— Оркан Лещинский, обер-канонир, — доложился второй шляхтич: плотный, краснолицый дядька с мощными ручищами. Ух-ты, артиллерист! Понятно, почему его так заинтересовала картечница. Оба представились сами на вполне сносном русинском, без спеси в голосе, внимательно, но, не подобострастно наблюдая за мной. Над моею головой зажглась невидимая лампочка с нитью накаливания в виде слова 'эврика'.
— Итак, господа, не вижу смысла скрывать, что мы двигаемся в Ущелье Рока, — произнес я и движением руки предложил пленным шляхтичам следовать за собой. Жест получился двусмысленным, но паны покорились столь крутому повороту в своей судьбе.
И тут в мозгах Городецкого словно прорвало плотину. Не успели одолеть сухой путь по острову, как он вылил на нас с Беловым поток информации о ситуации в Ущелье. Все оказалось даже хуже, чем я мог предположить в припадке пессимизма. Перед скалистым дефиле раскинулся лагерь сквернавцев, в котором собрались дружины трех баронов, несколько наемных отрядов, кланы воинственных горцев и рота грымских стрелков с батареей легкой артиллерии. Общее количество противника Городецкий оценил в полторы тысячи человек. Вся эта орда уже двое суток безуспешно штурмовала проход, который обороняли волонтеры графа Драгомирова и граничары, численность которых была кондотьеру не ведома. Граничары — местный аналог линейных казаков, несущих пограничную службу на рубежах Колоний. Именно эти непревзойденные стрелки перебили во вчерашней атаке две трети солдат удачи, от которых отвернулась изменчивая Фортуна. Спасая остатки людей и имущества, Городецкий дезертировал... Вот почему среди трофеев ружей больше, чем стрелков.
Подтвердилась моя догадка о сильном заслоне в районе Столпов, назначенном перехватывать русинов из разбитого батальона. Я удивился скорости передачи информации — о победе на тракте Висельников лидер осаждающих — некий барон Тотенкопф объявил еще два дня назад! Зато о разгроме у Длани Городецкий ничего не знал. А двигался он именно туда, чтобы возродить свой отряд из пепла, хотя старательно обходил эту тему. Парой наводящих вопросов вытянул из командира дукарских наемников, что главенство барона Тотенкопфа в осадном лагере номинально, подлинного единства среди разношерстных отрядов не существует, а недавний провальный штурм еще сильнее вбил клинья между подельниками по предстоящему грабежу Колоний.
— А то псякрэвичи фас победьят, хосподьин Романов? Как тогда? — Выразил свои опасения нетерпеливый шляхтич.
— Эт вряд ли. Убить, предположим, могут. Если постараются. А победить нет. Нельзя победить тех, за кем правда, — я произнес эти слова заметно громче, рассчитывая поднять боевой дух идущих солдат. Не хватало еще, чтобы по колонне поползли слухи о несметной орде врага, перекрывшей единственный путь к спасению.
— Вы играйт в слофа!
— Ничуть, Самуил, просто я верю в себя и своих людей.
Городецкий остановился, чем вынудил меня обернуться.
— Тогда ... наймите можьих жолнеж.
Мысль интересная и пришла мне несколько раньше, вот только денег платить неохота.
Браслет рванул руку и во мне пружиной развернулась иная личность, причинив сильный дискомфорт. Не враждебная, но существенно больше, чем я мог вместить.
— Спешишь увидеть свою Ружену, рыцарь? — я не узнал свой голос, но паники не ощутил. В тот момент для меня вообще ничего не существовало, кроме безумных глаз Городецкого.
— Как... кто ты?
Я улыбнулся, ощутив всю чужеродность движений лицевых мускулов. Так, наверное, могла бы улыбаться женщина. Мало мне Ральфа! Соскучилась девица в своей темнице? С наемничками флиртуем, да?! Ну-ка брысь под лавку!
Внезапно позади нас раздались крики моих солдат. Картина маслом: двое голосящих от ужаса стрелков нанизали горбатого проводника на штыки своих 'дербанок'. Тот пытался дотянуться до них скрюченными пальцами раненой руки, левая в районе запястья заканчивалось темно-красным кровящим срезом. А лежащая в траве кисть сжимала драгунский пистолет. Видимо, тот древич протазаном упредил. Ловко! Прочный ремень, стягивавший руки сквернавца, выглядел, будто разорванный. Доводилось слышать, что горбуны отличаются невероятной физической силой, но не такой же!
Голосящие стрелки не могли высвободить свои ружья, так засадили штыки меж ребер, а одержимый нечистой силой горбун не имел возможности им ничем повредить. Стрелять — не стреляли, толи от испуга, то ли напротив, не желая шуметь или случайно задеть своих и куланов. Не смотря на пробитую грудь и отрубленную кисть, враг еще жил. Окровавленный рот скривился, глаза наливались чернотой. Кокон света внутри меня совершил резкий оборот...
— Акинф, голову... руби! — не успел закончить фразу, как точный взмах бердыша отвалил врагу означенную часть тела.
Из разрубленной шеи сквернавца вместо крови брызнула чернота, та самая дрянь, вроде орды мелких-премелких насекомых, виденная мной у Длани и в ловушке варлока. Изуродованное тело безвольно повисло, а затем рухнуло на тропу, вырвав ружья из рук перепуганных стрелков. В столб 'гнуса' из Слезы прожектором ударил свет, на секунду затопив все вокруг. Акинф оказался единственным, кто успел прикрыть глаза. Новая волна людских криков и ржанье перепуганных куланов донеслись до моих ушей, словно через толщу воды. Хлопьями сажи нейтрализованная нечисть осела на обезглавленный труп и помятую копытами осоку.
— Гад, Тимоху пырнул и пистоль выхватил...
— Кол в сердце забить бы надобно...
Я отстраненно наблюдал, как сквозь толпу пробился Харитон с распахнутой сумкой, как Акинф помог трущим глаза рекрутам вытащить штыки и заставил их сбросить останки в болото, предварительно подрубив горбуну ноги под коленями и несколько раз проткнув штыком живот.
— Продолжаем движение! — хрипло приказал я столпившимся, развернулся и оступился нетвердой ногой на кочке. Рухнуть в грязь не дали шляхтичи, сбивчиво бормочущие молитвы Отцу-дереву. Эвон как их пробрало. Добрый знак.
— Я ответил на ваш вопрос, пан Городецкий? — ощущение чужого присутствия внутри меня исчезло, и с наемником вновь говорил Богдан Романов, а не кто-то иной. И чуть слышно добавил: — Прости меня, княжна.
Предводитель дукаров впервые снял шапку и закивал. Вот так, не вполне понятным образом я заполучил союзника накануне решающей битвы.
Колонна вышла на берег посреди густой рощицы, еще не ощутившей на себе дыхание осени, зато узнавшей о нуждах большой армии не понаслышке. Разведчики рассыпались по уцелевшим от вырубок зарослям, взяв на прицел проселочную дорогу. Под руководством и при непосредственном участии Оркана артиллеристы быстро вернули картечницу в рабочее состояние: к лафету приставили колеса, закрепили ствол, запрягли куланов. Болеслав и Прохор навьючивали на избранных древичей подсумки и торбы с гранатами. Здоровякам предстояло метать снаряды в бою по команде людей. Дукарам вернули их оружие и амуницию. Наемники времени не теряли — приводили себя в боевую готовность. Вопрос оплаты их услуг пока не поднимался. Оркан с Болеславом смотрели на меня другими глазами. Они, по словам Акинфа, успели 'покрутить носами' среди моих солдат во время марша, перебросились парой слов с капралами. Без сомнения, вояки прониклись пониманием, что мне удалось вытащить свой отряд из совершенно безнадежного положения. Еще и с добычей. Городецкий же 'повел своих волков по шерсть', но вернулись они в строгом соответствии русинской пословице — стриженными. До мяса.
Все еще находящийся под впечатлением от расправы над одержимым сквернавцем Самуил, скрипя зубами, 'пшекая' и пряча глаза, вспомнил, скольких его боевых товарищей Тотенкопф превратил в бездушных 'гхол' якобы за трусость в бою. Я счел необходимым ободрить коллегу-кондотьера. Городецкий с ухмылкой согласился, что хуже незаконченных дел для благородных господ ничего не бывает. Его люди согласно склонили головы, ударив кулаками себя в грудь вместо клятвы биться на одной стороне. Кроме долга крови, шляхтичи собрались получить с бывшего нанимателя остаток жалования, а 'на сдачу отсыпать подлой свинье свинцовых грошей'. Суровый солдатский юмор, однако.
Вокруг меня собрались подофицеры, сержанты и новоявленные союзники, всем своим видом жаждущие битвы.
— Вот, что я вам скажу, господа и товарищи мои. Честного боя — грудь на грудь — я врагу давать не хочу и не буду. Коли панове наемники подпустили нас к себе, приняв за своих, так и тут может выйти не хуже. Не ждут они нас со спины. А мы подойдем и ударим.
Голос мой звучал тихо, но уверенно. Странное светопреставление, которое случилось два часа назад, не без участия покойной княжны, оставило мне достаточно сил для предстоящей битвы. В глазах моих бойцов русинов и дукар проглядывала знакомая холодная решимость.
Чуть больше шестидесяти стрелков включая дукаров и двадцать древичей — вот та армия, с которыми мне предстояло прорубить дорогу к Златой Роще сквозь полторы тысячи сквернавцев. Но в нашу победу я верил! А главное, эта вера пробуждалась в остальных. Былая готовность умереть, дорого отдав жизни, что плескалась в солдатах во время болотных скитаний, сейчас сменялась стремлением победить, при этом уцелев.
Картина предстоящего боя развернулась перед глазами четко и ясно без помощи планшета. Осталось так же четко и ясно изложить ее подчиненным. А там, Бог не выдаст, Скверна не съест.
— Нам предстоит захватить и удерживать несколько зданий постоялого двора. Необходимо ударить стремительно, уничтожив как можно больше солдат и офицеров врага. Паника в их лагере — наш союзник. Пятеркам, назначенным в штурмовую группу разбиться на тройки и двойки. Всегда прикрывать друг друга, иметь на двоих запасной выстрел. Вблизи действуйте штыком и прикладом. Под окнами проходить, пригнувшись! Перед дверью в рост не становись! Бей в дом через дверь и окно из-за угла и только потом входите с ножом и пистолетом. Если противник опомнится и засядет в каком доме, давите его огнем, помогая действовать гренадерам. Пленных не брать.
— Простите, хосподьин официр, на постоялом дворе квартирует 'кошкин дом', — заметил Городецкий. На мрачно сосредоточенных лицах командиров групп заиграли усмешки.
— Приказ относится к вражеским солдатам и офицерам. С женщинами мы не воюем, но я не собираюсь терять людей, если какой-то урод прикроется шлюхой!
— Тогда глафный штурм наш ест! — заявил шляхтич. Евгений всем своим видом выразил солидарность с паном Городецким. Возможность постоять за честь падших, но обязательно прекрасных дам (а откуда в прифронтовом борделе другие?!), юноша упускать не собирался. Пришлось попросить его озвучить свою задачу, поскольку повторение — мать учения.
— Организовать оборону на окраине поселка вдоль ручья!
— И еще, Евгений! Преследованием бегущих не увлекаться и беречь знамя. Пусть мы подойдем скрытно, но в бою враг должен видеть с кем имеет дело.
— Это честь для меня! — пылко откликнулся Белов.
Захват двухэтажного каменного здания трактира взял на себя Самуил, спутав мне расклад. Буяна пришлось перенаправить на штурм надворных построек и жилищ прислуги. Разведчикам предстояло действовать большей частью в арьергарде, охраняя громоздкий обоз, только вооруженных скорострельными ружьями включил в отряд штурмовиков.
Через час колонна полностью подготовилась к атаке. Все группы и подгруппы получили указания, как действовать в бою. Лично я успел дозарядить картечницу при помощи Ральфа и одного из артиллерийских гамионов. А так же перевооружился сообразно предстоящей задаче — маневренному бою между зданий. Забрал у Белова свой 'мастерворк', пулями к которому со мной поделился здоровяк Самсон Ковальский, занимавший в отряде Городецкого должность каптенармуса.
— Прошу. — Самсон жестом потребовал ружье, объясняя, что клейма на казенной части не только расскажут про калибр, но и тип пули. У стволов под свинцовые пули без оболочки нарезы глубже, а шаг оборота шире. У оболочечных и полуоболочечных — нарезы и шаг меньше. Получив винтовку, Самсон внимательно изучил цифры, знаки и буквы на стволе. Удивился непонятным словосочетанием:
— О-о, круль леон! — затем прикинул в уме и озвучил вердикт. — Полсотни дам. Добре?
— Добре.
Евгению передал штуцер, заодно проверил заряд защитного амулета и посоветовал юноше не удалятся от знамени, а, следовательно, от опытного солдата Ермолая и древича Яра, назначенных его охранять.
— Подъем, русины,— поднял на ноги отдыхавших солдат своего капральства Буян. — Сегодня нас ждет победа! А тварей из Скверны — смерть!
— Разведчики всегда впереди! — поддержал его Молчун.
— Смелей, стрелки! Все, что в руках — оружие! Все, что в глазах — мишень! — влился в общий хор Белов. А в моей голове без конца вертелась строчка из 'Сплина': 'время начинать матч, время начинать матч!'.
Боковым зрением успел заметить, как слетела улыбка с узкоглазого смуглого лица часового, когда брошенный Акинфом нож угодил в горло выше крупного кадыка. Латник выпустил алебарду и рухнул замертво, подминая жидкий плетень. Остальных сторожей и просто случайных зевак с оружием, вылезших из-под ближайших навесов поглазеть на прибытие моего отряда, в следующие мгновения нанизали на штыки. Роняя корзины с постиранным бельем и оглашая полусонный лагерь визгом, бросились прочь маркитантки. Шедшие в голове отряда дукарские стрелки, легко опрокинув расслабленных часовых, рванули по дороге к трактиру, полосуя саблями всех вооруженных мужчин, какие попались по пути. Они рубились молча, но эффективно.
— Бегом за славой, р-ребятки! — взрыкнул я. Буян с Молчуном транслировали мою команду непечатными словами, зато не в пример громче и ярче. Заглушая заполошный бабий визг, предсмертные вопли заколотых штыками и частую пальбу.
— Ура-а-а!! Бей-убивай! — откликнулись полсотни солдатских глоток. В едином порыве ощетинившаяся богатым арсеналом смерти человеческая масса снесла имитацию ворот, жидкий плетень и коряво сделанные рогатки. Солнце сверкнуло на широких тесаках штуцеров, игольчатых штыках дербанок, превращенных в пики осадных ножах, обещая нам победу.
Вместе с воплями убийц и жертв к небесам взмыл окровавленный орел на княжеском платке. Хищник расправил крылья, словно тоже собирался терзать застигнутых врасплох врагов острым клювом и изогнутыми когтями.
Первым выстрелом Акинф упредил какого-то резвого усача, выскочившего из просторной серой палатки справа от дороги. Кровавый цветок распустился на светлой рубахе с щегольским воротником и мужик, рухнул назад, не успев разрядить в нас свои пистолеты.
Как и было приказано, бойцы рассыпалась на двойки и тройки меж вражеских жилищ и повозок. Непрерывную череду ружейно-пистолетной пальбы разбавили первые разрывы гранат. По всему пространству, какое удавалось охватить взглядом, растерянные враги падали на землю, вываливались из дверей и окон, повисали на заборах и штыках, истекая кровью.
— Бей-убивай сучье племя!
— Смерть! Смерть!
— Ура-а-а! Ура-а-а! — русинский клич заглушил хор удивленных нашим коварным нападением глоток. Пусть и в основном лагере знают, кто напал. Им полезно.
