— О Рубине Милосердия, — ответила Морти.
— Он мне уже не нужен, — ответила Лилит.
— Он нужен мне, — ответила Морти.
— Зачем? — не поняла Лилит.
— Я хочу получить настоящий, а не подделку, — сказала Морти, показывая на свою грудь, на которой висел фальшивый рубин, подаренный ей Лилит.
— Тогда читай? — сказала Лилит и подумала, что Рубин Милосердия в руках Морти намного лучше того, если бы он принадлежал Сатанаилу. Мысли о том, чтобы его отдать владельцу, Лучезарному, у неё не возникало. Книга оказалась "Евангелие" и для Морти совсем неинтересная, только в самом конце книги, совсем другим почерком на оставшихся чистых страницах кто-то дописал свою историю. Как оказалось, текст писала сестра-послушница Мария. Вначале шло описание путешествия Марии и госпитальеров из Акко, о котором Лилит знала, давно исследовав память Маргины, а потом пошел рассказ о том, чего она не ведала:
"Сердце сжимается от боли, когда я вспоминаю своих друзей: храброго и мужественного Гуго, добродушного добряка Дюдона, флегматичного Жана и даже диковатый Кудря помнится, как родной, а непоседу Адониса я всегда считала своим младшим братом. Мы долго наблюдали за кораблём, на котором остались мои друзья, Гуго, Жан и Адонис, пока корабль и речка не скрылись за горой. Старый грек, согласившийся нас подвезти, спешил, чтобы до ночи добраться в Дорос, столицу княжества Готия. Грек был рад, что с ним едет воин-крестоносец, так как дорога шла по диким местам, того и смотри, чтобы какая-нибудь банда курманов66 не напала. Привезённые из Армении "пепони"67, как он их называл, грек переправлял на продажу в Дорос к княжьему столу, и запах диковинных плодов дразнил моё обоняние, но я стойко держалась, не подавая виду. Мы с Раймондом сидели сзади нагруженной повозки, глотая пыль от колёс, но нам деваться некуда, приходилось терпеть.
Раймонд вытащил из-за пояса нож и отрезал мне дольку "пепони". Я с удовольствием вгрызлась в ароматную мякоть и только потом подумала, что ем краденное. На мой немой укоризненный взгляд Раймонд очень резонно ответил, откусывая приличный кусок редкого плода:
— Мы заплатили за проезд!
Я не стала ему говорить, что поглощение дорогого фрукта не входит в оплату проезда, по крайней мере, до тех пор, пока мы не скушали его целиком. Выбросив последнюю жёлтую кожуру, Раймонд вытащил фляжку и дал мне напиться, а потом отхлебнул сам. Жизнь на халяву казалась прекрасной и никакие угрызения совести не стоили того, чтобы нас порицать за этот грех чревоугодия и кражи.
Повозка всё время держалась левого берега реки Черной, но к середине дня грек переправился на другую сторону реки и стал удаляться от неё, погружаясь в невысокие заросшие лесом горы. Неожиданно для меня дорога пошла по маковому полю, усеянному красными цветами, словно кто-то окропил землю своей кровью. Мне, почему-то, стало тревожно на душе, но, так, же, резко, как и начались, маки закончились, а окружающая цветовая гамма дополнилась белыми скалами окружающих гор. Кое-где приходилось спрыгивать, так как дорога тянулась вверх, а так как грек берёг своих лошадей, то они с Раймондом подталкивали повозку сзади и спереди. Миновали селение, расположенное в долине между гор, которое, как сообщил грек, называлось Шули. Вдоль долины текла речка, именуемая Айтодор. Мы не стали останавливаться в Шули, а поехали дальше, так как до Дороса оставалось совсем немного. Слева по ходу, на отвесной стенке высокого плато я увидела какие-то большие норы, вырубленные в камне. Грек объяснил, что там давно живут православные монахи, и я с восхищением помолилась за сподвижников веры.
Через некоторое время, которое нам показалось бесконечным, мы, наконец, прибыли в Дорос, как нам сообщил старый грек. Я же никакой столицы княжества не увидела, а огромная вертикальная стена, уходящая в небо, мало ассоциировалась с каким-либо городом. Мы долго обходили эту стену, медленно поднимаясь вверх, а когда завернули за угол, то оказалось, что это какой-то длинный каменный нос. Довольный грек радостно сообщил, что эту длинную стенку называют Каменистым мысом, и я посчитала, что название удачное. Высоко в небе парил одинокий орёл, выбирая жертву на плато. Если бы я посмотрела на себя его глазами, то увидела бы маленькую букашку, двигающуюся прямо в хищную четырёхпалую лапу, но то, как выглядит Дорос с высоты, я узнала потом. Вдоль крутого склона ми проехали ещё некоторое время, пока не оказались перед воротами с какими-то нишами, а сверху располагался храм. Стражники остановили грека и не очень придирчиво осмотрели повозку, а основное внимание уделили нам. Огромный статный воин спросил нас на греческом языке о цели визита, рассматривая, главным образом, крест на груди Раймонда и зная о его принадлежности к ордену госпитальеров. Он не высказывал злобы или агрессии, но мы с Раймондом знали, что крестоносцев не очень жалуют в Восточной Римской Империи. Я освоила греческий довольно сносно и ответила, что мы с Раймондом ищем уединения и посвящения себя Богу. Воин довольно красноречиво посмотрел на меня, давая понять, что уединение мужчины и женщины для посвящения Богу выглядит странно, и, вероятно, подумал, что Раймонд украл чужую жену и сбежал с ней на край света. Возможно, я сама выдумала такое толкование своих слов и предательски покраснела, чем вызвала у воина скептическую усмешку.
— Вы пойдёте со мной, — сказал воин, предлагая нам покинуть повозку и следовать за ним. Я быстро кивнула, так как видела, что Раймонд посчитал себя оскорблённым, посинел и уже тянется к своему мечу.
— Не сейчас, милый, — сказала я ему, чем совсем его разоружила, но вызвала новую усмешку воина — вероятно, он знал французский язык.
Мы прошли под сводами арочных массивных ворот, слева от которых находилась каменная скала огромной высоты, а справа обрыв вниз. Впереди шагал тот же воин, который расспрашивал нас и, по-видимому, совсем не боялся предательского удара в спину. Он только изредка поворачивал к нам своё лицо с неизменной усмешкой, приглашая кивком головы следовать за ним. Склон, заросший с двух сторон деревьями и кустарником, вывел нас на плато, где мы увидели, несколько ближайших холмов, покрытых обильными садами и зарослями сосны на дальнем возвышении. Между садами яркими пятнами радовали глаз крыши домов, покрытых красной черепицей. Первое впечатление могло быть неверным, но мне здесь понравилось и дышалось как-то легко. Мы прошли мимо церкви, и я с удовольствием перекрестилась, понимая, что попала в христианское общество, а не к варварам. Успокаивающе пахло сиренью и меня не покидало ощущение, что мы оказались в райской обители.
Слева тянулась высокая крепостная стена с огромными воротами, которые завершались величественным сооружением над ним, но нас повели вправо, через огромный сад, пока мы не оказались возле беседки, а дальше, между деревьями, просматривался большой белоснежный дворец. Нас встретил черноволосый мужчина с лёгкой сединой, классический греческий нос которого с лёгкой горбинкой свидетельствовал о его родовой принадлежности, а чёрные брови оттеняли не характерные грекам голубые глаза. Одетый в белый льняной хитон, скрёпленный золотой застёжкой на левом плече, он внимательно, но без напряжения, рассматривал нас, ожидая объяснения. За его спиной, в беседке, находилась женщина со светлыми волосами и бледным лицом, а рядом с ней, в голубом хитоне, стояла девочка лет шести, вероятно, её дочь.
Воин, который нас привёл, заговорил на незнакомом мне языке, и я увидела, как Раймонд напрягся. Не успел воин закончить говорить, как ему что-то ответил Раймонд. Воин, не ожидавший, что Раймонду известен язык, на котором он говорит, удивлённо уставился на него, а мужчина в хитоне улыбнулся и сказал Раймонду на французском языке:
— Будет лучше, если о себе вы расскажете сами.
Раймонд, взглянув на меня, начал рассказ о защите Акко и её падении, а потом о нашем путешествии по городам и странам. Пока он всё рассказал, наступил вечер, и мужчина в хитоне предложил Раймонду:
— Не угодно ли поужинать?
Мы с Раймондом согласились, так как, кроме дыни в дороге, ничего не ели. Прежде, чем идти в дом, который виднелся за деревьями, мужчина представился: — Меня зовут Василий, моя жена, княгиня Ефросиния и моя дочь Елена.
Мы назвали себя раньше, потому с улыбкой кивнули головой, а князь Василий повернулся к воину и сказал:
— Можешь идти Реас, ты мне не нужен.
Не берусь описывать княжий дворец, так как он мне понравился. Возможно, я долго находилась вдали от дворцов правителей, но меня дворец князя очаровал больше бесчисленных помещений дворца базилевса Андроника II в Константинополе. Белоснежный дворец князя казался лёгким, домашним, уютным и не давил роскошью.
Ужин был простой, гречка и фрукты, после чего князь пригласил нас в церковь на вечерние молитвы. Православный Храм был красивым и маленьким, но я не знала, прилично ли нам в нём находится, о чём прошептала Раймонду, который меня успокоил тем, что Бог услышит каждого, кто искренне в него верит. Оказалось, что православные считают, что Дух исходит только от Отца, а от него к Сыну. Многим отличалась и служба и даже то, как православные крестились, но я старалась не казаться белой вороной и не отвлекалась от молитвы.
Когда мы вернулись во дворец, князь о чём-то пошептался с Раймондом, а княгиня Ефросиния сама показала нам нашу комнату, в которой стояла одна кровать, что повергло меня в шок. В путешествии мы спали с Раймондом вместе, как товарищи, но князь и княгиня думают, что мы муж и жена. Увидев моё смятение, Раймонд успокоил меня и сообщил, что прекрасно выспится на полу, но тут я воспротивилась — не хватало, чтобы из-за моих капризов Раймонд испытывал неудобство. Когда мы легли в кровать, я спросила у Раймонда, о чём он шептался с князем. Он повернул ко мне своё лицо и сообщил:
— Князь сказал, что нам не верит.
Он помолчал, а потом спросил меня: — Может, стоит сообщить ему, что мы защищали Рубин?
Я вытащила из-за пазухи Рубин Милосердия и показала Раймонду. Он поразился, что увидел рубин у меня, так как думал, что я отдала его Гуго. Я не стала ему ничего объяснять, пусть Раймонд решает всё сам. А потом заснула.
* * *
Когда я встала на следующее утро, Раймонда уже не было. Память подсказала некоторые подробности прошедшей ночи, некоторые из которых вызвали в теле сладкую истому. Я точно помнила, что спала в объятиях Раймонда, но большего, вероятно, у нас ничего не было. От этих мыслей у меня зарделось лицо, которое я разглядела в серебряном зеркале, предусмотрительно положенном на столике возле кровати. В дверь постучали, и в комнату заглянула служанка, которая помогла мне умыться и пригласила к княгине на завтрак. Кроме меня, княгини и её дочери, Елены, никого не было, и я думала, что мы будем завтракать одни, но ошиблась, так как в дверях столовой появился князь Василий в сопровождении Раймонда. Видимо, они о чём-то оживлённо говорили, но при виде нас за столом, князь сдержанно поздоровался. Когда все уселись за стол, он прочитал благодарственную молитву и только тогда все принялись за еду. Следует сказать, что здесь, в Доросе, кушали два раза, утром и вечером, причём утренний завтрак больше похож на обед. При моей сдержанности к еде, для меня это более чем достаточно, но для мужчин на работе и воинов на тренировке, делающих тяжёлую работу, как мне казалось, не достаточно.
Когда завтрак закончился, князь, запив пищу вином, совершил благодарственную молитву, а потом обратился ко мне: — Любезная Мария, вы нам покажете вашу реликвию?
Я посмотрела на Раймонда, сидящего возле князя, и он произнёс: — Я всё рассказал князю Василию.
Я вытащила из-за пазухи Рубин Милосердия и протянула его князю, Он долго рассматривал реликвию, но, видимо, она его не впечатлила, так как он, немного разочарованный, спросил меня: "Вы считаете, что в нем заключена Божественная Сила?" — после чего передал рубин княгине Ефросинии. Её впечатление от Рубина Милосердия оказалось выше, так как она приложила его ко лбу и восторженно произнесла:
— Возможно, что этот камень принесёт на землю Готии мир и благоденствие.
После обеда Раймонд и князь куда-то отправились, а мы остались с княгиней. Как я потом узнала, князь назначил Раймонда комендантом Дороса, учитывая его опыт защиты крепости Акко, и они инспектировали защитные стены города. Княгиня предложила мне давать уроки французского языка для её дочери Елены, поспешно сообщив, что за это я буду получать плату. Я отказалась от денег, сообщив княгине Ефросинии, что сделаю это совершенно безвозмездно, на что она ответила: — Милочка, вам же нужно на что-то жить. Я хочу, чтобы вы чувствовали себя комфортно и остались здесь как можно дольше.
Мне пришлось согласиться, после чего мы отправились на базар, расположенный на самой большой площади Дороса, перед центральными воротами в крепость на Каменистом мысе. В Доросе было два базара: один тот, куда мы шли, и второй за городскими стенами в мужском овраге. Когда я спросила, почему овраг называется мужской, княгиня объяснила, что есть два оврага с источниками воды: женский и мужской, а третий овраг называют Брамный, где находятся въездные ворота. Базар оказался не таким большим, как я предполагала, видимо, в целях безопасности, не всех впускают в Дорос. К моему удивлению я увидела знакомого грека с дынями и повела графиню туда. Оторопевший грек, увидев меня в сопровождении княгини Ефросинии, стал лихорадочно соображать, не обидел ли он меня, а я, в благодарность за сворованную дыню, подвела княгиню к его повозке и порекомендовала сладкий товар. Княгиня выбрала несколько штук и приказала слуге с корзиной отнести их во дворец. Грек хотел отказаться от платы, но графиня снисходительно пожурила его по щеке и щедро сыпанула горсть монет. Когда я обернулась, ошарашенный грек всё ещё кланялся вслед княгине. Когда мы пришли во дворец, то попробовали дыню, а потом Ефросиния положила мне руку на плечо и сказала:
— Я слышала версию вашего путешествия от мсье Раймонда де Торна, вы не будете так любезны, чтобы рассказать свои впечатления.
Я начала, как и Раймонд, с города Акко, а потом рассказала то, что знала сама, ничего не скрывая. Особенно заинтересовал княгиню рассказ о нашем посещении Константинополя и гостины у базилевса Андроника II Палеолога. Я с подробностью описала наше посещение царской семьи и то, как Андроник предложил мне копии рубина.
— Он не мог подменить ваш рубин? — с некоторым сомнением спросила княгиня Ефросиния и я ей ответила вопросом: — Вы бы могли такое сделать?
— Нет! Конечно, нет! — воскликнула княгиня и тут же улыбнулась. Когда я закончила рассказ, Елена, которая сложила руки на моих коленках, посмотрела на меня и спросила: — А ещё? — отчего мы с княгиней рассмеялись.
После этого графиня нас оставила, а я дала Елене первый урок французского языка, начав с "Наставления для юнцов". Елена, послушав меня, сообщила, что у них есть такая книга, которую мама ей читала. На мой удивлённый взгляд, она взяла меня за руку и повела на второй этаж, где Елена открыла ящик, и вытащила оттуда рукописную книгу Вильдье. Кроме этой книги в ящике находилось "Евангелие" и ещё несколько томов жизнеописаний святых, обтянутых кожей. Мы с Еленой, забросив занятия, листали страницы, рассматривая назидательные картинки. Там нас и нашла княгиня, приглашая на ужин. Только тогда я с удивлением заметила, что уже наступил вечер".
