Не будите Гаурдака (одним файлом)

— Тихо, ты!!! — шепотом, едва ли не громче звука падения обугленной деревяшки и эха вместе взятых, взревел громовержец. — Если нас услышит Хель...

Олаф проворно зажал себе рот ладонью:

— Я молчу...

— У нее такой хороший слух? — практично — и еле слышно — поинтересовалась царевна.

— Не знаю... — таким же полушепотом неохотно признался бог. — Но проверять не хочу...

— А как тогда мы будем искать... кольцо? — осторожно, пока не выяснится главное, выбрал нейтральный термин Иван. — Оно громко на свое имя отзывается?

Мьёлнир поморщился.

— Отец описывал вам его музыку?

— Да. Он сказал, что звук будет такой, словно горный водопад низвергается в горячий Хел, — подтвердил лукоморец.

— Вот-вот. И громкость — соответствующая.

Отряд задумался.

Первый вариант поисков предложил Олаф.

— А, может, она не услышит? — с надеждой сипло прошипел он.

Идея его в широких массах бурной поддержки не нашла.

Второе предложение принадлежало Адалету.

— Надо методично облететь все улицы, отыскивая следы прохождения лица, которое, предположительно, спрятало... кольцо... здесь.

Экспедиция переглянулась, пожала плечами и согласилась.

Поправку ко второму варианту — "если кольцо вообще было положено сюда" — Серафима благоразумно оставила при себе, потому что третьего варианта пока ни у кого не возникало.

Осколки, фрагменты и обломки, усеивающие или загромождающие1 неширокие улицы города, которого не было, покрывал нетронутый слой девственно ровной пыли, перекочевавшей сюда, не исключено, прямо из Отрягии вместе с покрываемыми объектами. Скучные тени усопших медленно и бездумно проплывали вперед-назад, ни на минуту не останавливаясь, и не поднимая от земли пустого отсутствующего взгляда.

— — — — — — — — — — — — —

1 — По мере скромных возможностей.

— — — — — — — — — — — —

— Не похоже, чтобы тут кто-то проходил, кроме призраков, — после облета очередного квартала нехотя признал Адалет, со сдавленным стоном растирая кулаком и распрямляя затекшую в самые непредназначенные для этого места поясницу. — Никаких следов...

— Никаких следов следов, я бы даже сказала, — ворчливым шепотком уточнила царевна, и с ней согласились все.

— Конечно, можно спешиться и осмотреть все поближе... — неуверенно предложил Иван, но перспектива пробираться через дебри кладбища стройматериалов и сонмы бывших сограждан и подданных не прельстила даже Мьёлнира.

На Масдае повисла унылая тишина.

И тут рыжую голову Олафа осенила еще одна светлая мысль.

— Если бы на месте Хель был я, — скрестив руки на груди, важно и расстановкой проговорил он, — то я бы не в какой-то рухляди на улице, а в своем дворце спрятал Грауп...

Отчаянный вопли пяти глоток "ТССССС!!!" и громыхание тысяч жестяных бочек, до половины наполненных камнями и столкнутых со скалистого уступа прозвучали одновременно.

— Граупнер, тихо, Граупнер! — орал во всё горло Мьёлнир, безуспешно стараясь перекричать самую немузыкальную музыку Белого Света, но не слышал и сам себя.

Ковер метнулся на звук, спикировал, и искатели оказались нос к носу с тем самым бело-голубо-измазанным камином, твердотельность которого проверяла орехом несколько часов назад Сенька.

— Он в трубе!!! — проорал Мьёлнир и, не дожидаясь, пока ковер приземлится, соскочил на покрывающие пол бывшей гостиной головешки и лихорадочно сунул руку в весело резонирующий хелскому грохоту дымоход.

Пальцы его, соскребая сажу, поспешно сомкнулись на злополучной фамильной драгоценности...

— Тихо!!!..

И всё смолкло.

— Ф-фу-у-у-у.... — облегченно выдохнули все как один, и принялись воровато озираться, не привлек ли каменный концерт чьего нежеланного внимания...

Решетку первой увидела Сенька.

— Что это?..

В десяти шагах от нее, в полуметре от края Масдая, из головешек пожарища в темное небо Хела вознеслись ослепительно-черные прутья толщиной в палец и частотой в ладонь.

— Что это...

Метрах в пяти над головами, как раз там, где кончалась труба, прутья плавно загибались в подобие купола, образуя округлый потолок, как в птичьей клетке.

— Что это?!

Под ногами у них, среди останков дома, блеснула такая же гладкая, черная и блестящая, как смола, решетка.

— Не наступай!!! — взревел Мьёлнир, и нога царевны испуганно зависла в нескольких сантиметрах над прутом, который она хотела проверить на прочность.

— Что это?

— Не трогайте!!!

И люди застыли с протянутыми к невесть откуда появившейся преграде руками.

— Что это значит? — устремил вопросительный взгляд на своего бога и кумира рыжий воин.

Даже в постоянном полумраке Нифльхайма было видно, как побелело под слоем копоти лицо бога.

— Это значит... — медленно, как будто через силу, проговорил он, — что мы попались, как маленькие, ничтожные, безмозглые мыши...

Ни крик громовержца, ни ярость его, ни проклятия не напугали бы так Сеньку, как этот тихий, холодный, безжизненный голос.

Если бы души отрягов могли говорить, они, наверное, изъяснялись именно так...

Она почувствовала, как в районе желудка зародилась и стремительно стала разрастаться живая ледышка.

— По-моему, Вань, мы действительно влипли, — медленно проговорила она.

— Я могу попробовать разрубить их, — обнажил Иван волшебный меч и продемонстрировал под горящим завистью взором сына конунга его действие на камнях камина.

— Нет. Это не поможет, — угрюмо мотнул взлохмаченной головой Мьёлнир.

— А твой молот? — вспомнил Адалет.

— Нет.

— А твоя божественная сила? — спросил ковер.

— Нет.

— А кольцо? У нас же теперь есть Г... кольцо! — встрепенулся Олаф.

— Кольцо?!..

Глаза бога грома оживленно сверкнули, он быстро разжал кулак...

Посредине огромной, как обеденная тарелка, ладони лежал тусклый маленький бурый черепок.

— Хе-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ель!!!!!!!!!..

Когда последнее насмешливо-ехидное эхо исступленного вопля обманутого бога стихло, над мертвым городом воцарилась призрачная звенящая тишина.

— А вот это — конец... — устало опустился на край Масдая громовержец и отрешенно уронил голову на поджатые к подбородку колени.

Бесстрастные и безмолвные души стали не спеша собираться вокруг неприступной тюрьмы незваных гостей Хель, постепенно превращая полутьму вокруг них в призрачное подобие белесого киселя.

— Расскажи хотя бы, с чем мы на этот раз столкнулись, — пристроился рядом с убитым новым поражением богом грома и вытянул из кармана записную книжку и грифель чародей. — Конечно, я про свою магию тут упоминать лишний раз больше не хочу — об усопшей или хорошо, или ничего — но, может статься, сообща мы что-нибудь придумаем, найдем выход, так сказать, из безвыходной тюрьмы силой мысли?

Остальные, угнетенные и подавленные, тоже собрались и молча сели вокруг, тщась отыскать решение проблемы, которой они не понимали при помощи силы мысли, которой у них не было.

— Нет выхода, — угрюмо процедил сквозь зубы бог. — Это не простое железо, или камень, или что вы, смертные, там у себя еще можете изобрести. Это невозможно сломать, разрубить, расплавить или расшатать. Даже прикоснуться к ней — мгновенная смерть. Смерть без возврата.

— А бывает смерть с возвратом? — дотошно уточнил, конспектируя речь бога, чародей.

Мьёлнир пасмурно зыркнул на книжника.

— Не привязывайся к словам, дед. Я имел в виду, что после смерти отряга душа его уходит в Старкад, если это был герой, и пал он с оружием в руках, и сюда, в Хел, если это был какой-нибудь ремесленник, крестьянин, или герой, скончавшийся старым и беззубым в своей постели. Но если смертный или бессмертный хотя бы дотронется до такой решетки, то дни его будут сочтены в тот же миг. И его, и его души.

— Она тоже умрет?! — ужаснулся Олаф.

— Да, — ровно кивнул громовержец. — Потому что это — не ваши елки-палки-железки, смертные. Это — пустота.

— Пустота?! — изумился Иван и принялся оглядывать друзей в поисках поддержки своему недоумению и удивлению. — Но пустота... она ведь нестрашная! Она просто... пустая!.. Как пустая комната, пустой кувшин...

— Пустая голова... — в пространство добавила царевна, но в ответ на четыре убийственных взгляда быстро уточнила: — Это я о себе.

— Пустота эта, и пустота в твоей, чужестранец, комнате — как снежная гора и снежинка... — неподвижно глядя перед собой, на переплетенные в замок пальцы, тихо заговорил Мьёлнир. — Как море и капля... Как березовый лист и Иггдрасил... Она втянет тебя, засосет и разорвет на миллиарды клочков, едва ты прикоснешься к ней хоть одним пальцем... Эта пустота — осколки Гуннингапа, зияющей бездны, бестелесной, но твердой, как самый твердый гранит, или чугун, и из которой в начале времен был сотворен Провидением Белый Свет, и ничто не может противостоять ей.

— Белый Свет был сотворен не Провидением, а... — начал было просветительскую лекцию1 Адалет, но Сенька своевременно ткнула его в бок кулаком.

— — — — — — — — — — — — — —

1 — Но, не исключено, что и цикл лекций.

— — — — — — — — — — — — —

— В чужой монастырь со своим самоваром не ходят, — строго прокомментировала она ему на ухо свою попытку членовредительства. — Ну вот какая тебе сейчас разница?..

Волшебник упрямо дернул плечом.

— Любовь к научной истине — вот главное достоинство настоящего адепта магических наук, где бы он ни находил...

— ...я тебя знаю...

Бесплотный голос прозвучал в ушах пленников пустоты неожиданно и странно, словно легкий порыв ветра обрел вдруг язык и разум и заговорил.

— Меня? — прекратил спорить и небезосновательно подивился Адалет.

Но сообщение имело другого адресата.

— ...и я тебя знаю... — подул, слабо шевельнув волосы на грязных нахмуренных лбах, еще один ветерок.

— ...и я...

— ...и я...

— ...и я...

— ...ты — Мьёлнир...

— ...бог грома и молнии...

— ...Мьёлнир — громовержец...

Мьёлнир-громовержец приподнял голову и с подозрением прищурился на гипнотизирующе колышущуюся по ту сторону решетки массу цвета разведенного молока.

— Кто это? Шпионы Хель? Пришли поглазеть? Поиздеваться над дураком? Позлобствовать? — свирепо оскалился он, и рука его сама потянулась к рукояти тяжелого молота.

— ...нет...

— ...нет...

-...нет, что ты...

— ...я не могу издеваться над тобой...

— ...никогда...

— ...ни за что...

— ...ведь ты — Мьёлнир...

— Да, я Мьёлнир, ну и что! Какое вам дело?!.. Проваливайте отсюда!.. Пошли прочь!.. — свирепо прорычал бог и грохнул кулаком по земле.

Но тени, казалось, не слышали обидных слов, и призрачный ветерок продолжал шелестеть, гладя пылающие щеки и перебирая струны стонущих душ.

— ...я помню тебя, Мьёлнир...

— ...когда три недели не было дождя, стояла жара...

— ...и посевы наши засыхали на корню...

— ...наша деревня помолилась тебе...

— ...а утром пошел дождь...

— ...когда осенью вдруг после дождей ударили морозы...

— ...и озимые наши могли померзнуть...

— ...мы попросили тебя...

— ...и за одну ночь выпало полметра снега...

— ...он укрыл наш овес...

— ...а весной он взошел дружно, и урожай был — сам-пят...

— ...когда мы не успевали собрать посеянное, чтобы заплатить подать ярлу, моя семья обратилась к тебе...

— ...и над поместьем ярла на неделю зарядили ливни...

— ...он и его сборщики податей тонули на дороге в грязи...

— ...а у нас было сухо...

— ...и мы успели собрать весь ячмень до колоска...

— ...а помнишь, однажды после дождика летним вечером на рощу опустилась стая саранчи...

— ...утром они могли перелететь на наши поля...

— ...и тогда погиб бы труд всего лета...

— ...а мы пошли бы по миру...

— ...но мы молились тебе, и принесли в жертву петуха...

— ...а ночью молния ударила в сухостоину в роще...

— ...и вся роща сгорела...

— ...и саранча с ней...

— ...а помнишь...

— ...а помнишь...

— ...а однажды...

— ...а когда-то...

Один за другим и все вместе, то дополняя, то перебивая друг друга, тени шептали, говорили, кричали о том, что произошло десять, сто, триста, пятьсот лет назад, и голова строптивого бога поднималась всё выше и выше, а глаза начинали подозрительно блестеть.

— Они узнают его?..

— Они говорят?..

— А разве они могут?..

— А как же река Забвения?..

Изумлению злосчастных искателей Граупнера, позабывших под бесконечное перечисление дел сурового громовержца свою беду, не было предела.

Но больше всех поражен — причем, в самое сердце — был Олаф.

Его идеал, его идол, его божество, бесстрашный рубака, бесшабашный задира и бестрепетный храбрец, оказался тайным покровителем каких-то земляных червей, позорящих имя настоящего отряга?!..

— Мьёлнир?.. Это правда?.. Они и вправду?.. Ты взаправду?.. — только и смог потеряно, жалко выговаривать он, не в силах даже начать формулировать страшное обвинение дважды поверженному у него на глазах кумиру.

— Да, — гордо распрямился и кивнул сын Рагнарока.

— Мьёлнир... Но это же... они же... они же простые крестьяне!!!..

— А ты — простой дурак!!! — неожиданно рявкнул бог, и сын конунга отшатнулся, споткнулся и хлопнулся задом на обломок кирпича.

Лукоморцы и маг с трудом оторвали глаза от подошедших почти вплотную, но не касающихся зловеще поблескивающих черных прутьев призраков, окинули взглядом ставший им тюрьмой мертвый город, и ахнули.

Со всех сторон, насколько хватало глаз, к месту их заключения устремлялись безучастные ранее обитатели Хела.

— Их тысячи... сотни тысяч... — с благоговением прошептала Серафима. — Или даже миллион...

А голоса из-за решетки тем временем становились все громче и громче, бестелесная масса увеличивалась, росла, напирала...

— Не приближайтесь к решеткам! — вскочил, оборвав было робко умолкших призраков, бог, но через секунду шорох потусторонних голосов, то усиливавшийся, то затихающий, как шум набегающей на берег волны, всколыхнулся.

— ...не волнуйся, Мьёлнир...

— ...это всего лишь пустота...

— ...как пуста комната...

— ...или кувшин...

— ...или голова...

— ...а пустоту в горшке ли...

— ...в комнате ли...

— ...и даже в голове...

— ...всегда можно заполнить...

— Но как?!..

— ...просто...

— ...просто...

— ...просто...