Илония. часть 1

Проводник довел их до усадьбы. Увидев ее, беглецы поняли, что это именно то, что им надо. Дом был двухэтажный, просторный, места вполне хватало на две семьи с детьми и комнаты для слуг, имелись надворные постройки, земля и пастбище. Алаина призналась друзьям, что именно так им и виделось с Корном их будущее жилище.

Но усадьба была в ужасном запустении, и Турин проклял продавцов, явно завысивших цену. Предстояло так много работы, что думать о коневодстве было еще очень рано.

Первым делом они разместили Корна, выбрав ему одну из самых светлых комнат на первом этаже, с видом на горы и перво-наперво привели в порядок ее. Алаина устроилась рядом. Турин с Вилдой заняли комнату на втором этаже. И началась жизнь, полная забот и тревог.

Денег катастрофически не хватало. Надо было на что-то жить, и в будущем они не смогли бы себя обеспечивать, потому что землю обрабатывать никто из них не умел. Живность тоже не имело смысла заводить, ибо и с ней никто никогда не имел дела. Но идти стражником в город Турин не мог, он не мог оставить дом с двумя женщинами и больным Корном. Поэтому Алаине и Вилде пришлось брать на себя шитье для городских женщин.

Но в доме была еще масса работы, и много заказов они не могли брать. Оставшиеся деньги начали таять с поразительной скоростью. В запасе оставались только два ожерелья, которое подарила Зорена Алаине и Вилде. Это было их будущее, их породистые лошади, которых они купят, чтобы заняться коневодством. Их нельзя было продавать ни в коем случае.

Больной Корн не причинял неудобств. Он слышал, что ему говорили, мог сам двигаться, одеваться, есть. Но ему надо было об этом говорить, сам он не испытывал никаких желаний и стремлений. Слепой, он поначалу натыкался на все, что можно было, потом привык. По-прежнему не разговаривал. Друзья постоянно таскали его с собой, чтобы не оставлять одного. Когда Турин делал что-то по дому: ремонтировал или сколачивал, скоблил или красил, Корн был рядом. Иногда мог что-то подержать, когда ему совали в руки, потом отдавал, когда просили. Когда он подал упавший предмет сам, без подсказки — это посчиталось отличным признаком и началом выздоровления.

Алаина же с Вилдой брали его с собой на кухню. И опять же большим шагом к выздоровлению они сочли случай, когда Корн сам взял с подноса хлебец.

Все разговаривали с Корном, как ни в чем не бывало, рассказывали ему о делах, читали, делали все, чтобы он чувствовал вокруг себя жизнь.

Но только у лошадей Корн становился почти самим собой. У них было четыре лошади, привезенных из Алмазной страны: две кобылки, один старый уже конь и молодой жеребец. Если Корна оставляли у них, он мог часами мыть их, кормить, выводил на прогулку, сам садился на них и тихонько ездил по плато. Оставалось только следить, чтобы он не брал одну норовистую кобылку, которая уже однажды завела его в какие-то дебри скал и кустов. Остальные вели себя послушно и не уходили далеко.

А через несколько месяцев Алаина уже не могла делать тяжелую работу по дому. В их маленькой семье ожидалось прибавление. Теперь она занималась только немного кухней и шитьем. Вилда еще заставляла ее гулять с Корном по плато. На всякий случай Турин пригласил в дом женщину-повитуху. Целый месяц в ожидании родов она жила у них, следя за здоровьем Алаины.

Роды начались внезапно и Турин похвалил себя, что не пожалел денег и пригласил повитуху пораньше. Алаине было тяжело, больно и страшно. Она не смогла стерпеть особо острой схватки и крик ее разнесся по дому. И тут случилось то, о чем предупреждал Зорену Ватил. Крик боли Алаины сыграл роль нервного потрясения для Корна. То, что не сделал покой и уход, сделал крик. Крик любимой прорвал стену, воздвигнутую Корном в своем сознании. Он встрепенулся и лихорадочно заметался по комнате, где его оставили на время родов его жены. Хорошо, что он, не видя, выломал все-таки дверь, а не окно. Подоспевший Турин не осмелился удерживать Корна, а наоборот довел его до комнаты, где готовился появиться на свет его ребенок.

— Алаина, Алаина, где ты, что с тобой, — невнятно шептал Корн.

Почти полгода он не произносил ни слова, и теперь речь его можно было понять с трудом. Алаина плакала и от боли и от счастья, что Корн вернулся к ним.

— Корн, все в порядке, все в порядке, — разом говорили и Алаина и Вилда, пытаясь успокоить взволнованного криками Алаины Корна, но тот никак не мог понять, что происходит и почему он ничего не видит.

Кончилось тем, что Вилда прикрикнула на него:

— Корн, стой спокойно и подбадривай свою жену, а не ной, как идиот.

Это возымело действие, Корн растерялся и замолчал, ничего не понимая.

Когда раздался крик младенца, Корн только недоуменно вскинул голову. И тогда Вилда вручила ему маленькое тельце и торжественно сказала:

— Корн, это твой сын. Заверни его по обычаю в свою рубашку.

Корн был не просто растерян, он был ошарашен и изумлен. Тогда Вилда начала помогать ему. Она хотела было взять ребенка, но тот вдруг захныкал, и Корн судорожно прижал его к себе. Он видимо понял, что за дар небесный держит у себя в руках, и не захотел с ним расставаться. Вилда помогла ему снять рубашку и завернуть в нее ребенка. Потом она и повитуха оставили Корна с Алаиной и их ребенком вместе.

Последние силы потратила Алаина на то, чтобы коротко рассказать мужу о том, что случилось в тот памятный день во дворце королевы Зорены. Не досказав, она уснула, а Турин с Вилдой затем рассказали все еще не выпускающему из рук сына Корну все снова и до конца.

Все то время, что Алаина лежала в постели, Корн не отходил от нее и не выпускал из рук сына. А когда они втроем начали потихоньку выходить на прогулку, Корн начал видеть. Сначала все в тумане, глаза слезились и болели, потом зрение восстановилось.

После этого Вилда, предварительно наплакавшись, накричала на Корна, чтобы он оставил, наконец, ребенка в покое и занялся делами.

Первое время у Корна все валилось из рук, и от него даже было меньше пользы, чем когда он был болен. Тем более, что он, как проказливый школьник, как только Турин отворачивался, бежал к жене и сыну. Терпение Турина кончилось, и теперь уже он наорал на него, как на мальчишку.

Но привело в нормальное состояние Корна оружие и несколько занятий с Турином. Однажды они решили потренироваться, и на Корна поединок повлиял получше, чем все остальное. Владение мечом требовало холодной головы, твердой руки и расчета. Все это вернулось к Корну, как только он взял в руки меч. После этого он стал прежним Корном. Только лицо его теперь, когда он находил глазами Алаину и сына, становилось смешным и глупым от переполнявшего его счастья.

К зиме дом уже был пригоден для жилья, теперь оставалось приспособить имеющийся сарай под конюшню. Пришлось Корну все-таки учиться плотничьему делу. У Турина был большой опыт еще с детства, которое он провел в деревне, он обучал Корна. Вскоре готовая конюшня была готова принять первых лошадей.

И тут встала проблема, которую раньше не принимали в расчет — где взять лошадей и кто поедет их выбирать. Их городок был в этом смысле отсталой провинцией, хороших лошадей тут не держали. Корну с Алаиной нежелательно было показываться в городах, а Турин с Вилдой не обладали нужным опытом.

Тогда решили не спешить и начать с малого. Две кобылы и жеребец уже имелись, в городке Турин продал два алмаза и купил еще нескольких лошадей. Все-таки молодых лошадей от старых он отличал, на большее его не хватило.

Через год в маленьком табуне Корна уже резвилось несколько жеребят. Один жеребенок, в отличие от остальных был даже весьма неплохим по масти и резвости. Корн решил делать ставку на него, хотя обучал и остальных. Оставшихся он разбил на две части: тех, кто годился только для работ под плугом, для других крестьянских работ и тех, кого он обучал для армии, стражников.

Еще через год табун лошадей удвоился, а одно ожерелье кончилось. Но дальше они уже смогли прожить на те деньги, что выручали от продажи крестьянам и городской охране предназначенных для этого коней. Второе ожерелье ждало своей очереди.

Правда, начать с него пришлось раньше, чем думалось. У Вилды родилась дочь Зоря (ее назвали в честь королеву Зорены) и молодая мама долго болела. Пришлось много денег потратить на ее лечение и уход. А потом и на то, чтобы взять в дом нескольких женщин для ухода за двумя детьми и в помощь Алаине, которая ждала уже второго ребенка.

С маленьким Интаром Корн не расставался. Где бы он ни был, чтобы ни делал, сын всегда был рядом с ним. Можно сказать, что рос он на коне в конюшне, ибо там провел времени больше, чем в детской комнате. Алаина же занималась домом и шитьем. Часто она садилась с тканью и нитками недалеко от мужа и сына и с улыбкой наблюдала, как Интар мешается под ногами у Корна, а тот аккуратно обходит его, или переносит с места на место, чтоб не мешал. Лошади давно привыкли, что надо осторожно переставлять ноги, чтобы не наступить на вечно болтающего у них под ногами маленького человечка. Иногда Алаина каталась с ними верхом. Интар всегда сидел перед отцом. Сидеть в седле он научился раньше, чем ходить.

В город ездили Турин и Вилда. Когда Вилда уже не могла ездить, впервые в город поехала Алаина. С опаской она прошлась по городу, по базару, но все было спокойно. Но Корна они не пускали. Хотя и прошло уже много времени, опасность еще существовала. Конечно, Корн изменился: лоб прорезала глубокая морщина, в волосах появилась первая седая прядка. Но все же он был узнаваем в возможно оставшихся портретах у начальников городской стражи.

Основные новости привозил Турин, хотя и Вилда с Алаиной, бывало, узнавали что-то от своих клиентках.

Король Сарл женился, когда Интару было еще полгода. Королева была красива и любила балы. Балы устраивались часто и были они грандиозны и пышны. Гости съезжались со всей страны, в том числе и из их городка Старита. Благодаря этому, кстати, у Алаины с Вилдой всегда было много работы. А когда Вилда не могла шить, болея, поток заказов уменьшился. И в это время стали поговаривать о том, что король собирается развестись с королевой, потому что та бесплодна. Что и случилось. Королям разрешалось то, что запрещалось простым людям.

Вторая жена была также красива, но слишком юна. Клиентки Алаины говорили, что она ужасно боится своего мужа-короля, что неудивительно, ибо король Сарл, и ранее не отличавшийся мягкостью нрава, после развода с первой женой был всегда раздражен и вспыльчив.

О пропавшем принце Корне никто не говорил. Вернее говорили сначала много, потому что его объявили пропавшем без вести и назначили награду сообщившему хоть что-нибудь о нем. Охотников за наградой нашлось столько, что стражники сбились с ног, проверяя доносы и слухи. Королю, видимо, тоже надоело обилие самозванных принцев, и награду отменили. Народ поволновался еще немного, но потом успокоился. Корн по-прежнему официально оставался наследником, самозванцы еще изредка объявлялись, но после того, как король повесил двоих, поток их прекратился. О повешенных самозванцев Турин сказал Корну вопреки воле Алаине, которая не хотела волновать мужа. Турин рассудил иначе и пожалел, потому что Корн потом несколько дней ходил как в воду опущенный.

Родившуюся на третий год их спокойной жизни дочку Алаина с Корном назвали Талиной.

И тут Корн убедился, что можно любить еще сильнее, чем он любил до сих пор жену и сына. Правда, это, похоже, была не любовь, а обожание. Он мог часами сидеть рядом и смотреть на дочь, умиляясь и восторгаясь ею. Интар уже в младенчестве был спокойным и серьезным мальчиком. Он никогда не плакал и всегда с серьезным видом слушал, что говорили ему взрослые. Отцу он стал незаменимым помощником. Еще маленький, но ручки у него были крепкими и ловкими. А маленькая малышка частенько оглашала дом своим громким плачем, и тогда Корн бросал все и бежал к ней. А когда она смеялась, Корн таял на глазах от счастья.

Алаина же была счастлива рядом с мужем и детьми и просто светилась внутренним светом. Однажды Турин смущенно посоветовал Корну не отпускать Алаину в город. Она излишне привлекала внимание.

Вилда оправилась после болезни, но они с Турином долго еще не решались на еще одного ребенка. А потом она родила двух сыновей, одного за другим. Чувствовала она себя отлично и была также счастлива, как и все остальные в их большой семье.

Для окружающих они были, как и представились вначале: Турин — старший брат, получивший наследство, его жена, и выздоровевший брат с женой.

Главой дома был Турин. Корну даже в голову не приходило оспаривать главенство когда-то простого стражника. Он был счастлив с семьей и не стремился к большему. Хотя со временем жизнь показала, что образованность и поколения королей все-таки играют какую-то роль. При решении важных вопросов, связанных с различными документами и налогами знания Корна оказались незаменимы. Он и не подозревал, насколько его образование обширно и разнообразно, при всем при том, что он не был старательным учеником, и частенько сбегал от учителей.

С развитием их хозяйства, Корну пришло-таки ездить в город. И хотя Турин оставался хозяином, и его подпись на всех документах была обязательна, именно Корн занимался решением всех проблем. Именно за ним оставалось последнее слово.

Табун лошадей был уже огромный, в нем насчитывался не один десяток племенных коней. Но Турин уговорил Корн не переходить только на племенных, чтобы не выделяться из остальных торговцев лошадьми.

Работало у них уже много людей. С детьми сидела нянька, на кухне господствовала кухарка, две девушки помогали Вилде по хозяйству. Во дворе пришлось построить домик для работников, четверо из которых были конюхами. Сам Корн уже давно не убирал конюшни, занимаясь только обучением коней. Алаина занималась детьми. Получив не такое блестящее образование, как муж, но все-таки неплохое, благодаря своей матери и отцу, она учила всех детей поместья читать и писать, давала уроки математики и истории. Шитье на заказ она давно забросила, шила только себе, Вилде и детям. И еще она по-прежнему оставалась непревзойденной по части лечения лошадей. Переданная ей по наследству от отца способность чувствовать и понимать болезни, оказалась ценнейшим даром в разведении лошадей.

В городе они считались богатыми фермерами и их частенько навещали не только купцы и торговцы, но и их жены. Их приглашали на обеды и приемы. И две семьи уже не боялись выезжать в город. Для знати города они были простыми фермерами, а торговому сословию было не до сбежавшего когда-то принца.

Посещали они и Храм Лунного Бога, стоящий в городе. Богатое пожертвование в Храм способствовало тому, что священники позабыли их пренебрежение к богам на первых порах, пока они не встали на ноги.

На званных обедах обсуждалась очередная женитьба короля Сарла. Приходилось уже напрягаться, какая это по счету, четвертая или пятая и уже шепотом говорили о том, что не жены короля бесплодны, а он не способен дать стране наследника. Вслух этого произнести боялись, потому что Сарл свирепел, когда до него доходили такие слухи.