История одной жизни - Закончен!)

— Тихо, девочка, тихо. Сейчас мы уже приедем. Потерпи ещё немножечко, — чьи-то тёплые женские ладони, успокаивающе гладили меня по животу, волосам, а я ничего не могла понять. Я отказалась воспринимать действительность. — Лёша, гони быстрее! Она же сейчас родит! Сейчас, милая, сейчас. Потерпи ещё чуть-чуть.

Я сжала пальцы на сиденье, я до крови закусила губы и попыталась сдержать дикий вопль. Боль вернулась ко мне. Вернулась с новой силой. Я только сейчас начала осознавать, что происходит. Преждевременные роды. Мысль, что я могу потерять своего ребёнка, заглушила даже самую сильную, нестерпимую боль.

— Позвонить....Дай...дайте мне телефон...

— Телефон....Да, милая, сейчас. Лёша дай мне мобильный! — краем глаза я заметила, как какой-то смутный, расплывчатый в моём сознании образ протянул какое-то маленькое устройство обнимающей меня девушке. — Давай милая, диктуй моя хорошая. Диктуй номер.

Я продиктовала. Сквозь разламывающую меня на части боль, я продиктовала выученный наизусть номер. Приложив мобильный к моему уху, девушка крепче прижала меня к себе. Я чувствовала, как внутри всё замирает от слишком длинных гудков. Скорее. О, господи, скорее!

— Да, — с того конца телефона послышался незнакомый женский номер. На мои глаза выступили слезы. Малыш толкнулся во мне с такой силой, что я поняла — ещё немного, и я потеряю сознание.

— Дима...позовите Диму...

Мне стало трудно дышать. Я чувствовала, что не дотерплю до больницы. Сил сдерживаться больше не было.

— А кто это? — голос разговаривающей со мной женщины был слишком хриплым, в нём проскальзывали дрожащие нотки. Даже задыхаясь от слёз и нечеловеческой боли, я почувствовала, сердцем почувствовала, что, что-то случилось. С того конца телефона послышалось какое-то странное шуршание. — Какая-то девушка звонит,...Диму спрашивает, — это было явно не мне, зато следующие слова, произнесённые уже другой, очень хорошо знакомой мне девушкой, предназначались именно для меня.

— Это ты? Сука это ты? Ты тварь?

Я чувствовала, как сердце начинает сжиматься всё сильнее. Меня разрывало от дикой боли, но голос Наташи...он был не живой. Дима...с ним, что-то случилось.

— Наташ...дай Диму,...пожалуйста...

На лбу выступили капельки пота. Глаза начали закатываться. Я чувствовала, что теряю сознание, но мне нужно было услышать голос друга. Возможно в последний раз.

— Сука! Ненавижу! Я ненавижу тебя тварь! — она орала, орала ещё более безумно, чем я, когда почувствовала, что начались схватки. — Это ты, всё из-за тебя...! Из-за тебя....Ненавижу,...я ненавижу тебя, — она плакала, нет, она рыдала, навзрыд, и я чувствовала как вместе с ней, кровоточит моё сердце. — Из-за тебя...Ты виновата! Он к тебе ехал...Он тебе вёз, эти чёртовы игрушки! Это из-за тебя он попал на ту дорогу,...из-за тебя столкнулся с той машиной! Я ненавижу,...Сука я ненавижу тебя! Это ты, ты его убила! Чтоб ты сдохла тварь! Ненавижу тебя, ненавижу!

В этот момент умерла Оксана. Умерла та наивная верящая в чудеса, искреннюю и нежную любовь Оксана. В этот момент умерла моя душа.

Мне казалось, что тысяча бездушных палачей ритмично и без остановки раздавливают мне кости. Я орала, выгибалась как змея, кажется, я даже покрывала матом пытающихся помочь мне врачей. Глотая выстраданные слёзы, я молила только об одном: чтобы всё закончилось благополучно, чтобы мой малыш родился здоровым. Сейчас мне было даже наплевать на себя. Мне было наплевать на то, сколько ещё продолжится эта пытка, которая и без того шла уже десять часов. Я знала, что мой малыш просится на свет. Я знала, что ему хочется выбраться наружу, увидеть своими крохотным глазёнками яркое солнце, голубое небо, первый, выпавший этим утром снежок. И я помогала ему. Разрывая горло от дьявольских криков, я изо всех сил пыталась помочь ему, выкарабкаться наружу.

— Давай милая, ещё немного осталось. Уже головка показалась. Давай, девочка.

Вибрирующий голос врача был успокаивающим, и я знала, что сейчас наступает кульминационный момент. Я знала, что сейчас придется тяжелее всего. Я знала, что сейчас будет очень больно....Но я даже не подозревала, что настолько. Мне казалось, что за мной лично, пришла сама смерть. Меня выгнуло дугой, и тело прострелила такая адская волна боли, что мой крик, мой вопль, создающий ощущение, будто меня раздирает разъярённый медведь, наверняка был слышен в каждом уголке роддома. А потом, чувствуя на губах соленые капельки слез, я обессилено обмякла. Наверное, никогда, как в тот момент, я больше не была такой счастливой. Никогда больше я не чувствовала такого умиротворения и спокойствия. Пусть мимолётного, но этого был мой личный, мой персональный, мой выстраданный кусочек счастья. Я услышала первый крик своего малыша. Звонкий крик. Сразу дающий понять, что на свет пришла ещё одна жизнь. Я улыбнулась, закрыв слипшиеся от слёз веки, я просто улыбнулась, слушая попискивания своего ребёнка. А когда его дали мне в дрожащие руки, положили на часто вздымающуюся грудь, я задохнулась от восторга, счастья, нежности и любви. Ярко голубые, как чистейшее море глазки, маленькие подрагивающие ручки, абсолютно лысенькая головка, пухленькие розовые губки и тёплое мокренькое тельце — всё это стимул для дальнейшей жизни. Всё это награда за терпение и решимость. Всё это самое большое счастье, которое только может быть в жизни каждого человека. Это мой ребёнок. Мой малыш. Моё маленькое существо, ради которого я буду бороться до последнего. В этот момент, когда я дрожащими и мокрыми от беспрерывных слёз губами прикоснулась к тёплой румяной щёчке, я поклялась себе, что не сдамся. Я поклялась, что положу свою жизнь, если будет нужно, но подниму своего сына на ноги. Я буду бороться.

Я распахнула веки так резко, будто и не спала вовсе. В глаза тут же ударил яркий луч света, заставивший меня болезненно поморщиться. В эту же минуту сердце болезненно закололо. Липкое чувство потери и одиночества ядом растеклось по моей крови.

— Где мой ребёнок?

Я резко поднялась на постели, и тут же чуть было не заскулила от прострелившей всё тело боли.

— Тихо девушка, вы что делаете? Вам надо лежать, набираться сил. Врачи вас еле спасли, а вы теперь так небрежно относитесь к своему здоровью.

Медсестра насильно уложила меня на кровать, а испуганно начала оглядываться вокруг себя.

— Где мой сын?

— Успокойтесь, он в инкубаторе. Малыш родился недоношенным, нам надо позаботиться о его здоровье.

— Но с ним всё хорошо?

Я чувствовала, как на глаза выступили слёзы. Если с моим малышом, что-то случится...я никогда не смогу жить дальше.

— С ним всё замечательно. Он необычайно крепкий мальчик. Четыре с половиной килограмма, разве после этого можно сказать, что недоношенный? Очень живой и бойкий мальчишка. Умотал весь наш персонал. Я думаю уже завтра, мы переведём его в обычную палату.

После этих слов я облегчённо выдохнула, и первый раз за многое время позволила себя расслабиться.

— Как назовёте малыша?

— Максим, — не задумываясь, ответила я, и тут же почувствовала, как сердце защемило от боли. Дима всегда говорил мне, что когда у него родиться сын он назовёт его Максимом. Это была его мечта понянчить сынишку на руках. Но где он сейчас? Где Дима? Господи, неужели всё, что мне сказала Наташа правда? Неужели его больше нет...

Сердце сжали ледяные тески боли. Нет, этого не может быть. Он жив. Мне всё причудилось.

— Скажите, мне никто не звонил?

— Нет, вам не звонили. Но девушка, которая вместе со своим мужем привезла вас в роддом, просила передать вам это, — медсестра протянула мне белый, свернутый напополам лист бумаги, и пакет с фруктами. — А теперь отдыхайте. Вам нужно набираться сил. Роды были тяжёлыми. Поправляйтесь. Скоро к вам зайдёт наш врач.

Когда медсестра вышла из палаты, я развернула лист бумаги.

'Здравствуй милая. К сожалению, я не знаю, как тебя зовут, хотя мы, кажется, и жили на одной лестничной клетке. Врачи сказали мне, что малыш родился здоровым, хоть и недоношенным. И с тобой всё хорошо. К сожалению, я не могла остаться и поддержать тебя. У нас с мужем уже был заказан билет на самолёт. Я искренни, надеюсь, что у тебя есть люди, которые могут поддержать тебя. Если нет, то я записала свои координаты на обратной стороне листа. Понадобиться помощь — звони без всяких сомнений. Целую тебя, Вероника'.

Почему-то сейчас мне показалось, что я прочла письмо от Нади. Да, именно от Нади. Это её манера общения. Это её, проскальзывающее между строк, желания помочь даже незнакомому тебе человеку. В этот момент меня затопила волна ностальгической грусти. Как же мне бы хотелось, чтобы сейчас рядом со мной были два самых близких мне человека: Надя и Дима.

Когда в дверь постучали, я, позабыв о всякой боли, вытянулась на кровати. Сердце радостно забилось. Я была уверенна, что это Дима, я даже не сомневалась в этом. Но, когда на пороге моей палаты появилась незнакомая мне женщина, одетая во всё чёрное, улыбка невольно спала с моих губ.

— Здравствуй Оксана, можно войти?

Я непонимающе кивнула головой в знак согласия, не сводя глаз с незнакомой, но почему-то очень кого-то напоминающей мне женщины.

— Я понимаю, что ты в растерянности. Мы не знакомы, но мой сын очень много рассказывал о тебе, — внезапная догадка прошила моё тело похлеще, чем дьявольский раскат грома. — Я мама Димы.

— А где он сам?

Несколько минут она смотрела на меня с удивлением, а потом её большие карие глаза наполнились слезами. В эту минуту моё сердце дало трещину. Я узнала ответ ещё до того как услышала его.

— Он погиб. Вчера вечером, когда ехал к тебе.

Наверное, я больше никогда в жизни не испытывала такой боли. Этот удар был сильнее, чем ярость Андрея. Эта боль была глубже, чем потеря Нади. Эта тоска была более разъедающей, чем моё одиночество. Я потеряла себя. Я потеряла невосполнимую частичку своей души.

— Ехал ко мне...этого не может быть. Мы виделись с ним вчера...

— Я знаю. Он поехал к тебе повторно, когда увидел по телевизору рекламу про какую-то детскую игрушку. Кажется, развивающий мишка...Он словно обезумел. Сказал, что обязательно должен тебе его купить. Я думаю, это просто был предлог, для того, чтобы снова увидеть тебя, — дрожащими пальцами женщина достала из сумки пузырёк с лекарства и проглотила две таблетки. — Он поехал в объезд. Видимо решил, что так будет быстрее. Он превысил скорость и не успел затормозить, когда... в него врезался комаз, водитель, которого был в стельку пьян...

Замолчав на несколько секунд, Александра Андреевна дрожащими руками закрыла опухшее лицо.

— Мне тяжело об этом говорить...Дима был моим единственным ребёнком, — в эту минуту мне безумно сильно захотелось обнять эту женщину, постараться хоть как-то смягчить её боль. Теперь, когда я сама стала мамой, я даже не могла представить, что она сейчас чувствует. — Я понимаю, что мой вопрос, наверное, обидит тебя, возможно даже оскорбит, но я всё же должна его задать. Врачи сказали мне, что у тебя родился мальчик. Скажи...это ребёнок моего сына?

Голос дрожащий. Я не могла понять чего в нём больше надежды или страха. Сейчас мне хотелось, действительно хотелось сказать, что это ЕГО ребёнок, но я не могла. Время не повернуть вспять. У меня ничего не осталось от Димы.

— Нет. У меня ничего никогда не было с вашим сыном.

В глазах женщины облегчение и лёгкая грусть. Будто бы она хотела, чтобы Максим был её внуком, и вместе с тем боялась этого.

— Я знала это. Дима рассказывал мне, что между вами ничего нет, хотя я видела по его глазам, что это ужасно тревожит его...Он любил вас. Сильно любил. Он очень мучился в последнее время. Он постоянно разрывался между чувствами к вам и страхом обидеть Наташу. Знаете, я больше чем уверенна, что если бы вы ответили ему взаимностью, он бы всё бросил. Он слишком сильно вас любил, — я почувствовала укол совести, ужасный укол совести. Сама того не понимая Александра Андреевна дала мне понять, что если бы мы были вместе, ничего этого бы не случилось. Дима был бы жив. — Мой сын умер уже в больнице. Единственное за, что я буду благодарить бога до конца своих дней, это за то, что он позволил мне попрощаться с моим мальчиком. Увидеть его последний взгляд. Услышать его последние слова. Знаете, что он сказал мне? Перед смертью он заклинал меня о двух вещах.

Александра Андреевна замолчала, и я интуитивно почувствовала, что сейчас ей в тысячу раз больнее, чем мне. Она мать. Мать, которая потеряла своего ребёнка. Своего единственного ребёнка.

— Вы ведь не знали, что Наташа беременна, так? — беременна? Я ослышалась? Нет. Этого не может быть. Дима ничего мне об этом не говорил. Ведь он не мог мне врать? Словно прочитав мои мысли, Александра Андреевна тут же спохватилась. — Нет. Умоляю, не думайте о нём плохо. Он сам не знал. И я ничего не знала. Наташа сказала об этом только вчера. Когда пришла попрощаться. Бедная девочка... она так плакала...Она не говорила раньше, потому что думала, что Дима хочет уйти к вам. Она ведь всё чувствовала. И ужасно страдала. Она безумно сильно любила моего сына.

Ещё один укол в мою сторону. Я мешала им жить. Я чёрт подери и сама это всегда понимала...и сейчас ужасно ненавидела себя за то, что не поборола свои чувства. За то, что не заставила себя отдалиться от него.

— Перед смертью он попросил меня о двух вещах: заботиться о Наташе и их ребёнке, и помогать вам. Его последние слова были о вас...Он просил помогать вам. Не бросать. Поддерживать. И я не могу не выполнить последнюю просьбу моего сына...

— Я....

— Оксана, пожалуйста, не перебивайте меня. Мне очень тяжело об этом говорить. Врачи сказали мне, в каком состоянии вас привезли в роддом. Я не знаю, кто сделал это с вами, по всей видимости, отец вашего ребёнка. Андрей, кажется? Я знакома с ним. Пару раз он бывал у нас дома. Очень давно. Ещё когда Дима не переехал в Москву. Если вы хотите написать на него заявление, у меня двоюродный брат работает в органах. Он поможет.

— Нет. Я не собираюсь ни на кого заявлять. Александра Андреевна вы не обязаны мне помогать...

— Нет, обязана. Я дала слово своему сыну. Пожалуйста, позвольте мне сдержать своё обещание, — голос женщины не терпел возражения, и я поняла, что ей это нужно. Ей нужно помочь мне возможно даже больше, чем мне нужна её помощь. — Если вы не хотите заявлять в полицию это ваше право. Я не буду наставить. Я знаю, что вас привезли практически в одном нижнем белье. Я съездила к вам домой. У моего сына были ключи от вашей квартиры, и забрала оттуда ваши вещи и документы. Как я понимаю, у вас нет своего жилья? Ведь эта квартира принадлежит Андрею?

Мне не нравился этот разговор. Я понимала, что Александра Андреевна собирается мне помочь, но она не хочет этого делать. Как бы там ни было я ей неприятна. Она считает меня виновной в смерти своего сына. Я вижу это по её глазам. И я понимаю, что если бы не Дима, она бы никогда не пришла ко мне. Я понимаю, что ей очень тяжело даётся моё присутствие.

— Да, это его квартира. Но вам не стоит беспокоиться, я сама решу свои проблемы.