К черту! ( том 1)

— Я не считаю, что черт подходящая для нее партия.

— А Дон?

— Он... — Алиша с сожалением покачала головой. Вилла права: у нее и бездомного мальчишки не было с ним будущего уже тогда, а сейчас об этом и говорить странно. От прежнего Дона не осталось ничего, другая сущность даже его оболочку поглотила почти полностью.

— Не тебе принимать решение, — отрезал император.

Ну, да, конечно, снова не ей!

Алиша медленно выдохнула, медленно напомнила легкие воздухом. Будь ее воля, она бы запретила любому мужчине крутиться возле своей дочери. Но дело не в этом: сам факт, что ведьма диктовала условия! Ее дочери! Она вынуждала ее разделить постель с чертом, разве не так? Никто в здравом уме не выбрал бы себе его в суженые. А император в это время хлопал ушами!

— Ты мне льстишь, Алиша: даже при моих талантах мои уши не обернутся хлопушками. Я пробовал. Только что. — Император устало вздохнул, повторяя почти по слогам. — Никто не заставил бы Виллу сделать что-то против воли.

— Но Город Забытых Желаний не хотел ее отпускать!

— Не через заклятье ведьмы. Желание Виллы не отпускало ее, но как только она от него отказалась, город открыл портал и убрал сеть. Она, — он подчеркнул это слово, — выбирала. Никто другой.

Алиша потерла виски, будто это помогало справиться с наплывом новой информации. Значит, он всегда был рядом с дочерью. Всегда. И с ней бы не произошло ничего плохого и против ее воли. Бросила взгляд на императора — он кивнул, подтверждая ее мысли.

— А легал? — задала очередной волнующий вопрос.

— Она хотела стать легал с детства, — напомнил император и послал видение почти десятилетней давности. Да, точно, мысленно согласилась Алиша, и видение растворилось. Ее дочь мечтала о крыльях, но отказалась из-за матери и мечты Дона: он хотел путешествовать, показать ей новые города, а легал открыты не все горизонты. Тем более, легал герцогини.

— Она не будет подчинена герцогине, если сама того не захочет, — пояснил император. — А что-то мне подсказывает, что у нее другие планы на свой счет.

— Ты снова заглянул в будущее?

— Нет.

Алиша удовлетворенно выдохнула. Если император не заглядывал в будущее, у Виллы, действительно, есть шанс самой принимать решения. Но сможет ли она обойти пророчество?

— Я сделал все, чтобы она стала хозяйкой своей судьбы.

Да, теперь Алиша это поняла, и даже улыбнулась бывшему любовнику, мысленно послав благодарность.

— Это моя дочь, — напомнил он, потерев незаслуженно оскорбленную щеку. — А теперь, собственно, для чего я пришел: ведьма предпочла не оставаться на церемонию и вернулась в Анидат...

— Спасибо, — Алиша ни секунды не сомневалась, кто ее подтолкнул к этому решению. Сама она вряд ли бы покинула так быстро резиденцию императора, ибо ее меркантильные помыслы жирным шрифтом отпечатались на лбу, и только Вилла этого не замечала.

— Я изменил первоначальное решение, и ужин тебе подадут в комнату.

Так даже лучше. Алиша не горела желанием лишний раз пересекаться с Уной.

— Поверь, это взаимно.

— А Вилла?

— Я отправил ее в сон, ей нужно отдохнуть и восстановить силы. Если хочешь, после ужина я сделаю для тебя то же самое.

Для Алишы стало открытием, что несмотря на закон в городе, сон был возможен.

— Я — закон, — улыбнулся император. — Так что насчет вздремнуть?

— Нет, спасибо.

— Как знаешь, но время покажется бесконечным, потому что из комнаты тебе лучше не выходить.

— Все равно нет.

Император посмотрел на нее, как на неразумное дитя, но настаивать не стал.

— Завтра тебе принесут одежду, которую ты наденешь на церемонию. Твое происхождение не скроешь, но никто и слова не скажет. Не посмеют. И впредь, Алиша, ты не будешь отказываться от моей помощи. Хватит. Теперь Вилла знает правду, и ты будешь выглядеть согласно своему статусу.

— А какой у меня статус?

Вспылила и тут же пожалела об этом, потому что сама дала возможность императору вернуть ей пощечину, а словесная ударит ничуть не легче. Но он смотрел без насмешки и ответил так же серьезно, не уронив ее достоинства.

— Ты — мать моей дочери.

В его голосе прозвучало уважение.

— Все будут тебя уважать, Алиша, меньшего я не позволю.

Она почувствовала, как щиплет глаза, и тут же в руках появился тонкий белый платочек. Взгляд императора ласково прошелся по плечам, и плакать расхотелось. Гордо выпрямила спину.

— Правильно, — похвалил император. — Пожалуй, я сказал все, что хотел.

И тем не менее, прошла минута, вторая, а он сидел в кресле, не отводя внимательного взгляда. Алиша вспыхнула. Что он видит? Не молодую, уже не привлекательную женщину с тусклыми волосами цвета ржавчины? О чем думает? Волнуется, не опозорит ли она его завтра? Она бы с удовольствием пропустила визит в Ристет и его замок, если бы ее присутствие на церемонии не было так важно для дочери.

— Я не стыжусь тебя, — ответил на хаотичные мысли император. — Я тебе благодарен.

Он поднялся, подошел к двери, будто собирался прогуляться по замку, как простой смертный. Обернулся, посмотрел внимательно на Алишу.

— Забыл самое главное.

— Да?

— После церемонии все в империи будут знать, что я не против, если ты выйдешь замуж.

Алиша уставилась на него так, будто видела привидение. Он скажет, что не против... она свободна... спустя столько лет...

— Я не мог позволить, чтобы мою дочь растил чужой мужчина, — пояснил император, хотя и не обязан ничего пояснять. — И да, ты свободна, Алиша.

Если бы она не сидела в кресле, то непременно упала. Она сквозь слезы посмотрела на любовника. Свободна... вот только... все равно уже слишком поздно...

— Пока ты жив, поздно не бывает, — сказал император и телепортировался из ее комнаты.

Алиша продолжала смотреть на дверь, будто он все еще стоял там и все еще с ней разговаривал. Одна и та же мысль — свободна! — кружилась хороводом, а вторая, — поздно! — ее догоняла. Нет, надеяться на личное счастье глупо, потому что тот, о ком не смела подумать при императоре, никогда не простит измены.

К тому же, у него могут быть другие планы на свой счет, он может быть влюблен в кого-нибудь красивей и моложе, и...

— Алиша, — раздался голос императора, хотя сам он не появился, — я лично скажу шуту, что применил к тебе морок.

Император снизойдет до того, чтобы объясняться с шутом? Алиша нервно рассмеялась. Так не бывает!

— Так будет, — заверил император. — Но есть маленькое "но": если после всего, что я расскажу, шут откажется от тебя... он умрет.

Мысли Алиши лихорадочно заметались: как уберечь любимого об опасности.

— Если ты его предупредишь, у него не будет выбора вовсе, — зевнул император. — У меня давно руки чесались избавиться от него. Отдыхай, Алиша, и не волнуйся по пустякам — если шут от тебя откажется, он тебя недостоин.

Кресло исчезло: император покинул ее покои.

Пустяк, как же! Оставшись одна, Алиша позволила себе разрыдаться. Невероятно, если шут ее простит. Еще невероятней, если захочет быть связанным с ней, потому что шутом он стал из-за нее и еще потому, что весь Анидат до сих пор не в силах забыть беременную невесту у алтаря.

Глава N 19

Город пах неизбежной грозой и листьями на костре. Лэйтон распахнул окно, с удовольствием наполнил легкие горклым запахом, проследив, как утренняя дымка смешалась с огненной, озолотилась солнечными лучами, плавно удалилась. Мимо окон Лэйтона. Мимо замка. Мимо Ристет. Непримечательная, обыденная, свободная. Короткий полет, спустя несколько минут она растворится, но минуты заманчивей столетий, если ты связан, обязательствами, неоправданными надеждами других и твоими собственными, о которых запрещаешь себе думать. Тебе дали власть, неограниченные возможности и ни одного права на ошибку. Ты идешь на ощупь, постоянно оглядываясь и сравнивая себя с тем, кто сумел, смог; и даже чувствуя отвращение и как вязнут ноги, не сворачиваешь. Просто стараешься не упасть, потому что позади тебя нет опоры — только взгляд, внимательный, настороженный; взгляд, в котором ты ищешь что-то, от чего отвык. Смутно помнишь, что было иначе, а пока так.

И ты рвешься, пусть шаги твои больше похожи на бичевание. И рвешь с будущим, о котором мечтал. Оно не твое. Теперь — нет. Идешь дальше, и взгляд, который ты чувствовал, теряется. Ты замираешь и кажется, — на минуту, как листьям, пролетевшим в костер от взмаха дворника, — кажется, что вот, ты свободен! И ты — это ты!

Но тебя больше нет. Есть то, что из тебя вылепили.

Останавливаешься, опускаешься в вязкую дрянь и ждешь, когда о тебе вспомнят, когда вернут, потому что ты сделал все правильно, ты понравился. Да? Ждешь. Но никто не приходит. А взгляд... снова его замечешь, но он не задерживается на тебе — лишь вскользь. Он направляет другого. А ты?

А тебе остается другого убрать, и тогда ты, возможно, поднимешься и продолжишь путь. Найдешь в себе силы.

Убрать.

Или нет?

Этим вопросом не раз задавался Лэйтон, пока Вилла спала. Как странно, сегодня церемония, все слуги и жители города на ушах, а виновница переполоха преспокойно себе отдыхает. Не спи она, Лэйтон, возможно, и не погряз в размышлизмах, а уже показал ей кое-что интересное, что, возможно... нет — скорее всего — отменило церемонию и безусловно — отразилось на ее отношениях с императором.

Лэйтон не спал ни разу.

Не то, чтобы он хотел или завидовал — у него нет времени на леность, но сам факт: где справедливость? Впрочем, пусть так, не мешает своим дыханием думать, взвешивать, делать ставку. И не отсылка ведьмы — причина, по которой Лэйтон стал сомневаться, и не угроза отца. Отречение — формальность, а по сути, император давно от него отказался.

Нет, не потому он в который раз мерил шагами комнату: вдоль, поперек; выпил две чашки отвратительного кофе и как последний романтик пялился в голубя, смело расправляющего крылья на подоконнике и советовался с ним:

— Да? Или нет?

Причиной сомнений был не страх и не жалость к девчонке, которая, как слепыш, топчется под ногами сильных. Но что?

Почувствовав Уну, стер с лица задумчивое выражение и обернулся за секунду до ее телепортации.

— Лэйтон, — сказала она, присев грациозно в кресло.

Красивая, холодная статуя. Его мать. Совершенство.

— Уна, — сказал он, чуть склонив голову.

Такое приветствие — верх расположения, но чаще его успешно заменяло молчание. Он знал, что мать не могла любить его, а любил ли ее он — ее не интересовало.

Комната пропиталась цитрусовыми — разговор планировался не для посторонних, впрочем, бесед по душам, просто так, между ними никогда не было. Мать редко устанавливала защиту от императора, но еще реже баловала сына визитами. Пока не начала говорить, Лэйтон мысленно предупредил, что защита против императора не действует и, вероятно, и раньше была как карман-обманка.

— Как? — удивление выдал вопрос, а лицо, жесты, голос — остались безучастны.

Лэйтон мысленно пояснил, что проверил это вчера: император оказался в курсе всего, несмотря на защиту. Вот так. Отец хитрее, чем они думали.

— Закрой окно, — приказала Уна.

Окно послушно захлопнулось, но это ничего не меняет, только голубя напугали.

Если что-то замышляешь, держи при себе, а лучше избавься от мыслей, пока с ними никто не ознакомился.

— Я никогда не пошла бы против императора, — сказала Уна, и повторила мысленно. Нет, против императора — никогда, он супруг ей перед землей и небом, но его дочь...

— Она станет легал и улетит из замка.

Верхняя губа Уны дрогнула в попытке улыбки. Просканировав комнату и не почуяв присутствия императора, она решила воспользоваться советом Лэйтона, и сказать все, что думает, а после прочистить мысли.

Сказать мысленно, естественно.

— Ни один легал не умеет летать сразу, и ты это знаешь, — напомнила сыну.

— Три недели она уже здесь, и еще две ничего не изменят, — отмахнулся тот.

— Да, если предположить, что она вообще собирается улетать.

Пауза, во время которой они прислушивались к своим ощущениям и пытались сопоставить их с фактами.

— Помнишь, как император сказал, что ему нравится то, что она знакомится с жителями? — спросила Уна.

— И она ответила, что не собирается жить в Ристет.

— А шесть минут назад я увидела ее болтающей с булочником и мальчишкой кузнеца. Снова. И это не одно-два слова. Она пытается подружиться. Зачем? Если никогда больше не планирует с ними увидеться?

Логично, но...

— Если верить пророчеству, она все-таки улетит.

— Если верить императору, он сделал все, чтобы пророчество просчиталось. Ты можешь предположить, что есть что-то, с чем император не справится? Просто предположить?

Нет, но еще никто не смог изменить пророчество. Ни одно, пусть даже пустяшное. Или... никто не пытался?

Уна едва заметно кивнула.

— Я ставлю на императора, — сделала ход Уна. — Если ты не откроешь Вилле его секрет, он добьется своего, и она останется в Ристет. А в таком случае я предпочитаю пророчество. К тому же, всегда есть запасной вариант.

— Она улетит, — сделал ставку Лэйтон, и хотя он впервые пошел против отца, пусть мысленно и пусть косвенно, ощущения были такими яркими и необычными, будто он, глотнув свежего воздуха, медленно выползал из путины. — Мне кажется, этот вариант и есть тот, о котором говорили древние.

Голубь, взмахнув крыльями, сорвался в полет с подоконника. Покружил над городом, зорко проверяя невидимые границы и стражников, опустился на плечо Виллы.

— Ой! — вскрикнула девушка от неожиданности и попыталась почесать его пузико. Увернувшись, голубь подставил голову и заворковал, когда она его поняла. Ее ласковые слова понравились ему еще больше, и он сидел почти тихо и почти не мешая прерванной беседе с кузнецом.

— Я понимаю, почему это важно для вас, — сказал кузнец, так смешно пошевелив усами, что голубь, не удержавшись, фыркнул. Так, что это у него в руке? Браслет, похоже, из серебра... Вытянул шею, чтобы рассмотреть лучше. Точно, серебряный браслет. И что здесь важного?

Но Вилла кивнула. Это что, ее безделушка?

— Спасибо. Я бы хотела надеть его на церемонию...

— Это большая честь для меня, — отозвался кузнец, а мальчишка, показующий рожицы у него за спиной, вдруг стал серьезен и кивнул важно.

— О, высочество! Ты наденешь на церемонию наш браслет?!

Тэкс, браслет ее или не ее? Голубь повертел головой с одного на второго.

— Мне кажется, он идеально подойдет под платье, которое прислал отец, — она мягко улыбнулась, явно радуясь их реакции. Ее слова привели к новому шевелению усов кузнеца и расплывшемуся в удовольствии лицу мальчишки. Хоть бы помылся, подумал раздраженно голубь, не абы с кем разговаривает!

— А с этим камушком и снимать не захочется! — воскликнул мальчик, раскрыв широкую ладонь кузнеца, и голубь растопырил глаза в шоке. Жемчужина?! Черная?!