Артефакты древних могильников

Исилите на миг стало неприятно, но не из-за жалости к Даххарсту, а из-за того, что ее Наставник врал. Он опробовал этот яд не только на людях, но и на ее муже. Исилите об этом узнала случайно, и, разумеется, никому не стала говорить о своем открытии, даже Наставнику. И вот теперь она думала, что поимка Даххарста нужна была ему не только для того, чтобы узнать шифр дневников, но еще и для того, что ему очень хотелось сравнить, как это ядовитое зелье действует на Высших Темных и Светлых. Эта мысль ей не понравилась, и она подошла взглянуть на пленника, все еще лежащего без сознания.

— Почему Вы не надели на него пут, блокирующих магию? — ахнула она, увидев лежащего на полу Даххарста. Тот крепко спал в самой непринужденной позе, подложив руку, согнутую в локте себе под голову.

— Исилите, — серьезно ответил Наставник, — ты зря волнуешься. Во-первых, наши наручники предназначены для блокировки магии Светлых, на него они не особенно-то и подействуют. Я уже пробовал, можешь мне поверить. Нет, удержать его смогут только штыри, созданные нашей магией, они намертво прибьют его тело к стене.

— Так почему же Вы до сих пор этого не сделали? — не унималась Исилите.

Наставник тепло и солнечно улыбнулся. Эта улыбка могла бы растопить и камень, если бы в глубине его глаз не пряталось какая-то садистская радость от предвкушения будущего развлечения.

— Как же ты не понимаешь? — почти с укором сказал он ей. — Если я пригвозжу его к стене сейчас, пока он в таком бессознательном состоянии, то я могу убить его, поскольку не буду знать, как моя магия действует на него.

И снова Наставник врал, Исилите это прекрасно понимала. Физиологическое строение Темных ничем не отличалось от строения Светлых. Все жизненно важные точки тела находились в одних и тех же местах, поэтому о том, что Наставник мог случайно убить Даххарста, не было и речи. Что же он хотел на самом деле? Исилите взглянула Светлому в лицо и едва сдержала брезгливую улыбку — у Наставника хищно раздулись ноздри и мелко подергивались губы.

Ей и без объяснений стало понятно: Наставник хотел видеть, какой мукой будет искажаться лицо Даххарста, когда он будет вбивать в его тело очередной штырь. Исилите опустила глаза, понимая, что не вправе осуждать своего учителя. Он мог позволить себе подобные небольшие слабости, ведь главное — они шли на пользу общему делу.

Все же она еще раз попыталась убедить Наставника в том, что оставлять Даххарста свободным очень опасно. И снова Наставник с ней не согласился.

— Когда он очнется, то в первые несколько секунд будет пытаться осознать, где он находится и как он тут оказался. Поверь, мне ничего не угрожает, я, в любом случае, окажусь быстрее его.

Потом, вспоминая этот разговор и, особенно, то, что случилось дальше, Исилите всегда помимо воли улыбалась. Она понимала, что это неправильно, но все, же злорадное веселье нет-нет, да и проскакивало во взгляде при мысли, насколько Наставник ошибся в оценке Темного.

...Сначала ровное дыхание Даххарста сменилось прерывистым. Исилите догадалась, что он приходит в себя. Она искоса глянула на учителя — тот стоял в расслабленной позе, следя за Темным, и даже сложил на груди руки. Исилите не понравилось это подчеркнутое пренебрежение опасностью, но она, разумеется, оставила при себе свое мнение.

Вот веки Даххарста дрогнули, и он открыл глаза. В ту же секунду сгусток черной мглы полетел в сторону Наставника и Исилите, они одновременно выставили щиты, отбивая атаку, но это мало им помогло. Сгусток разбился на тысячи крохотных шариков, которые начали хаотично метаться, вонзаясь во все предметы, стоящие на их пути. Ни Исилите, ни Наставник не смогли полностью защититься от них, боль была настолько сильной, что их крики слились в одновременный вопль, тем более что Даххарст вслед за шарами метнул в Исилите с Наставником все приготовленные для пыток предметы, что лежали на столике. Ножи, иглы им удалось отбить, но вот раздавленный пузырек с ядовитым зельем окатил Наставника микроскопическими брызгами с ног до головы. Он заорал так, что охрана, с беспокойством прислушивающаяся к крикам в камере, но не смеющая нарушить приказ и войти, теперь ворвалась внутрь.

Наставник корчился на полу, Исилите, превозмогая боль, била Даххарста прозрачными острыми осколками, пытаясь заставить его забиться в угол. Вбежавшую охрану он смел одним движением, и они бесчувственными куклами повалились друг на друга. Но тут подоспели несколько воинов из Высших. И только тогда совместными усилиями они смогли прибить Даххарста к стене, истыкав его прозрачными штырями так, что он стал похож на булавочную подушку. Даххарст не издал ни звука, лишь только с издевкой чуть склонил голову в приветственном кивке, обращенном к Исилите, и потерял сознание.

Глава 8

Исилите зашла в комнату дочери.

— Что с тобой, мама? — ужаснулась Ализе, увидев лицо матери, побитое, словно оспинками, красными воспаленными точками.

— Это сделал твой муженек, — скрипя зубами от ненависти с Темному, процедила Исилите. — Ничего, он за это заплатит, дорого заплатит. Мы его схватили, он сейчас в камере для пыток, к сожалению, без сознания. Но когда он придет в себя... — она злобно и многообещающе улыбнулась.

Ализе стало страшно.

— Вы схватили Даххарста? Как вам это удалось? — стараясь унять дрожь, спросила она.

— Нам помог его младший брат и Миранэль. Теперь ты будешь отомщена. Он ответит за все обиды, которые нанес тебе. С ним немного поработает Наставник, потом я приведу тебя, и ты посмотришь, в какого слизняка превратится твой муж, слизняка, каким он, в действительности, и является. Увидишь, что вся его храбрость, и все высокомерие слетят, словно шелуха, оставляя вместо себя трусливое, дрожащее существо, какими на самом деле и являются все Темные.

Ализе чуть не потеряла сознание, от нарисованной матерью картины.

— Не надо! — жалобно попросила она. — Я не хочу это видеть.

— Ты будешь смотреть! — резко встряхнула ее мать. — Ты должна доказать, что ты истинная дочь нашего народа. Ты должна показать, что так же, как и я, ненавидишь Темных. Ты поняла?

Ализе опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Исилите с отвращением посмотрела на дрожащие плечи дочери и вышла из комнаты. Не о такой дочери она мечтала. Исилите была уверена, что как только Ализе увидит ее иссеченное лицо, ненависть к мужу вспыхнет в ее сердце жарким огнем, но все получилось наоборот. Не ненависть, а страх за Даххарста увидела Исилите в глазах дочери. "Ничего, ничего, — успокаивала она себя, — я все равно заставлю Ализе смотреть на страдания Даххарста, а потом и на его смерть, даже если ее придется держать при этом".

Ализе так была оглушена словами матери, что даже не слышала, как щелкнул замок на двери. Она пыталась осознать, что она чувствует к своему мужу. Безусловно, обиду, это она точно знала. До сих пор ее сердце сжималось от боли, когда она вспоминала, что женился он на ней только для того, чтобы она родила ему ребенка. Ребенка, соединившего в себе два вида магии — магию высших Светлых и Темных. Но эта обида не заставила ее желать ему смерти. Она хотела остаться одна, жить в каком-нибудь тихом укромном уголке... и вспоминать о тех немногих минутах счастья, которые она испытала, когда была рядом с мужем. И никто не смог бы забрать у нее эти воспоминания. Пусть он не любит ее, она это понимает и осознает, но он все равно смог сделать ее счастливой, хоть это счастье и оказалось обманом.

"Зачем они схватили его? — неожиданно подумала она. — Зачем он им? Зачем им его смерть и его мучения?" — этот вопрос теперь не давал ей покоя, но спросить было не у кого. Разве только у матери или Лириэль. Вот только Ализе не доверяла ни той, ни другой. Более того, она их обеих боялась. Но теперь ее сердце стал заполнять страх за жизнь Даххарста. Она ясно представила, как ее притащат к нему в камеру (а в том, что мать ее туда притащит, она ни секунды не сомневалась). Даххарст измученный и окровавленный посмотрит на нее... Он, наверное, даже не удивиться ее присутствию, а чему тут спрашивается удивляться? Его мать предала отца, и того убили, Исилите отправила своего мужа в пыточную камеру, вот теперь и Ализе пришла полюбоваться и убедиться, насколько ему плохо.

Едва представив эту картину, Ализе рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку, зажмурила глаза и закрыла уши, так она всегда поступала в детстве, когда ей было очень страшно. Но теперь ей это не помогло, наоборот, в голове очень четко определилась мысль, что она должна спасти мужа любой ценой. Ализе рывком села на кровати, стиснула виски руками: "Думай! Думай! — твердила она самой себе. Перед глазами встало лицо матери, все покрытое воспаленными оспинами. — Есть! — мысленно радостно закричала Ализе и, подскочив к двери, забарабанила в нее кулаками.

— Мама, мама, мне надо тебе что-то сказать! — Через несколько минут дверь открылась. Голос матери был сух и бесстрастен:

-Чего тебе?

— Мама, — торопливо спросила Ализе, боясь, что мать уйдет, недослушав ее, — твое лицо пострадало от магии Даххарста? — Исилите утвердительно кивнула. — Когда мы поженились, — все также торопливо продолжала говорить Ализе, — в первую брачную ночь Даххарст ударил меня своей магией. Так вот кроме него никто не сможет тебе помочь, и вылечить тебя. Можешь мне поверить! Мы с Саннаэтелем десять лет пытались это делать. К каким целителям только не обращались, какие ритуалы только не проводили, какие артефакты только не использовали! Пока сам Даххарст не вылечил меня, после того, как мы помирились, — Ализе старалась говорить убежденно, не давая, матери ни малейшего шанса заподозрить, что вылечить ее сможет и другой Высший Темный. Если бы так произошло, то шансы Даххарста остаться в живых сильно бы понизились. Но Исилите поразило другое.

— Ты его простила, после того, как он ударил и покалечил тебя?! — потрясенно переспросила она. Ализе пришлось кивнуть, выдержав еще один презрительный взгляд матери. Но Ализе знала, что она не может рассказать, как и она ударила Даххарста в ответ. Ведь если она это скажет, если мать узнает, что магия Светлых также может очень серьезно калечить Темных, то ее мужу будет только еще хуже. Пусть лучше ей.

— Я тоже была виновата в нашей ссоре, — опустив голову, тихо стала оправдываться Ализе. — Мы тогда не поняли друг друга. Но это все в прошлом, — она уже смелее посмотрела на мать. Я хочу сказать, что только он может избавить тебя от этих оспинок, оставленных на твоем лице его магией.

— Понятно, — Исилите поджала губы так, что они превратились в тонкую линию. — Ты хочешь, чтобы я унизилась перед Темным, до просьб об исцелении? — глаза матери грозно засверкали от едва сдерживаемого гнева.

— Нет, нет! — в ужасе залепетала Ализе. — Я просто хотела сказать... — она помолчала, не решаясь продолжать, — что возможно в обмен на то, что вы сохраните ему жизнь, он согласится помочь тебе.

— Нет! Твой муж умрет. Мне не нужна его помощь! — тон Исилите не оставлял никаких сомнений, что свое слово она сдержит. Ализе больше не спорила, и не сказала больше ни слова в след уходящей матери. Матери? Нет, эту страшную женщину Ализе не считала своей матерью, во всяком случае, такой, о какой она мечтала в детстве, когда ей особенно было плохо и одиноко.

Два дня к Ализе никто не заходил, только молчаливый охранник приносил еду, ставил ее на стол и уходил. Ализе была рада своему одиночеству, ей никого не хотелось видеть, не хотелось ни с кем разговаривать, она думала, думала, думала. Все ее мысли были об одном: как помочь своему мужу. Общаясь со своей матерью, Ализе отчетливо поняла, насколько та ей чужда. Ни одной связывающей их ниточки она не ощущала, а вот с Даххарстом...

Глава 9

Ализе вспоминала каждый день, проведенный с ним перед ее глупым уходом. То, что ее поступок был глупым, необдуманным, она поняла уже давно, тем более, что он привел к таким страшным последствиям. Как же ей хотелось все вернуть назад. Пусть даже ее Даххарст и не любил, пусть женился на ней только из своих корыстных побуждений, он ни одним жестом, ни одним словом не дал ей понять, что это так. Он могла оставаться в своем заблуждении еще долгое время, ощущая себя невероятно счастливой. А потом она окончила бы Академию...

В эту секунду такая простая и ясная мысль осенила ее: "Почему я себя веду, как никчемная, слабая беззащитная идиотка? Я же сильная! Меня же учили драться, не только применяя магию, но и обычным оружием. Саннаэтель учил меня рукопашному бою, я хорошо бросаю кинжалы, владею мечом, я быстра, инструктор сколько раз говорил мне это, — едва Ализе подумала об этом, как надежда на то, что она сможет помочь мужу наполнила ее сердце, и она заметалась по комнате, обдумывая свой план. — Когда меня приведут в камеру, где пытают Даххарста, наверняка там будет много оружия. От меня никто не будет ждать подвоха. Можно будет выждать момент, когда на меня не будут обращать внимания, схватить любое оружие и ударить тех, кто будет рядом. Потом освободить Даххарста и помочь ему уйти порталом. Стоп! — остановила сама себя Ализе, — Он будет ослаблен, ему будет нужно время, чтобы прийти в себя. Мне нужно будет задержать охрану! Я обязана их задержать! Но как? Амулет! — радостно мысленно закричала Ализе. — Они блокируют мою магию, но это никак не отражается на действии амулетов. Я столько их видела у других эльфов, когда гуляла с Лириэлль. Ну почему, ну почему я не догадалась стащить хотя бы парочку?! Мать говорила, что на Даххарсте будут испытывать действие каких-то мерзких зелий и очень сильных амулетов. Вот он шанс. Ведь я могу применить их против охраны, что ворвется в камеру.

Но тут ее снова охватили сомнения, что она одна сможет противостоять матери и ее Наставнику. Вспомнив об этом мужчине, ее охватило такое непереносимое отвращение к нему. Отвратным было все: и его красота, и его голос, и его манера поведения. Она не понимала, почему мать так преклоняется перед ним, в какой-то, просто рабской зависимости. Может она его любит? Тогда зачем она вышла замуж за отца и согласилась родить двух детей. Неужели только для того, чтобы сохранить и передать свой сильный Дар? От таких мыслей стало неприятно.

Если так, то чем она лучше Даххарста, также желающего вырастить магически одаренного ребенка? Ничем! Ничем ни мать, ни этот мерзкий Наставник не лучше ее мужа, нет, это он лучше их всех вместе взятых. И она поможет ему. Спасет его. Пусть даже если она при этом погибнет! — Ализе впервые всерьез подумала о своей гибели и не ощутила никакого страха. Она осознала, что совсем не боится за свою жизнь. И ей было, не жаль, что она умрет, исчезнет, а Даххарст продолжит жить без нее, наоборот, какая-то горькая радость кольнула сердце, при мысли, что Даххарст будет долгие годы с благодарностью и грустью вспоминать о ней.

Едва приняв решение, во что бы то ни стало спасти мужа, Ализе стала спокойной и собранной, теперь она день и ночь ожидала, когда ее поведут к нему в камеру, но прошло уже три дня, а о ней словно забыли. Если раньше она содрогалась от ужаса при мысли о том, что увидит истерзанного, израненного мужа, прикованного цепями к стене, но теперь она не могла дождаться, когда же, это произойдет. Ее ненависть к матери, а особенно к ее Наставнику крепла с каждой минутой, и достигла таких высот, что Ализе с радостью всадила бы нож ему в грудь, не колеблясь ни секунды.