Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Позже, крикливые и наглые музыкальные комментаторы спорили — что это было. Кардинальная смена музыкального стиля, или просто неполадки с аппаратурой. Во всяком случае, никто не рискнул считать концерт провалившимся, но никто не решился назвать его удачным. Васька от интервью отказывался наотрез, мудро отправляя на встречи с пираньями пера Кащея Ржова. Все равно ведь бессмертный — не жалко.
Поздней ночью, а точнее — ранним утром, Васька сидел в гостиничном номере. На журнальном столике, между рок-гусляром и его боевой подругой, сморщенной, словно отцеловавшая свое женщина, стояла початая бутылка "Шуйской".
— Эх, — сокрушался Васька. — Так хорошо начали. И без всякой фанеры. Публика на концерты валом валит. Даже Кащей, и тот почти человеком стал, а ты... Что с тобой, подруга?
— Да вот... постарела я, — шамкает подруга. — Перегорела-постарела.... Нету во мне Любови больше, вся кончилась, ты уж прости, сынок. А насчет фанеры — это ты погорячился слегка.... Лукавишь.
— Как это лукавлю? — обиделся гусляр. — Когда это мы под фанеру-то выступали? Не было такого! За то нас публика и любила, что все натуральное
— А я? — тихо спросила Алая. — Я ведь тоже навроде фанеры, только ты по-глупости этого не понял, а может, и понял, только осознать побоялся.
— Какая же ты "фанера", — искренне изумился Васька. — Ты же эвон как петь умеешь! Зал аж дыбарем встает!
И выпил от обиды.
— Ты на водку-то не налегай, — сварливо сказала собеседница. — Не поможет, правду водкой не смоешь. Только вот что я тебе скажу — пел-то на самом деле ты сам, а я только слушателей под тебя настраивала. Влюбляла, короче.
— И сильно? — заинтересовался захмелевший Васька. — Что, так прямо всех поголовно и влюбляла?
— Всех, — скучно сказала прежде Целовальная, а сейчас Безлюбая помощница. — А если публика в тебя заранее влюблена, то успех тебе обеспечен, что бы ты ни вытворял. Хоть чижика-пыжика играй, хоть "токатту и фугу ре-минор" — все едино.
— Ишь ты... — расстроился гусляр. — А зачем ты это делала?
— Устроена я так, да и понравился ты мне...
— А теперь? — Васька понемногу начал понимать, что к чему.
— А теперь я спать хочу.... Погасну вот скоро... — Бывшая царевна-лягушка, а теперь жаба-старуха сонно покачивалась на краю стола, почти уже совсем темная, только иногда по синеватым губам пробегали алые сполохи, словно угли догорали.
— И когда ты... — ляпнул музыкант и испугался.
— Три дня, — донеслось с конца стола. — Если к Хозяину не вернусь.... Три дня...
— Кто твой хозяин? — отчаянно закричал Василий. Ему хотелось обнять подругу за плечи, да только не за что было обнять.
— Великий Орк. Владыка. Магарх. Урукхай. — ответила темнота.
И у старшего брата, Даниила, того, который в политику ударился, дела тоже обстояли не лучшим образом.
Когда властность и обаяние, которые придавала ему Парадно-дипломатическая челюсть Великого Орка, стали иссякать, выяснилось, что среди руководителей движения "Умельцы России" настоящих умельцев оказалось — раз-два и обчелся. То есть, умения-то у них были, например, многие из них очень умело распоряжались деньгами, причем, почему-то исключительно в свою пользу. Другие умело обменивались опытом с зарубежом. Приезжает такой умелец в родные пенаты, а его и спрашивают-де, что привез? А он так гордо отвечает, с большим достоинством — опыт! А какой опыт, с чем его едят и какая от этого опыта польза — непонятно. Молчит умелец, словно воды в рот набрал. А может, у него там, во рту — опыт, который он из-за бугра привез?
А потом уж и вовсе в открытую воровать стали, да ладно бы воровать...
Приходит в офис какой-нибудь "умелец" местного разлива и прямо с порога:
— Знаешь, Даниил, я в твоем движении набрался опыта, заработал репутацию. По стране поездил, а теперь вот, меня в другую "Россию" зовут, созрел я, значит. Так что, прощевай! И не помни лихом!
— А разве бывает другая Россия? — удивляется Даниил.
— А то! — гордо отвечает экс-умелец. И шасть за дверь.
И каждый раз после такого случая в офисе какая-нибудь мелочь пропадает. То факс, то модем, то целый компьютер, то еще что-нибудь. Однажды пропала секретарша. Уж эта-то кому нужна была, спрашивается? Ведь дура дурой, да еще и ножки не тем концом вставлены! Однако, факт, пропала!
А на телевидение и вовсе перестали приглашать, разве что иногда в программу "Вокруг смеха".
В общем, как заключил опытный волколак Егорий, — было умение, да выдохлось. Одно правда бесило волколака, бесило до того, что и выть на луну ему стало не в радость — Телла так и не вернулась. Осталась с Танькой, светской росомахой. Эх, разлетитесь банки-склянки, мы с подружкой прем, как танки.... Держись, столица! Или в оригинале было немного не так?
И вот сидит старший братец Даниил в пустом офисе, стоит на заваленном никому ненужными бумагами столе бутылка "Шуйской" а рядышком лежит бывшая Драгоценная Парадная Челюсть Великого Орка, похожая сейчас на облупленную карету Екатерины Второй, забытую на пару столетий в сыром подвале какого-нибудь захолустного краеведческого музея. Печальная картина, прямо скажем, совершенно недостойная кисти великого живописца. И вообще, недостойная.
— Что, — говорит Даниил, — Госпожа Удача, кранты нам, выходит? Изменила ты мне.
— Я не удача, — звенит стекляшками — а были алмазы, — бывшая соратница. — Ошибся ты, я — Власть! Да только, видно власть не для тебя.
— Как это, — обижается Даниил. — Поначалу-то все замечательно шло. Соратников набежало видимо-невидимо, программу писать начали, еще немного и в Думе бы оказались.
— Эк тебя колбасит, — совсем недипломатично отвечает соратница. — Во-первых, в Думе умельцам делать нечего, там другие качества надобны. А во-вторых, кто тебе сказал, что в Думе Власти есть чего делать?
— Как же? — удивляется Даниил. — Дума, это школа государственной власти, разве не так?
— Школа рабства, — шелестит облетающей позолотой Челюсть.
Даниил задумался и-таки, выпил. Хотя и не очень хотелось.
— Так ведь трудно Державе, — наконец выговорил он, и посмотрел на полуподвальное окно покрасневшими от водки глазами. Опять же воруют...
Парадная, хоть и одряхлела вконец, а засмеялась так, что вся позолота трещинами пошла.
— Ты чего? — обиделся Даниил. — Разве я не дело говорю?
— Дело делают, а не говорят, — скрипит собеседница. — А ты про бассейн с крокодилами не думал? Очень, знаешь ли, хорошо от воровства помогает!
— Да не водятся у нас... — начал было Даниил, и осекся. — Значит, только так?
Парадная промолчала, только почерневшие клыки на миг оскалились.
Даниил налил еще, посмотрел в окошко, в которое медленно сочилась жиденькая сыворотка столичного рассвета, сглотнул и отставил так и не выпитую рюмку.
— Так я не согласен, — сказал он с пьяной решительностью. — Я лучше, как раньше, машины изобретать стану.
Взял бутылку и, наконец, глотнул. Прямо из горлышка.
Некоторое время в бывшем офисе, а теперь просто в убогой столичной хрущевке стояла тишина. Только кольца табачного дыма терлись друг о друга, и, казалось, слегка шуршали при этом. Будто змеи.
— А с тобой-то что? — наслушавшись тишины, поинтересовался Даниил.
— Заряд власти во мне закончился, так что, думай сам...
— Умрешь? — испугался умелец.
— Гаснет Любовь, рассыпается Сила, а Власть — Власть теряют. Так что я просто потеряюсь, пропаду, сгину.... Через три дня, если я не вернусь к Хозяину, я стану просто бесполезной раззолоченной железякой, выскользнувшей из твоей жизни и пропавшей навеки. Только в судьбе прореха останется, на память. Вот и все. Так что, смирись, поезжай к себе домой, да займись каким-нибудь делом. Не про тебя, видно, Власть.
— А кто твой Хозяин? — спросил Даниил, немного помолчав.
— Великий Орк. Владыка. Магарх. Урукхай. — гордо лязгнула пригоршня позолоченного железа. И рассвет дрогнул в окошке, словно его под дых ударили.
А скоро приехали Иван с Василием.
Глава 22
"Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!"
Песенка человека в кепке
Джипаровоз, добродушно пыхая паром, стоял в пробке на шоссе Энтузиастов. Пассажиры от нетерпения порядком-таки разогрелись и тоже готовы были пыхнуть, только отнюдь не добродушно. Как только в неряшливый рядах измызганных разномастных автомобилей появлялся просвет, какой-нибудь шустрый водитель немедленно нырял туда. Непривычный к московской манере езды водила-Сенечка, не успевал даже ребордами шевельнуть. И перед озлобленными ожиданием гоблинами в который раз воздвигалась какая-нибудь грязная и нахальная автомобильная задница. Мало того, объезжающие по кривой громоздкий джипаровоз шустрики оскорбительно махали руками, строили неприличные рожи, да отпускали неостроумные шуточки в адрес незадачливых провинциалов, растерявшихся в обыкновенной московской автомобильной толкучке. Хорошо еще, что за всеобщим шипением в салоне не было слышно шуточек столичных водил, но жесты были достаточно красноречивы, так что общий смысл просачивался в салон джипаровоза. Дробила, понемногу зверея, принялся ругаться по-гномски, а это, знаете ли, в перспективе ничего хорошего москвичам не сулило.
Внезапно смартфон, стоящий торчком в специальной стойке у лобового стекла, как надгробный памятник на могиле неизвестного рэкетира, воскрес и истошно заголосил:
— Стриги уша-ами! Уша-а-а-ми!
И так далее.
Старший дознатец, закемаривший было в парном чреве джипаровоза, встрепенулся и нервно схватил трубку.
— Ну, чего вы там? — заквакал голос Безяйчика. — Добрались?
— Не-а, — отозвался Старший дознатец. — В затычку попали. То есть, в пробку. Стоим, ждем. Застряли, похоже, намертво. Тут автомобилей, что хоббитов в пивнушке в канун дня Гэндальфа.
— А каукетчер на что? — резонно поинтересовался Безяйчик. — Там есть такой рычаг, ты его нажми, и езжай себе, куда надо. А на чайников внимания не обращай, сами дорогу уступят, они понятливые, когда им все правильно объяснишь. Нашел?
— Нашел, — сопя, ответил дознатец, и нажал скользкий от смазки рычаг.
Тотчас же вперед с маслянистым лязгом выдвинулся волевой паровозный спойлер-каукетчер, выкрашенный в веселый красный цвет.
— Ну? — спросила трубка.
— И что дальше? — жалобно поинтересовался хоббит, ожидавший, наверное, что джипаровоз немедленно выпустит клепаные крылья и перелетит через пробку, словно железная бабочка.
— А дальше ехай куда хошь. Только посвисти сначала, а то невежливо будет.
— Езжай, — сказал Старший Дознатец Сенечке-горлуму. — Только свистни сначала.
Сенечка свистнул. После чего джипаровоз облегченно вздохнул, мстительно обдал нахальных соседей струями горячего пара, и медленно тронулся, легко, словно картонные, раздвигая преграждавшие дорогу транспортные средства. При этом Сенечка не забывал время от времени свистеть. Все-таки, когда-то он воспитывался в хорошей семье, и свято придерживался национального интеллигентского правила, а именно — хамить надо вежливо.
Верьте мне, это мощное неудержимое и целенаправленное движение могло присниться автолюбителю только во сне. При этом если спящий смотрел сон с места водителя джипаровоза, то сновидение с полным правом можно было отнести к разряду светлых и радостных, а если с другого места, то, извините, это был сущий кошмар!
Так, весело чухая и окатывая мешающих соседей струями пара, демократично не делая различия между "копейками", "бумерами", "меринами" и прочей автомобильной мелюзгой, джипаровоз преодолел, наконец, пробку. Точнее, продавил ее внутрь города, как нетерпеливый, жаждущий похмелки пьяница проталкивает неподдающуюся штопору затычку в бутылку вожделенного вермута. Свершив сие, дважды одушевленное транспортное средство свернуло направо, не спеша, и с удовольствием проломило какой-то забор, после чего величественно покатилось через безлюдный в это время года Измайловский парк. Туда, где располагалось коммунальное логово бывшей шаманки, а ныне светской россомахи Татьяны, известной своими неординарными пристрастиями и экстравагантными нарядами всей столичной тусовке. То есть, прямиком на встречу с потерявшими силу, почти полностью разряженными Челюстями Великого Орка.
Да, братья Черепановы — это вам не самолет Джефферсона! Это — сила!
Джипаровоз, преодолев несколько гектаров парковой зоны, выбрался, наконец, на какую-то улицу, наддал, и скоро оказался неподалеку от станции метрополитена "Партизанская". Памятное, скажу я вам, местечко, может быть даже историческое, но об этом как-нибудь в следующий раз.
Дробила, с интересом изучающий окрестности, покрутил головой и сообщил товарищам:
— А вон, смотрите, кажись, двое наших пиво пить собрались. Давай спросим, куда нам дальше править?
И действительно. У входа в станцию оживленно беседовали о чем-то два типа. По виду явные гоблины — один в скособоченном берете и темных очках на горбатом гоблинском носу, а другой слегка небритый и, несмотря на морозец — в клетчатой шляпе. Ну, чистые гоблины!
— Да какие они гоблины, — гукнул с заднего сиденья Ватерпас. — Собрались мужики выпить, третьего ищут, вот и все дела.
— А вот мы сейчас это и проверим, — оживился, до сей поры помалкивавший Старший Дознатец, хоббит Василий.
Джипаровоз притормозил и деликатно гуднул. Так, слегка, чтобы привлечь внимание. От гудка веером встопорщились афиши на тумбе возле входа на станцию, бабульки и девочки, раздающие прохожим рекламные листки, бросились врассыпную, повалилась пара киосков, да унесло куда-то в сторону измайловских прудов назойливого крикуна — водителя маршрутной "Газели". Вместе с "Газелью". Даже недавно самостоятельно выведшиеся в столице собаки, породы "Московская бомжовая", дрыхнущие в нишах станции метрополитена, и те слегка встрепенулись, правда, сразу же успокоились и продолжили свойственное этой странной породе занятие — греть место в каком-нибудь закутке хозяину-бомжу. Для чего, собственно, и вывелись.
На парочку же гудок впечатления никакого не произвел.
— Я же говорил, натуральные гоблины! — с удовольствием констатировал Дробила, высунулся из окна джипаровоза и спросил:
— Доброго пива, земляки-междуземцы! Как бы нам на Третью Парковую проехать?
— К Таньке-шаманке, что ли? — спросил носатый, почесал висок под беретом, окинул очкастым взглядом джипаровоз, кажется, остался доволен, потом сказал:
— А вот по трамвайным путям, на Красноармейский проспект, а там к станции "Измайловская" направо.
И, обращаясь к небритому, добавил непонятно:
— Ну вот, кажется и эта история скоро закончится.
— Чего это он? — спросил хоббит у второго, того, который в шляпе. — С похмелья, что ли?
— Да нет, — коротко пояснил второй. — Так.... Автор.
— А-а, — понимающе кивнул Старший Дознатец, хотя не очень-то понял, причем здесь какой-то "автор". — Ну, мы поехали. Веселой удачи!
— И вам того же, — дружелюбно ответили шляпа с беретом и вернулись к прерванному разговору.
Джипаровоз еще разок погудел, в знак гоблинской солидарности, и ведомый Сенечкой, решительно двинулся по Красноармейскому проспекту в сторону Третьей Парковой улицы, к дому Таньки-шаманки.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |