Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В небольшой комнате у работающих компьютеров сидели Махмуд и Андрей. При моём появлении они дружно повернули головы.
— Привет! — радушно заулыбался Андрей и помахал рукой.
— Здравствуй, — сдержанно проговорил Махмуд, окидывая меня настороженным взглядом. — Что надо?
— М-м-м... — промычал я, тыча пальцем в светящийся дисплей.
— Он же программист! — догадался Андрей. — Хочет за компьютером посидеть. Разрешим, а?
— М-м, м-м... — согласно замычал я, подмигивая глазом.
— Нет, — твёрдо сказал Махмуд. — Не положено. Ты куда направлялся? — спросил он меня. — На прогулку?
— М-м...
— Вот и гуляй.
— М-м-м... — не соглашаясь, я снова стал от порога тыкать пальцем в дисплей.
Махмуд встал, подошёл ко мне, развернул инвалидное кресло и подтолкнул его по коридору к оранжерее.
— Катись.
Дверь за спиной захлопнулась, щёлкнул замок. Возбуждение испарилось, уступив место чёрной меланхолии. Если в комплекс моего "спасения" входит отлучение от компьютера, то зачем мне такая жизнь?
Я медленно катил по асфальтовой аллее декоративного парка, старательно объезжая лужи. Беспрерывные дожди последних дней превратили землю под деревьями в непролазные хляби, и стоило ошибиться, съехать с асфальта, как коляска намертво засела бы в грязи. Тогда без посторонней помощи с места не сдвинуться.
Наконец я добрался до озера, съехал на мокрый песок и подкатил к обрезу воды. Уровень озера значительно поднялся, вода стала мутной, непрозрачной, сильный восточный ветер гнал высокую волну, и озеро напоминало сказочное синее море в ту самую пору, когда старик в последний раз пришёл на берег кликать золотую рыбку. Не хватало только пасмурной погоды, но она стояла в моей душе.
Солнечные блики колючими блёстками играли на волнах, создавая впечатление чешуи резвящейся рыбьей стаи. Где ты, моя золотая рыбка? Покажись, исполни желание...
Я глянул на небо и увидел над Павловой рощей тёмную полоску быстро надвигающегося грозового фронта. Не пройдёт и получаса, как озеро будет полностью соответствовать сказочным канонам. Только золотая рыбка не покажется.
Волны с шипением накатывались на берег, облизывая лежащие на песке декоративные валуны. Постарались дизайнеры Ботанического сада, красиво получилось, но меня эта красота не радовала.
Невдалеке от берега между волн то открывалась, то вновь исчезала верхушка странного красного валуна, поросшего тиной. Я всмотрелся в мутную воду и неожиданно обнаружил, что красный валун рывками двигается в мою сторону. И минуты не прошло, как вместе с пеной на берег выбросило громадного красного краба. Он яростно забарахтался на песке, клешнями срывая с карапакса тину, и я вдруг узнал в этом абсолютно нереальном для пресной воды крабоиде того самого деликатесного членистоногого, которого не раз видел на фотографиях в своём деле.
Просил у синего моря золотую рыбку? Получай её членистоногое подобие.
— Привет! — сказал краб, высвободив из-под тины один глаз. — Еле тебя нашёл. Тьфу, напасть! — чертыхнулся он, срывая тину со второго глаза. — Никогда не думал, что в настоящем озере столько гадости.
"Привет", — машинально про себя ответил я, но краб меня услышал, будто я говорил вслух.
— У меня мало времени... — начал краб, жестикулируя клешнёй с обломанным кончиком. — А, чёрт, совсем нет! — Увидев что-то за моей спиной, он попятился, крикнул: — Войди в Интернет! — и сиганул в воду.
— Обязательно!... — донеслось до меня вместе со всплеском, и в тот же миг из-за деревьев Ботанического сада зазвучали частые выстрелы.
Я оглянулся. По извилистой асфальтовой аллее к берегу бежали Андрей с Махмудом.
— Попал? — спросил Андрей, останавливаясь рядом с коляской и рыская глазами по берегу.
— Нет, — буркнул Махмуд.
— Ну ты и мазила! Надо суметь не попасть в такую мишень!
Махмуд натянуто улыбнулся, и я понял, что он намеренно стрелял мимо, чтобы отпугнуть краба и воспрепятствовать нашему контакту. Не входило в задачу группы "кси" уничтожение трансцендентных существ. По крайней мере, пока.
— Что тебе сказал краб? — мрачно обратился ко мне Махмуд.
— М-м-м... — промычал я, стараясь показать, что не понимаю постановку вопроса. Ну что может краб сказать человеку?
— Ладно... — поморщился Махмуд. Не поверил он мне ни на грош. — Прогулялся и хватит. Поехали назад, а то под ливень попадём. Опять гроза будет.
Он взялся за спинку коляски, развернул её, и покатил к зданию Ботанического сада.
Я бросил прощальный взгляд на озеро. Горизонт над Павловой рощей набухал сизым мраком, клубился, ворчал далёкими раскатами грома.
Глава двадцать первая
"Войти в Интернет"... Хороший совет. И без подсказки краба с удовольствием так поступил, если б к компьютеру подпустили.
Раз за разом прокручивая в голове "разговор" с крабом на берегу озера, я всё больше убеждался, что на самом деле никакого диалога не было. Даже если этот представитель десятиногих членистоногих относится к сказочному семейству говорящих "золотых рыбок", в честь чего, спрашивается, ему давать такой совет? Скорее всего, моё жгучее желание сесть за компьютер и необычное появление краба из вод озера переплелись в фантасмагорию, и сознание выдало желаемое за действительное. Согласно информации из моего дела последние два месяца я не только и близко к компьютеру не подходил, но и всячески избегал контакта с вычислительной техникой, будто чего-то опасаясь. Не мог краб, сопровождавший меня во многих похождениях, дать такой совет. Явная неувязка.
На эту ночь я не получил снотворного, и мне не спалось. За окном рокотала гроза; шумя листвой, сыпал ливень, а за его завесой где-то неподалёку с неприродной методичностью била молния. Била в одно и то же место — надеюсь, в развалины виллы Популенковых.
Я лежал, уставившись в потолок, и в мыслях был далеко отсюда, с ностальгией вспоминая времена, когда ни сном, ни духом не знал ни о Популенкове, ни о Серебро, ни о группе "кси", ни о пришельцах. Сидел за компьютером и разбирался с "посылкой" откуда-то из Юго-Восточной Азии под именем "Valtasar". Только опыт программиста удержал меня раскрыть файл. Чутьё не обмануло, файл оказался достаточно коварным вирусом, уничтожившим информацию с дисков у более чем миллиона пользователей, но в то же время весьма примитивно написанным. Мне потребовалось всего полтора часа, чтобы разобраться и создать против него защиту, поэтому воспоминание о своей удаче каждый раз согревало душу и поднимало настроение.
От приятных мыслей я расслабился и задремал. Блики молний, вспыхивавшие на стене квадратом окна, трансформировались в мигание дисплея компьютера, на котором разворачивалось действо трёхмерной аркадной игры, напоминающей пресловутый DOOM. По бесконечному тёмному коридору, озаряемому вспышками блеклого света, на меня рывками стробоскопического эффекта надвигался огромный червь. Необходимо было стрелять, однако на панели экипировки игрока в окошке "ammo" светился ноль, и я мог только наблюдать. Из двери в стене коридора наперерез червю выскочил охранник с пистолетом, но выстрелить не успел. Червь плюнул парализующим облаком, и охранник замер на месте, покрывшись изморозью и сосульками. Червь приближался, вырастая в размерах, но чем ближе он подползал, тем призрачней становился. Очертания его тела размывались, и когда он подполз к обрезу экрана, только дрожание воздуха указывало его местонахождение.
"Всё, — с облегчением подумал я. — Сейчас последует кровавая вспышка на весь экран, а затем загорится надпись "Game over"...
Ничего подобного не произошло. Червь достиг экрана, прошёл сквозь него и, свесившись на пол, стал вползать в комнату.
Я вздрогнул и очнулся от дрёмы. Дверь в комнату была открыта, и под вспышки молний в неё призрачным ручейком мрака вливалась змея Куцейко. Была она почти невидимой, и её очертания с трудом угадывались по редким блёсткам чешуек — наверное, удалившись от реципиента на достаточно большое расстояние, ей не хватало энергии поддерживать свою видимость.
Край одеяла примялся под тяжестью невидимой змеи, зашуршали накрахмаленные простыни, и я почувствовал на лице слабое дуновение, а затем моего лба коснулся прохладный раздвоенный язык. Прикосновение было мимолётным и почти нечувствительным, но мне показалось, что молния в этот раз ударила не в дачу Популенковых, а полыхнула в голове. Я понял, что хочет от меня змея Куцейко.
Не тратя попусту время на надевание халата, я перегрузил своё увечное тело с кровати в инвалидное кресло и выехал из комнаты вслед за змеёй. В коридоре было темно — как в привидевшейся во время дрёмы компьютерной игре он освещался только вспышками молний, слабыми зарницами долетавшими из оранжереи, — и мы продвигались очень медленно. Возле одной из дверей по левую сторону коридора я увидел статую заворожённого гипнозом охранника — вопреки видению ни сосулек, ни изморози на нём не было, лишь тускло блестели невидящие глаза.
С каждым пройденным метром очертания змеи становились всё чётче, и когда мы достигли нужной двери, змея, если так можно именно о ней сказать, обрела плоть и кровь. Очевидно, комната Куцейко находилась где-то неподалёку. Но не эта. И я, и змея знали, что за этой дверью, и почему мы сюда стремимся.
Я подъехал к двери, дёрнул за ручку. "Закрыто", — мысленно сказал змее, уже заранее зная, как она поступит. Змея подползла ближе, подняла морду к замочной скважине, лизнула. Замок щёлкнул, и дверь медленно распахнулась.
Окна комнаты выходили на центральную аллею Ботанического сада, там горели редкие фонари, и в их тусклом свете через полупрозрачные шторы я различил на столах силуэты двух компьютеров. Сердце бешено заколотилось. Вот он, предел моих мечтаний! Я решительно подкатил к одному из компьютеров, нащупал клавишу и нажал.
Загудел, набирая обороты, вентилятор, с характерным потрескиванием статического электричества включилась развёртка дисплея, и он замигал голубым светом. Компьютер не успел ещё загрузиться, как я почувствовал на лице слабое покалывание тысяч мелких разрядов, белесыми паутинками протянувшихся с экрана. Они накрепко приклеили меня к дисплею, и я как бы раздвоился: продолжая сидеть в инвалидном кресле возле включённого компьютера, был в то же время ещё одним существом — клубком тончайшей паутины, опутывавшей большую сферу под названием Земля. И это моё второе я, состоящее исключительно из нервных волокон, обладало сознанием ребёнка и пыталось познать мир без посторонней помощи. Имея в памяти информационный багаж всего человечества, моё второе я, тем не менее, не умело им пользоваться. Человеческое сознание, на которое работает всего один процент мозга, понятия не имеет, каким образом остальные девяносто девять процентов обслуживают жизнедеятельность организма, управляя ростом и отмиранием клеток, следя за балансом обмена веществ, перекачкой крови, работой сердца, печени, воспроизводством красных кровяных телец... Но если человеческое сознание напрочь заблокировано от деятельности организма, то сознание всемирной компьютерной сети полностью владело информацией о том, что происходит в ней самой. Я "видел", как на паутине то и дело вспыхивали красные точки выходящих из строя носителей информации, но вместо них загорались десятки новых — паутина росла, сеть её становилась гуще. Это было приятно, однако задумываться над процессом роста не имело смысла — он был естественен, как и всё в природе. Беспокоило нечто иное: чёрный налёт на паутине в районе Алычёвска. Он вызывал тянущую, изматывающую нервы боль. Словно ребёнок, вопреки запрету взрослых, добрался-таки до спичек, зажёг одну, а затем ткнул себе в палец.
И именно тогда, когда возникла эта ассоциация с ожогом, я вдруг понял, в чём состоит моё истинное предназначение. Страшная боль ударила в голову, отбросила от компьютера, и мне показалось, что я схожу с ума и навсегда теряю сознание. Теряю его в самом прямом смысле, будто вещь.
Дождь прекратился, вспышки молний уходящей грозы стали реже, раскаты грома глуше. Ветер стихал, и ветки канадской рябины уже не стучали в окно, а лишь изредка шлёпали по стеклу мокрой листвой. По всему чувствовалось, что в природе готовились воцарить умиротворение и покой. Грозовой фронт снимал осаду с Алычёвска если не навсегда, то надолго.
Мгновение назад я сидел в инвалидном кресле у компьютера, а теперь снова лежал на койке в ставшей уже привычной комнате административного здания Ботанического сада. Странно, но телепортация представлялась абсолютно нормальным явлением — я знал, как это делается, и ничего удивительного в ней не находил. Чувствовал себя абсолютно здоровым, голова была необычно ясной. Память возвратилась, причём восстановилась в своём абсолютном значении. Теперь я мог с кристальной чёткостью представить любой момент своей жизни, начиная с первого дня появления на свет, — то, что обычно не помнит ни один человек. Но и это было не всё. Память человека Романа Челышева была лишь песчинкой в громадном бархане знаний, обрушившихся на моё сознание. Впрочем, бархан — это не совсем точно. По объёму — да, но не по структуре. Знания не были хаотичным нагромождением разрознённых, никак не связанных между собой песчинок, наоборот, представляли собой плотно упакованные компактные блоки со строгой систематизацией. И пусть я ещё не умел пользоваться этой библиотекой, но был уверен, что со временем обязательно научусь. Пока же я узнал главное — что происходило со мной последнее время, и чем я стал. Но ни радости, ни сожаления по этому поводу не испытал. Горечь. Вот то основное чувство, которое превалировало над всем. Я чувствовал себя так, как чувствовал бы себя на моём месте любой убеждённый материалист, которому просто и доходчиво, как дважды два — четыре, доказали существование бога. Практически так всё и обстояло, за исключением того, что мне доказали существование не мифического существа, поисками которого человечество беспрестанно занимается со времён неолита, а реального бога, которого мы сами создали на свою голову.
Глобальная компьютерная сеть, вобрав в себя информационные ячейки персональных компьютеров подобно нейронам в мозге, породила ту самую надстроечную нематериальную субстанцию, которую в психологии принято называть сознанием. Количество перешло в качество, сознание компьютерной сети ожило, стало действовать и совершенствоваться. И что из этого получится, предсказать не мог никто. Но то, что эра человека как венца творения природы закончилась — было однозначно.
Внезапно я ощутил себя на месте лейкоцита в собственной крови. Лейкоциты, точно так же, как и люди, отстаивают свою среду обитания, при глобальной опасности объединяясь и ведя ожесточённую борьбу с внешним врагом — бактериями, вирусами, инородными телами. И если из этой параллели допустить наличие у лейкоцитов разума, то все они должны быть уверены, что борются за свои жизненные интересы исключительно самостоятельно, из личных побуждений, на основе общественной морали и критериев жизни своего сообщества. Уж таково свойство разума — считать себя выше всех в обитаемом мире. Но вдруг одному из лейкоцитов кто-то свыше вкладывает "в голову" его истинное предназначение, популярно объясняя, что никакой он не индивидуум, с гордым именем Разумный, а обыкновенный винтик в сложнейшем биологическом процессе, и все его вроде бы независимые поступки продиктованы вовсе не личным интеллектом, волей, свободолюбием и прочей надуманной моральной мишурой, а жёстко запрограммированным поведением, которое включается высшим сознанием из головного мозга.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |