весит гораздо больше.
К полудню Николас вернулся. Оли растянулась на камнях, подложив плащ под голову, и смотрела, как ледники искрились в ярких лучах солнца.
— Красиво, будто драгоценные камни переливаются, — высказалась она на удивление умиротворённо. — И тени синие-синие, цвета ваших глаз.
Николас усмехнулся:
— Если вы любите снег.
— Очень! В Северном его выпадает так же много, как в Лапии, чистого, пушистого, искрящегося. А у вас?
— На Авалоре он шёл редко и всегда вгонял меня в тоску, как будто очень долго я не видел ничего, кроме снега, — задумчиво ответил Николас и устроился рядом с ней, подложив под голову ладони. — Интересно, кто здесь раньше жил? Древнее племя? Почему и куда они ушли?
— Может, это заброшенный город богов? — посмеиваясь, предположила Оли.
— Думаете, они были, как мы, просто более сильные, умные и одарённые? — хмыкнул Николас. — Нет, они жили в городе свечных башен и цветущего жасмина. Только не спрашивайте, откуда я это знаю.
Они повернулись друг к другу и долго смотрели глаза в глаза. У неё очаровательная улыбка, задорные ямочки на щеках, кошачий прищур узких век. Если бы ещё не вела себя так...
По коже прокрался холодок, на краю зрения вспыхнул блик сильной ауры, до слуха донёсся едва уловимый шорох. Враг притаился за каменными стенами, словно хищник в засаде.
— Здесь кто-то есть, — прошептала Оли. — Вдруг дракон? Один из последних...
— Хорошо бы, с ними можно договориться. Но это, к сожалению, не он.
Николас стиснул эфес меча в ножнах на поясе и рывком подскочил. В него вперилась пара огромных рыжих глаз. Их обладатель был в холке ярда два, а длинной, пожалуй, все три. Тело покрывала голубовато-зелёная чешуя. Ноги длинные и кряжистые, как у боевого коня, с мохнатыми бабками, копыта раздвоенные. Вытянутую морду с козлиной бородкой венчали мощные, развернутые вперёд рога.
Не сводя с него взгляда, Николас потянул меч из ножен. Недовольно раздувая ноздри, зверь ударил копытом по скале и кинулся вперёд. Николас едва успел отпрянуть. Зверь развернулся на задних ногах и снова пошёл в атаку. Клинок со звоном ударился о рога и отскочил, не оставив на них ни царапины.
Николас метнулся в сторону от направленных на него копыт. Оли тоже подскочила и выхватила собственный клинок. Блеснуло в лучах солнца тонкое изящное лезвие. Зачем? Она же не восстановилась!
Заметив её, зверь развернулся и отбил клинок рогами. Удивительно, как такая туша умудряется быть настолько проворной. Не теряя времени, Николас рубанул по крупу. Клинок со звоном отскочил, будто ударился об камень.
Задние копыта устремились Николасу в лоб, но он успел закрыться ветрощитом. Из-за мощного удара Охотника отбросило на полдюжины шагов. Он упал на спину. Зверь развернулся к нему и засопел, раздувая огромные ноздри.
Оли бросилась на врага сбоку. Рукоять легко проворачивалась в её ладони, клинок наносил стремительные удары, но всё это выглядело так, будто лошадь пытались отхлестать травинкой. Однако зверь ощутил возню и перенаправил внимание на ясновидицу, повернувшись к Николасу спиной.
Оттолкнувшись от скалы ветроплавом, Охотник в один прыжок оказался у зверя на спине. Это так же просто, как укрощать болотного кельпи! Только жаль, что к чешуе нельзя приклеиться.
Зверь угрожающе затрубил и принялся извиваться, подпрыгивая на месте. Николас чуть было не соскользнул под копыта, но вовремя вцепился в шею.
Оли отступила, переводя дыхание, и сорвала с пояса флягу с кампалой.
— Нет! — закричал Николас, хватаясь за скользкую чешую.
— Нужно узнать его уязвимое место, — ответила Оли и глотнула.
Зверь опрокинулся на спину. Николас едва успел откатиться, чтобы не оказаться раздавленным огромной тушей.
Оли ринулась к ним, целясь по открывшемуся светлому брюху. Зверь с молниеносной скоростью вскочил на ноги и пырнул её рогами в живот прежде, чем она успела перегруппироваться для защиты. Белые рога окрасились кровью. Оли упала, схватившись за раненый бок.
Николас выскочил перед мордой зверя, закрывая Оли собой. Тот настороженно принюхался. То ли его отвлёк запах крови, то ли потной рубашки Николаса. Рыжие глаза непонимающе моргали, а ноздри раздувались всё шире. Чем-то он напоминал нашкодившего пса, цапнувшего хозяина в запале игры.
— Пошёл вон! — гаркнул Николас.
Зверь оступился и поджал куцую кисточку хвоста, не сводя с лица Охотника завороженного взгляда. Понурил голову и помчался прочь, громко цокая копытами.
Николас встряхнулся, приходя в себя, и подбежал к Оли. Она лежала на спине и зажимала ладонями рану на животе.
— Подай флягу! — прохрипела Оли.
Та валялась в шаге от них. Николас подхватил её и вылил содержимое на землю.
— Зачем?! Это бы облегчило мою смерть, — захныкала ясновидица.
— Сегодня смерти не будет, — отрезал Николас.
Оли отняла руки от живота. Охотник убрал лоскуты ткани и промыл рану водой из собственной фляги. Выглядело не так страшно: по крайне мере, кишки не вываливались, правда, крови было много. Эглаборг бы справился за четверть часа, а Николас не мог даже найти чистой ткани для перевязки. Риана говорила, что кровь останавливают листьями и соком подорожника, настоем корней кровохлёбки или соком медуницы.
— Зверь отступил, когда учуял твою кровь. Значит, боги признали тебя достойной. Тебя пустят в Длину и поведают все секреты. Ты сможешь отомстить, только выживи, — говорил Николас, укладывая Оли головой на свой скатанный в валик плащ.
Отыскав чистое место на своей рубашке, Охотник вырвал оттуда большой лоскут и приложил его к ране.
— Смешной, — Оли лихорадочно хохотнула. — Тебе так нравится преуменьшать свои заслуги и перекладывать их на других. Зверь учуял тебя, ты достоин.
Она ошибалась, но Николас не стал спорить.
— Лежи тут. Я спущусь по склону, может, там отыщется что-нибудь, чтобы остановить кровь. Если зверь тебя признал, то больше не тронет.
— Как будто я могу уйти, — пробормотала Оли и прикрыла веки.
* * *
Николас помчался к козьей тропе и полез вниз, прижимаясь к скале. Ветроплав помогал ему не терять равновесие и двигаться быстро. В нескольких десятках ярдах от руин на солнечной стороне появились первые чахлые растения. Среди них нашлись неприхотливый подорожник и стелящаяся ковром трава-мурава. Николас напихал их себе за пазуху и поспешил обратно. Даже если зверь не нападёт, времени в обрез.
На плато царила гнетущая тишина, замолк даже ветер. Но ауру зверя Николас чувствовал отчётливо, она была рядом с Оли! Охотник выхватил меч и побежал, крича во всю глотку. Нужно отвлечь зверя во что бы то ни стало.
Но тот уже улёгся рядом с Оли, оттолкнул носом лоскут и принялся вылизывать рану широким розовым языком. Оли не шевелилась: то ли притворялась мёртвой, то ли лишилась чувств.
Нет, пока жив, Николас её не отдаст! Он взмахнул мечом над головой зверя и остановил лезвие у самой его шеи. Противник скосил на него взгляд и прижал острые уши.
— Опусти оружие, я пришёл с миром, — высоким голосом сказал зверь.
Николас присмотрелся к ране: кровотечение останавливалось. Зверь снова припал к ней, гладя языком, пока не появилась чёрная корка. Вскоре она начала ссыхаться, кусочки по краям — крошиться и отваливаться, а потом появилась и здоровая розовая кожа.
— Зачем ты её ранил, а теперь лечишь? — потребовал Николас, не опуская меч.
— Я Цильинь, слуга милостивого Западного Ветра. Моё дело — защищать Долину Агарти от пришельцев.
— Западный ветер — самый скверный из всех. Он сеет бури и ураганы. А она — дочь маршала Оленина, который привёл сюда хитежан.
Цильинь снова обнюхал и обсмотрел его с головы до ног.
— Урождённое имя маршала — Буранбай-хан, сын Старого Хитежа, — ответил, наконец, зверь. — Я дряхлею и теряю нюх, вот и не признал его кровь сразу. А как твоё урождённое имя? Назовёшь его, и я перенесу вас в Долину.
Охотник сглотнул. За полтора года он настолько привык жить под чужим именем и остерегаться, что сейчас приходилось преодолевать себя. Но если это поможет Оли...
— Николас Комри.
Зверь повернул голову и посмотрел на него в упор:
— Это не твоё урождённое имя, но раз твои заблуждения искренни, залезай мне на спину. Я доставлю вас к хозяйке Долины, она решит вашу участь.
— С Оли ведь ничего не случится? — Николас бережно приподнял её, вглядываясь в безмятежное во сне лицо.
Черты восточных и западных народов причудливо совмещались в ней. Большой рот и высокие скулы при маленьком носике, тонком подбородке и глубоко посаженных глазах, по-своему она была красива настолько, что хотелось запечатлеть её на бумаге. Живую.
— Хозяйка решит.
Цильинь припал к земле, позволяя Николасу вскарабкаться ему на спину с драгоценной ношей.
Зверь осторожно поднялся и мощными скачками помчался вниз по склону. Николас кутал себя вместе с Оли ветрококоном, обвязывая его голубыми нитями вокруг живота Цильиня, чтобы не упасть от тряски. Хорошо, что в горах дышалось так легко, и силы восстанавливались мгновенно. Оставалось только, чтобы таинственная хозяйка приняла гостей.
Глава 18. Долина Белой Птицы
1564-1565 гг. от заселения Мунгарда, Веломовия, Снежные горы, Долина Агарти
После пыльной и засушливой Сайберы, эта земля казалась чудесной сказкой. Повсюду пышным ковром цвели полевые цветы. Ласково журчали ручейки. От тёплых источников до неба поднимался пар. Соловьи на ветвях карликовых деревьев выводили мелодичные трели.
Цильинь остановился у белой юрты на входе в Долину и снова лёг на землю. Николас аккуратно спустил Оли и слез сам.
Расшитый красными нитями войлочный полог отодвинулся, и на порог вышла высокая, стройная старуха с горделивой осанкой властительницы. На ней был украшенный серебряными птицами белый халат, подпоясанный кушаком из голубого щёлка. Распущенные седые волосы, как у вдов Сумеречников, прятались под белым платком. Рукой старуха опиралась на резной посох, казавшийся сплетённым из тонких ольховых прутьев.
— Ты привёл Буранбая? — спросила она тихим певучим голосом, так непохожим на старушечий.
— Простите, он больше не придёт, — ответил Николас.
Старуха судорожно выдохнула и повернула к нему голову. Взгляд пустой, глаза блёклые — она давно ослепла от прожитых лет или от пролитых слёз, кто знает? Тонкие губы подрагивали, пальцы крепко сжимали посох, на лице отражалась мука. Интересно, какие отношениях связывали её с маршалом Олениным, раз она так сильно скорбит по нему?
— Этот голос... — заговорила старуха ломко и подалась вперёд.
Она обхватила лицо Николаса. Пальцы с длинными белыми ногтями, похожими на загнутые птичьи когти, щупали его щёки.
— Мой мальчик, это ты? — она задыхалась всхлипываниями и дрожала. — Я ждала тебя все эти годы, я верила, что однажды ты вернёшься.
К горлу подступал сухой комок, стало неловко. Так Николаса должна была встречать мама. Мама, которую он почти не вспоминал за это долгое путешествие.
— Госпожа Умай, Белая Птица, Властительница небесного сердца, он пахнет небом и ветром, но он — человек, — подал голос Цильинь.
Старуха будто не слышала, продолжая щупать лицо Охотника и блаженно улыбаться сквозь застывшие в глазах слёзы.
— Простите, вы обознались, я не ваш сын.
Николас опустился на колени и прикоснулся ладонями к её ногам, обутым в войлочные сапожки с загнутыми носами. Она гладила его по волосам, закапываясь пальцами в пряди. Он не мог вырваться, словно вяз в паутине, напоённый сонным ядом.
— Да, наверное... — пробормотала старуха спустя мучительное мгновение и отступила на шаг.
Николас поднялся, пытаясь прийти в себя. Так это и есть таинственные боги, что охраняли Долину? Белая Птица Умай, матери и жёны молились ей о возвращение мужчин домой. Неужели все сказки — правда? И ощущения такие... Цильинь ведь очень сильный дух, в его близи аж кожа горит, а старуха... Одно прикосновение, и Николас застывал, не в силах сопротивляться, не из-за страха, хотя бояться такой силы было не зазорно, а из-за гнетущей тоски. Словно он должен был сказать что-то, сделать, но это что-то от него ускользало.
Оли!
— Это дочь Буранбая. Ей нужна помощь, — спохватился Николас и поднял девушку с земли.
— Всё, что пожелаешь, — Умай поманила его за собой в юрту. — Отдыхай, Цильинь, на сегодня твоя служба окончена.
Зверь свернулся клубком у входа, словно огромный чешуйчатый кот.
Внутри юрты чадил очаг, кипела вода в котле и царил прохладный полумрак. Николас положил Оли на укрытый пёстрым ковром топчан. Умай забросила в котёл сушеных трав, что пучками свисали с потолка юрты, добавила пару щепоток порошка из горшочков на полках. От варева пошёл дурманный запах.
— Садись напротив двери, — Умай указала на почётное место за очагом в окружении сундуков и одеял.
Глаза её были слепы, но внутри своего жилища она знала расположение каждой вещи и двигалась с такой уверенностью, словно могла видеть.
В одну руку Умай взяла кружку с варевом и стала окуривать Оли паром. Другой рукой она трясла погремушкой, напевая так гортанно, что её голос звенел в ушах.
— Кампальное зелье, дурманное зелье, разум затмило и дух отравило. Матушка Умай кампалу повыведет, дурман из духа повыгонит.
Старуха перешла на незнакомое наречье. Николас опустился на ковёр. Рядом на большом блюде лежали коричневые шарики, обсыпанные кунжутом. Пахло сладкими пряностями, и живот болезненно стягивался, напоминая, что со вчерашнего дня Николас ничего не ел.
— Угостись, — предложила Умай, словно поняла, насколько он голоден.
Николас взял один шарик и откусил, вспомнив, какой гадостью его потчевал Губчатый капитан Эльма. Но это лакомство было божественным: таяло во рту, взрываясь вкусами кардамона, шафрана, корицы и других пряностей, названия которых он не знал. Николас не заметил, как умял с полдюжины.
— Ешь, ешь, милый мальчик, всё для тебя. Это ладу, мои сыновья их очень любили, — отозвалась Умай прежде, чем он успел спросить.
