Марсианская святая (Нф-детектив)

− Я расследую это дело и хочу докопаться до истины, а не просто убить того старика. Я уважаю себя. Для меня это вопрос чести.

− Честь, уважение, − брезгливо повторила Клементина. − Всё это пустые слова. За десять минут бега человек тратит сто сорок килокалорий. За десять минут болтовни человек тратит ноль калорий. Как я могу поверить чему-то, настолько бесплатному? Ты можешь что-то себе напридумывать о том, кто ты есть, но всё это − не больше чем твои фантазии. Всё своё мужество и крутость, которые ты демонстрируешь мне на словах, ты взял в займы у того крутого парня, которым ты себя вообразил. Но если дело дойдёт до того, что на кону окажется твоя жизнь, не заплачешь ли ты, не пожалеешь ли о том, что слишком много хотел знать?

− Не пожалею, − принял вызов Сэм.

− Брехня, − наклонившись вперёд, бросила ему в лицо Клементина.

− Проверь меня, − сквозь зубы процедил Беккет и чуть было не добавил «сука».

− Хорошо, я проверю тебя, − согласилась святая. − Ты докажешь мне, что ты человек, а не животное. Если ты сможешь доказать мне, что ты Квисатц Хадерах, я, так уж и быть, отвечу на твои вопросы.

− Квисатц Хадерах? − не понял Сэм. − Что это значит?

− Если не знаешь, то неважно, − отказалась объяснять Клементина. Вместо этого она достала из кармана тот самый дюбель, который крутила в руках всю прошлую встречу, и положила рядом с собой. Затем она открыла верхний ящик тумбочки и достала оттуда две баночки и кисточку.

− В этой баночке − крем на основе молотых щупалец кубомедузы. Я уже рассказывала вам о том, что таким кремом в наших тюрьмах мажут преступников, чтобы те через интенсивное страдание искупили свою вину. Боль настолько нестерпимая, что преступник будет искать любую возможность, чтобы немедленно её прекратить. Дай такому преступнику нож, и он с радостью отрежет поражённую ядом конечность. Ожог от мази останется на всю жизнь, − объяснила Клементина. − Во второй баночке − жидкость-противоядие. Она мгновенно уничтожает стрекательные клетки, нейтрализует токсин и обезболивает кожу. Я нанесу тебе на ладонь мазь вот этой кисточкой. Ты должен будешь вытерпеть пять минут, держа ладонь на весу и не сжимая её в кулак. Если ты не сможешь терпеть, то ты вправе вылить содержимое второй баночки себе на руку, но знай, что тогда я воткну тебе в шею этот дюбель, и ты умрёшь. Потом я оживлю тебя, но ты больше не сможешь у меня ничего спрашивать, ты будешь только выполнять мои команды и всё. Если же ты выдержишь испытание, то я буду отвечать на твои вопросы. Это не значит, что ты сможешь выпытать из меня все тайны мирозданья, но я буду отвечать тебе так, будто передо мной настоящий взрослый мужчина, которому я могу доверять, а не просто любопытный и своенравный мальчонка, который писает в штаны и рыдает, стоит только жизни обойтись с ним строго. Ты всё ещё можешь отказаться, Сэмюэль Беккет. Ты готов к испытанию или выбываешь сразу? Если согласишься, то шрам на ладони останется по любому, вне зависимости от результатов испытания, так что подумай хорошенько.

В ответ Сэм задрал край водолазки, чтобы Клементина могла видеть шрамы, оставшиеся от взорвавшейся рядом микрогранаты.

− Шрамов у меня уже предостаточно, госпожа Сидонская, − бросил Сэм с усмешкой. − Давайте начнём испытание.

− Хорошо, Сэм. И помни, если сдашься, я воткну мой Гом Джаббар тебе в шею, − Клементина покрутила в пальцах дюбелем.

− Да как пожелаешь, − Сэм протянул её правую руку.

Клементина достала свою болталку:

− Теперь мой черёд включать секундомер. И это уже не будет трюком.

Выставив на болталке обратный отсчёт на пять минут, Клементина открыла первую баночку и, макнув в неё кисточку, взяла руку Сэма в свою. Святая провела на его ладони четыре черты − так, что они образовали местный вариант распятья.

Сначала Беккет ничего не почувствовал, но вскоре кожу в месте нанесения яда стало припекать. Сэм поборол желание стиснуть пальцы или вытереть руку об одежду. К тому же, он догадывался, что это бесполезно, а только размажет очаг поражения по всей руке. Уже спустя двадцать секунд рука горела так, будто на неё капали горящим пластиком. Детектив перехватил запястье левой рукой − его пошатывало от нестерпимой боли. К адским ощущениям в руке прибавилась головная боль и ломота в позвоночнике и грудной клетке. Было трудно вздохнуть. Холодный пот выступил по всему телу.

− Что со мной? − прохрипел Беккет.

− Синдром Ируканджи, − с хищной улыбкой объяснила Клементина. − Прошла минута, но не расхолаживайся − скоро добавятся новые эффекты. Если не сможешь контролировать сфинктер или мочевой пузырь − не переживай. Мы сейчас проверяем не их.

Игольно-острый кончик дюбеля поблескивал в свете потолочной лампы. Миранда сидела с закрытыми глазами, стиснув руки на груди, и губы её шептали молитву.

Перед Сэмом всё поплыло. Слёзы застили глаза. Он боялся потерять контроль над собственным телом. Захрипев, детектив чуть приподнялся, прижимаясь к стене, но удержал руку на весу.

− Повторяй за мной, Сэм, − сказал целительница, видя его борьбу. − Я не должен бояться. Страх − убийца разума.

− Заткнись! − рявкнул на неё Беккет. − Заткнись и смотри. Мне не нужны детские считалки, чтобы оставаться мужчиной в час испытания.

− Две минуты прошли, − ответила святая и продолжила: − Страх − это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречусь лицом к лицу со своим страхом.

− Да что ты знаешь о страхе? − диким голосом не то засмеялся, не то зарыдал мужчина, смотря на свою ладонь, на которой горел крест. − Что ты знаешь об отчаянии? Когда... Когда не было ни кислорода, ни горючего, и инерция мёртвого корабля уносила меня из солнечной системы...

Беккет зарычал и замотал головой. Капли пота срывались с кончиков его волос, сердце колотилось как бешенное. Тошнота подкатывала к горлу.

− Три минуты, Сэмюэль, − уведомила Клементина. − Я позволю страху пройти через меня и сквозь меня. И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь.

Пусть боль была нестерпимой, какая-то часть создания Сэма оставалась спокойной, и эта часть прокручивала перед внутренним взором испытуемого одну и ту же картину − как он стискивает правую руку в кулак и с размаха бьёт Клементину в челюсть, а потом с левой руки, а потом снова с правой.

Эта воображаемая сценка была настолько желанной, настолько притягательной, что Сэм едва переборол дикое желание воплотить её в жизнь прямо сейчас. Стало трудно дышать. Он задыхался, тщетно ловя раскрытым ртом воздух.

− Четыре минуты, друг мой, − сказала Клементина и закончила свою считалку, или что это там было. − Там, где был страх, не будет ничего. Останусь лишь я.

Сэм уже её не слышал. Он жил в той окуклившейся реальности, где была его рука, крест на ней и боль, океан боли. Боялся ли он за свою жизнь? Чёрта с два. Он отбоялся своё ещё тогда, в глубоком космосе − когда его повреждённый охранной ракетой лёгкий разведчик, кувыркаясь, уносился прочь от Солнца. «Вам ведь раньше не приходилось сталкиваться со смертельным риском?» − вспомнил он вдруг вопрос Клементины. «Смертельный риск? Нет, не слышал».

Всё вернулось − темнота, пустота, холод, мёртвая приборная панель, вмятый взрывом фонарь кабины. Бесконечное ожидание смерти.

− Где ж вас столько носило, черти вы ленивые? − крикнул он спасателям, достававшим его из-под искорёженного кокпита.

− Это ты сейчас ко мне обращаешься? − спросила мучительница.

− Нет, − ответил Сэм, вынырнув из нахлынувших воспоминаний, в реальность, полную жгучей боли. Его пальцы так и не сжались, пока он бредил. Он по-прежнему стискивал запястье.

− Пять минут, − сказала Клементина. − Можешь применить противоядие.

Тогда Сэм поднял правую руку на уровень груди и сжал все пальцы кроме среднего.

− Продолжаем испытание, − прохрипел он Клементине в лицо, брызгая слюной и тряся головой. − Я только разогрелся.

− Это становится интересным, − прищурилась мучительница и убрала дюбель в карман. − Ты впервые заинтересовал меня как мужчина, Беккет.

− Сэм, прекрати, − взмолилась Миранда. − Ты же страдаешь.

− Нет, я получаю удовольствие, − возразил детектив и, показав ей ладонь, разъеденную ядом, снова прислонился к стене, чтобы отдышаться.

Прошло ещё десять минут.

− Нет, ну вот же хитрец, − негодовала Клементина. − Ты стискивал запястье всё испытание, не давая крови циркулировать, поэтому яд не подействовал и вполовину своей обычной силы!

− Давай, − отозвался Сэм слабо. − Убеждай себя, что ты не проиграла. Это ведь так достойно настоящего человека − отрицать своё поражение.

− Хватит кривляться. Тебе, наверняка, уже не больно. Омой руку противоядием, − сказала целительница.

− Только после того, как ты признаешь своё поражение, − настоял на своём Сэм.

− С каких пор ты обращаешься ко мне на «ты»? − запоздало рассердилась святая.

− Вот с этих самых пор! − Сэм сунул ей под нос свою руку, где на коже вспух крестообразный рубец.

− Дай руку, − Клементина притянула его кисть к себе и налила в неё противоядие. Вскоре боль прошла.

Сэм рухнул на пол и прислонился к двери. Он сидел так с закрытыми глазами ещё минут пять, а две женщины смотрели на него − одна с уважением, другая с жалостью.

− Сэмюэль Беккет, − обратилась к детективу Клементина. − Я дарую тебе право говорить со мной на «ты».

− Я сам взял себе это право, − усмехнулся Сэм.

− Ты заблуждаешься, − возразила Клементина. − Тем не менее, теперь я готова говорить с тобой на чистоту.

− Вот и славно, − слабо улыбнулся Беккет и, собравшись с мыслями, спросил: − Теперь мы можем поговорить о коррупции?

Клементина манерно закатила глаза, но всё же согласилась:

− Ну давай, Беккет. Уломал.

− Ты как будто не любишь эту тему?

− Для меня это давно уже пустое место, − призналась святая.

− Почему нельзя найти никакой информации по церковной коррупции в русскоязычном сегменте Сети?

− Потому что считается, что это вредно для верующих, − объяснила целительница. − Божья справедливость и человеческая не тождественны друг другу. С точки зрения веры, все мы здесь только гости. Земная жизнь − лишь испытание, подготовка к жизни вечной. За все свои грехи человек ответит перед Богом после смерти. Каждый его даже самый мелкий грешок будет учтён, и виновных в преступлениях перед Творцом ждёт вечная погибель.

− Вообще-то, я в курсе, − вставил Сэм.

− Так вот, Беккет. Боженька сам разберётся с грешниками, без нашей с тобой помощи. Твоя первая задача как христианина − бороться за спасение твоей собственной души, ну и за спасение душ твоих близких, естественно, раз уж ты их любишь и желаешь им добра, − продолжила вещать общие истины собеседница. − Если какой-то священник берёт с прихожан мзду или устраивает кому-нибудь протекцию − Бог ему судья. Он за всё ответит на том свете.

− Ловко, − неодобрительно хмыкнул Сэм.

− Беккет, простые люди часто этого не понимают. Понятие справедливости есть даже у животных. Если две обезьянки за одинаковую работу получат разное количество фруктов, то та, которая получит меньше, будет негодовать и кидаться фекалиями. Человеческая справедливость недалеко ушла от обезьяньей, и люди часто путают эту свою примитивную справедливость со справедливостью Божьей, а они абсолютно разные, хотя бы потому, что человеческая справедливость подразумевает непременное наказание преступника при его жизни, а Божья − только после смерти. Смешивая несмешиваемое, люди считают, что церковь должна активно бороться с коррупцией внутри себя, но церковь никому, кроме Бога, ничего не должна. Более того, церковь постоянно борется с коррупцией в своих рядах, но с коррупцией другого рода...

− Другого рода? − удивился Сэм. − Это как?

− Это когда священник присваивает церковные деньги, не передаёт их дальше по цепочке. Жадничает, короче, − ответила Клементина. − С такими работают, воспитывают их, наставляют на путь истинный. В целом, система довольно справедлива. Это не Божья справедливость и не общечеловеческая, а некая третья − цеховая − справедливость. Это те правила, которые ты должен принять, если хочешь существовать внутри системы. Естественно, прихожанам об этом знать вредно. Люди должны быть покорны властям так же, как они покорны Богу. Если распалять их воображение фактами коррупции, то они будут роптать против церкви, а это уже − смертный грех. Чуешь, Беккет, что на кону? Вечное спасение душ человеческих. Вот поэтому ты не найдёшь никакого компромата на Экзархию в русскоязычной Сети. Там, вообще, нет соблазнов для отступничества. Всё сделано так, чтобы даже слабые верой стяжали царствие Господне...

− Это ты сейчас свою собственную позицию рассказываешь или официальную? − поинтересовался Сэм.

− Официальную.

− А какая твоя личная позиция, Клементина?

− А какая у меня может быть личная позиция, Беккет? − святая раскрыла руки, как бы охватывая всё вокруг. − Я сто лет безвылазно сижу на верхнем уровне этого купола. Ко мне приводят людей − я их лечу. Когда приносят мёртвых − я их воскрешаю. Шестнадцать часов в сутки, и так − круглый год. Вот и всё. Какая у меня может быть позиция?

− Неужели у тебя никогда не бывает перерыва в работе? Отпуск, например, или выходные дни? − не поверил Беккет.

− Вот как раз сейчас у меня в кои-то веки отпуск, − улыбнулась хозяйка комнаты. − Правда, мне приходится чуть ли шантажировать своих опекунов тем фактом, что я сто лет работала без продыху, чтобы они позволили мне сейчас бездельничать − под благим предлогом, естественно. Преступник действительно снизил темпы. После Марсианца новых убийств не было. Возможно, это связано ещё и с тем, что полиция усилила свои патрули.

− Я не заметил ничего такого, − возразил Сэм.

− Они используют активный термооптический камуфляж. То, что вы их не видите, вовсе не означает, что их нет.

− Резонно, − согласился Беккет, припомнив, как полиция застала его и Миранду врасплох.

Клементина задумчиво покручивала дюбелем между пальцев.