Зверь Лютый. Книга 18. Урбанизатор

Просто оттого, что: "они мне верить меньше будут".

Я столько бился с "паутиной мира", с набором правил, привычек, стереотипов "Святой Руси", с нормами отношений между этими людьми. Порвал, поломал, убежал...

Всё! Ура! "Мы наш, мы новый мир построим...".

А вокруг меня уже вырос новый "кокон". Другой. И "ниточки" — чуть другие, и место моё в нём — иное. Паутина нового мира. Но ведь паутина! Которая не даёт, подталкивает, оберегает и направляет. Заставляет делать то, что она считает "правильным".

Да я...! Да всех...! Порву-разнесу-поломаю!

А потом? Начинать на пепелище? А смысл? Чтобы снова, через год-два, ощутить свою зависимость от мнения "своих людей"?

Абсолютная свобода называется абсолютной неадекватностью. Ибо включает в себя полный отказ от учёта реалий и ограничений окружающего мира.

" — Господа туристы. Перед вами каменная лестница в Карлсбадские пещеры. Она скользкая.

— А мне плевать-ать-ать-ать!".

"Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества" — кто сказал? Маркс? — Карл! Как ты меня заколебал! Утомил, достал, извлёк...

Поплакался, Ваня? Погрустил-попечалился? Теперь будем делать. По марксизму. Потому что он истинен. Принимая этих... этот "мусор битых племён". Отмывая, отстирывая, залечивая, вытирая сопли, устраивая клизмования, делясь куском хлеба и местом в землянке.

"Нам и места в землянке хватало вполне,

Нам и время текло для обоих...".

А если — не "вполне", то придётся потесниться. И — "время потечёт для обоих".

Снимая с производств своих людей и переводя их в... в обслугу этих... хныкающих кусочков двуногого мяса. Понимая, что такое повышение нагрузки отзовётся дополнительными травмами, болезнями, смертями. "Смертями" — "моих людей". Превращая эти грязные, голодные, измученные стада хомнутых сапиенсов, эту разновидность "всякой сволочи" в "свою сволочь".

Проще: делать надо — больше. А спать, соответственно — меньше.

* * *

Другая часть пришедшей группы была остатками соседнего посёлка. Пришли "за компанию".

Посёлок попал под удар команды "конюхов солнечного коня" из-за Оки. Ко всем прочим несчастьям эти мещеряки были ещё и христианами. Их и вырезали. Часть сумела убежать, прятались, пытались пристать к более богатым поселениям... Пристали к каравану "смертников", идущих проситься в холопы к "Зверю Лютому".

Третья группа — самая "свежая". "Подснежники". В том смысле, что бежали уже по снегу.

Мой парнишка, который всю эту... всё это... всех их... сопровождает...

Так, что непонятного?! "Перемещение посторонних по территории допускается только с сопровождающим" — это что, новость?! Нормальное корпоративное правило. Особенно, в условиях присутствия на площадке новых и горячих технологий. А также — голодных, больных и вшивых посетителей.

Парнишка — из моих битых связистов. Тот, что во время "восстания рабов" на глинище сдуру заорал. Его там сурово приложили по голове лопатой. Сотрясение мозга. Отлежался, травок Мараниных попил. Но село зрение, и временами, накатывает головокружение.

Пришлось из сигнальщиков снять — поставить в прислугу, в писаря.

Он мещеряков до санпропускника довёл, там есть кому с ними разбираться. А сам ко мне прибежал.

— Господине, эти люди, ну, которые третьи, ну, подснежники...

— Короче можешь?

— А... ну... да... так... эта... Селеньице их вёрст 40 выше по Волге. По, стало быть, правому берегу. По осени, перед ледоставом, пришли откуда-то к ним люди. Русские. Да. Вроде — шиши. Но есть и воинские. Кажется. Местных побили, кучу всего забрали, из домов выгнали, баб... стало быть... ну... Вот. И стали строиться. И дома, и огороду. И — церковь. Поскольку меж ними есть поп.

А вот это интересно.

Есть речные шиши. Про них я рассказывал, на зиму "краеведы" имеют привычку захватывать малое поселение в глухой местности и становиться там на зимовку. Часть русских ратников после каждого похода пополняет эти речные банды — про это я уже...

Две странности: они строятся. Обычные шиши заходят в селение и дальше его только разрушают. Ну не любят разбойнички плотничать, или, там землю копать.

Вторая: поп. В жизни, конечно, всяко бывает. И среди попов — люди разные случаются. Но вот так в открытую... полковым капелланом среди шишей и мародёров... И — "строят церковь"? Очень странно... А место для меня важное — там позже Балахна будет, там соляные источники, снег сойдёт — я туда людей пошлю.

— Как звать?

— Кого? Попа? Не знаю.

— Нет, тебя самого.

— Драгуном кличут.

Как-как?! Ну, блин... Хотя — нормальное древнерусское имя. Никакого отношения ни к спешенной коннице, ни к конной пехоте. Вообще, к родам кавалерии — никак. Наверное, от "дорогой".

— Так, Драгун. Расспроси и разберись. С этими... церковными шишами.

Дефиниция вылетала случайно. В тот момент о связи православной церкви и речных разбойниках, захвативших селение мещеры возле Балахны — я не знал и не думал. И уж тем более не представлял - как это отзовётся на моём "гильотино-строительстве".

"Спешенный" ударом лопаты Драгун оказался толковым парнишкой. Он мог часами выслушивать бред очередного персонажа, жаловаться на головные боли, ныть по поводу подступающей слепоты и наступившей тошноты. Но слышал он хорошо. Улавливал ложь или хвастовство в рассказах туземцев и сводил их бесконечные излияния в короткие, очень ёмкие донесения. Которые и служили мне часто основаниями для принятия решений.

Темп жизни на Стрелке нарастал, нужно было всё и сразу. Но, часто, не то, что я предлагал.

— Хохлома? — Здорово! Красиво! Золото! Но... у нас простых ложек недостача.

— Ясно. Кто пойдёт баклуши бить?

"Бить баклуши" — технологическая операция в производстве деревянных ложек. А не то, что вы подумали.

Обилие пришлых, их страстное желание "зацепиться за Стрелку", а не сдохнуть с голоду в окружающих заснеженных лесах, позволяло использовать добровольность, а не принуждение. Обеспечивало "высокий конкурс на одно место". На любое место. Хоть горшки детишкам выносить — лишь бы в тепле и с хлебушком.

Различие пришедших ко мне людей выдвинуло на первый план задачи социализации. Вот были бы у меня здесь Пердуновские — они бы знали, "как здесь ходят, как сдают". В Рябиновской вотчине я годами выстраивал социальную структуру. Отношения не сколько между должностями — между людьми.

"Плевать в человека — нельзя. Пойдёшь свинарник чистить". Я просто знаю, насколько опасен плевок туберкулёзника или сифилитика. Здесь этих болезней пока нет. Но вбивать нормы поведения — надо заранее.

"Врать — нельзя. Пойдёшь кирпичи лепить". "Распространение недостоверной информации" — нахлебался вдоволь. "Кирпичи" — гуманизм. В боевых условиях — смерть.

Сотни подобных элементарных ситуаций, человеческих реакций были уже накатаны в Пердуновке. По моему плану, они должны были бы естественным образом воспроизводиться переселенцами здесь. А приходящие новосёлы довольно мирно интегрировались бы в такую среду. В ходе повседневного общения восприняли бы эти стереотипы и традиции. И — "У нас всё будет хорошо!".

"Куда сбываются мечты?". Так, об этом я уже...

Конец семьдесят первой части

Часть 72. "Выходили из избы здоровенные жлобы. Порубили дерева на..."

Глава 391

Понятно, что очень быстро образовались сильно сообразительные личности, которые пытались совмещать максимум "благ" с минимум труда. Тут не надо обижаться или рассуждать о "неблагодарности" и "природной испорченности". Да, воруют и сачкуют. Это неизбежно и потому — ожидаемо.

В родовом обществе, в общине, в патриархальной семье существуют довольно устойчивые комплексы мер. По идентификации и фиксации прав собственности, по определению нарушителя этих прав, по наказаниям.

Оказавшиеся в нашей, довольно изменчивой, динамической, городской структуре, новосёлы в определённый момент, не видя "привычных маркеров", начинали думать, что "всё вокруг народное, всё вокруг моё". Вели себя в твёрдой уверенности, что, поскольку прежних, общинных, методов сыска — нет, то их и вообще нет.

— А что Воевода сказал "нельзя..." — так он же не увидит!

Явление многократно исследовано и описано в самых разных обществах. Например, при привлечении туземцев из горных племён Таити в гостиничный бизнес в 20 в. Про отечество не говорю — его и в 21 веке потряхивает по этому основанию. Даже без учёта выходцев из кишлаков и аулов.

Я этого ожидал, предвидел, принимал меры. Слова тут не действуют. Не так: действуют, но только "после того как", и наглядно.

Примерно через неделю после прихода каждой очередной большой группы новосёлов, пара-тройка "услышавших, но не внявших" подвешивалась к столбам в "Электродном овраге". Получала свой личный экземпляр "спинной росписи" — не путать со "стенной", и отправлялась "на кирпичи". Через неделю — повтор.

"Сле-е-едующий придурок".

Ещё через пару недель — последние. Из этой группы. За месяц — успевала придти очередная. Поселенцы лезли из леса довольно густо, и Христодул без работников не оставался. Хотя и мёрли они у него... ежедневно.

Я ярый противник телесных наказаний. Особенно — после впечатлений от здешнего кнутобойства. Когда кнут "вырывает куски мало не до кости".

Свободный человек, по моему мнению, не может быть бит плетьми. Поэтому кнутобойство — только для уличённых преступников. А преступник — не человек, гражданских прав не имеет. Новосёлы — и так "неграждане". Попавшиеся — ещё более "не...". И "кобыла" у Христодула уже отшлифована до блеска животами провинившихся.

По уму — сейчас у нас новосёл украсть может только то, что можно съесть под одеялом. Да и то — с риском для жизни. Выходить из голодовки нужно осторожно.

Но это ж — "по уму".

В каждой группе находятся чудаки, которые в первую-вторую ночь начинают шарить по округе в поисках съестного. Как делали дети из блокадного Ленинграда при доставке их в детские дома на "Большой земле". С тем же результатом: если надзиратели проспали — чудака хороним. Смерть от заворота кишок — медленная и мучительная.

Более удачливые — продолжают "шарить". Уже не с голодухи, а просто. Голода у нас нет, кормёжка... достаточная. Но... а почему нет, коли лежит?

Как выявлять? Какие методы? Да разные! Про синюю краску для казённой ткани я уже рассказывал, клеймение, маркировка всего, чего ни попадя, амбарные книги, выдача под роспись...

А, вот, забавнее. Детская шутка, конечно.

Продовольственный склад. Ночью кто-то вскрыл, утром осмотр личного состава даёт чудачка с синими пятнами по голове. Ну ведь понятно же, что "русское индиго" — многофунционально. А уж поставить плошку с краской на притолоку над дверью...

Чуть страшнее. Курт мышку поймал. Собрали детишек, пустили мышку в ящик открытый. Показываю: мышь бегает. Все радостно верещат. Капаю на неё синильной кислотой из "сигарки", которую я в Мологе использовал — мышь дёргается и дохнет.

Вот так и с любым татем клетным будет. Такие штуки поставить за многими дверями — не велик труд. Кто знает — не попадётся. А вот бестолочи да злыдни... Не открывайте тех дверей, которые не для вас — целее будете.

"Они же дети!" — пшли в задницу! Они, прежде всего — люди. Если человек человеческого слова не понимает... Не так: понимает, но на слово моё плюёт... Не понял, наплевал — сдох. Мне такой чудак не нужен. Кому здесь жить, как жить, жить ли вообще — решать мне.

"Не корысти ради, а исключительно волею пославшего мя"... древа Иггдрасил.

На самом деле — ничего нового. Страшные русские сказки: "придёт серенький волчок и ухватит за бочок", про петушка, которого "несёт меня лиса за синие моря", про йети, живущего в лесу... столетиями рассказывались бабушками маленьким внучкам. С вполне определённой целью: испугать ребёнка. Чтобы он не попёрся сдуру в лес. Потому что там он может заблудиться, утонуть в болоте, замёрзнуть, ослабнуть и умереть. Использование фантастических страшилок для воспитания реальной осторожности. Техника безопасности на основе образа бабы-яги.

Дети — восприняли. А взрослым... потребовалось два раза со смертельным исходом.

"Моё — не трожь", "не твоё — не трожь", "не знаешь чьё — спроси, не трожь".

Понятия собственности вбивались тяжело, часто — наказаниями. Иногда — смертью.

В ту зиму у меня на Стрелке царил коммунизм. Такого... казарменного типа. Корм, жильё, одежда, обувь... всем. И — вровень. Для меня, например, забежать к Домне да похлебать щец из общего котла, за общим столом... людей посмотреть, себя показать... А что не так? Я ж — не князь, не боярин!

Польза немалая: слышу, как воет ложкомойка. После Домнинного научения:

— Воевода миску взял. А она липкая! Ты меня перед "Зверем Лютым" позорить будешь?!

Ближайшие пару дней лентяйка присесть... не рискнёт. И другие поопасутся. А там, глядишь, и привыкнут. Мыть посуду до хруста. Потом замуж выйдут. Может, и у себя в дому навык чистоты сохранит. А то в здешних кудах... по всякому.

Коммунизм меня не устраивал — начала "гореть" сбруя на лошадях и одежда на работниках, терялись и ломались инструменты, падала производительность труда. Я её как-то... подпихивал. Да любое-всякое событие давало всплеск! Хоть — публичный дом с элементами соревновательности, хоть — наши победы воинские или проповеди Аггея. Но люди были измотаны, и энтузиазм, моторика, эффективность снова снижались.

"Воля волею

Коль сил невпроворот

А я увлёкся".

Прежде всего, "увлёкся" — я сам. Но я же и других "увлекаю"! А они вовсе не "мыши белые, генномодифицированные".

Я не верю в то, что человека можно заставить работать лучше. Больше, дольше, тщательнее, качественнее... чем ему самому свойственно.

Ересь? — Конечно! Но — правда. Извините.

* * *

"— Что ж вы? Вы сами ко мне нанимались! Мы ж по-доброму сговорились! За пахоту, за оплату, за работу. Сами! Своей волей! А нынче на пригорке сидите, на солнышке греетесь. Время-то уходит!

— Дык... Эта... Ну... Итак не гуляли".

Тургенев? Энгельгардт?

* * *

Любое разовое внешнее воздействие даёт кратковременный эффект и затихает. Нужна серия, непрерывный поток воздействий, побуждающих к совершению поступков. Достаточно длительный, чтобы цепь поступков превратилась в привычку.

"Посеешь поступок — пожнёшь привычку, посеешь привычку — пожнёшь характер, посеешь характер — пожнёшь судьбу" — мудрость, как говорят, от Конфуция. И, таки, он прав!

Мы строили свою "общую судьбу", изменяя судьбы личные, выковывали характеры, воспитывали привычки, навязывали поступки.

Например, что топор или косу в поле или в лесу нельзя класть, а только воткнуть... я про это уже...

Это — воспитывается. Насколько воспитание эффективно? Люди — разные. Кто-то пришёл на Стрелку с уже готовыми навыками. Не только топором ударить — стоять, ходить, видеть, говорить... кому-то хватало, для компенсации отсутствующих умений — адаптивности, выносливости, силы, ума, воли...