Тонкая, тонкая нить

Бак обменялся со своим собеседником парой непонятных фраз, отшвырнул коммуникатор и злобно ощерился:

— Ну все, козлы, допрыгались! Ща сюда Зак подвалит. Тогда уж другой разговор пойдет!

Ян двинул его рукояткой плазменника по затылку.

— Шестерку прислали, — обернулся он к своим. — Но думаю, обмен получится.

— Отпустите, — заскулил с пола таможенник, — я представитель власти, со мной нельзя так обращаться!

— А что ж ты, представитель власти, у них на побегушках? — поинтересовался Пилипенко, нависая над тщедушным офицером.

— Вы не знаете с кем связались, — захлюпал носом капитан. — Они найдут вас, на куски порежут! И на планете не спрячетесь!

— Слушай, может и его успокоить? — спросил у Яна Пилипенко, и таможенник испуганно затих.

Загадочный Зак явился минут через пятнадцать. Сухопарый, подтянутый, в аккуратном сером костюме, он совершенно не походил на Бака — точь в точь бизнесмен средней руки. Только четверо гороподобных "братцев" за спиной портили все впечатление. Зак остановился поодаль от камеры, улыбнулся тонкими губами и сделал знак своим парням. Те вытолкнули вперед хрупкую фигурку в потрепанном комбинезоне. Очень потрепнном. Скорее даже похожем на половую тряпку. Коротко стриженные светлые волосы, синяки на лице и скованные за спиной руки дополнили общую картину. Зак небрежным жестом открыл коммуникатор:

— Тут у меня ваша знакомая. Вы ей просто позарез нужны были. Что будем делать?

Десантники переглянулись. Единственный, кому они могли понадобиться на Шанду — посланец Георгия.

— Предлагаю обменять двух твоих парней на нее. — Ян использовал слабенький динамик наружного шлюза, чтобы заложница Зака услышала его голос.

Женщина подняла голову. Блеснули холодные синие глаза. Губы раздвинулись в торжествующем оскале, показались два ряда безупречных зубов. У Джузеппе по спине пробежали мурашки.

Наручники тихо звякнули о пол коридора. Женщина крутнулась на месте, чиркнула левой рукой по горлу одного из "близнят", впечатала костяшки правой в кадык второго. Четвертый телохранитель Зака отпихнул хозяина в сторону, сорвал с крепления плазменник — его коллега уже падал под ноги. Женщина просто ударила беднягу в грудь, и бронетрико не помогло. Нырнув под выстрел, бывшая заложница прямо с пола врезала стрелку ногой в промежность. Охранника отбросило к стене, он сполз на пол, конвульсивно дернулся и затих. Броня снова оказалась бесполезной. Подхватив выпавший плазменник, женщина выстрелила за поворот коридора. Один раз, но в судьбе Зака сомневаться не приходилось.

Джузеппе ошеломленно помотал головой. Десять секунд секунд назад в коридоре стояли пять вооруженных мужчин и хрупкая женщина в наручниках. А потом было длинное, красивое, плавное движение... Словно растянутое па странного танца — и... и все!

Посланница Георгия выпрямилась, оглядела поле битвы. Один из охранников зажимал руками распоротое горло. В расширенных глазах на быстро бледнеющем лице стыл ужас. Второй лежал неподвижно, третий еще подергивался, пуская изо рта розовую пену. Четвертого болевой шок уже прикончил. Женщина удовлетворенно улыбнулась, Джузеппе передернуло. Как она смогла освободиться от наручников? И как голыми руками порвала горло первому охраннику?

Незнакомка подняла с пола брошенный Заком коммуникатор и представилась:

— Наталья Алексеенко, бывший командир Георгия.

— А... гм... — похоже, скоротечная рукопашная схватка произвела на сержанта впечатление. — Ян Хрбличка. Добро пожаловать на борт.

Наташа вошла в кают-компанию, и Джузеппе заметил в петлицах ее новенького комбинезона сверкающие, словно алые капельки крови, эмблемы Бригады "Динохром" — последнее напоминание о прошлом. Звания, должности, приказы — все осталось там. Как и у Георгия...

"Новенького?!! — Джузеппе мог бы поклясться, что минуту назад на ее комбинезоне не было вообще никаких значков. И сам комбинезон имел вид потертой тряпки... — Ничего себе!!" Взгляд его почти рефлекторно скользнул ниже, отмечая идеальную форму груди и бедер, очерченную плотной тканью. Однако в следующую секунду он вспомнил удар, которым эта синеглазка завершила схватку, и торопливо отвел глаза. Однако Судабе, похоже, успела заметить его интерес, и ее глаза сверкнули ничуть не хуже 200-см "Хеллборов".

Сердце Джузеппе дрогнуло — но это была сладкая дрожь. Сейчас, в данную минуту, он был полон решимости никогда не давать пантере повода для ревности. Ну... Почти...

— Времени мало, поспешим. Заочно мы все знакомы, а формальности соблюдать будем потом. — Наташа остановилась перед пленниками, небрежно чиркнула правой рукой — трое мафиози повалились на пол безжизненными мешками с картошкой. Таможенник остался сидеть, забрызганный кровью, что-то бессвязно лепеча...

— Грязновато чуточку, — пожала плечами Наташа, — но ничего, вам этот корабль все равно бросать. У моего здешнего прототипа свободный доступ к катерам, а в трех мегаметрах висит "Невидимка". Какой бы выбор вы ни сделали, этих, — она пнула ногой труп Бака, — опасаться больше не придется.

— Ты, — обернулась она к трясущемуся таможеннику, — пойдешь с нами. Скажешь своим, что Зак и Бак разбираются с грузом. Будешь убедителен — поживешь подольше. Понял? — Наташа замахнулась, таможенник скорчился, закрывая лицо ладонями и быстро забормотал:

— Да, да, да!

Наташа все же влепила ему звонкую оплеуху, чем слегка привела беднягу в чувство.

— Так, мундир у тебя грязноват, — пробормотала Наташа, поднимая скорчившегося таможенника на вытянутой руке и вертя из стороны в сторону, словно елочную игрушку. И вправду, окровавленная тускло-зеленая ткань выглядела, мягко говоря, подозрительно.

— Ну, это мы сейчас почистим... — Наташа одной рукой прижала Аббаса к стене, а ладонью второй принялась поглаживать мундир. Кровавые пятна под ее рукой бледнели и исчезали. Таможенник, похоже, твердо решил прикинуться мертвым.

Джузеппе передернуло. Представились почему-то сотни жадных маленьких ртов, открывшихся на ладони Наташи, и жадно вылизывающих остатки крови. Он отвернулся, но легче не стало. Только что у него на глазах, хладнокровно, между двумя фразами, убили троих безоружных, беспомощных, связанных пленников... Ну эта Наташа — ладно, бог знает, что она за монстр на самом деле, но десантники... Стоят, смотрят, словно так и надо. Выходит... Выходит они такие же?

Так скверно Джузеппе не чувствовал себя даже в камере миротворцев. Он полагал, что знает тех, с кем его свела судьба, он удивлялся и восхищался ими, но он и предположить не мог, что на самом деле означает их профессия. И Судабе, Судабе! Неужели она не шутила, когда спрашивала у командира разрешения убить его, Джузеппе? И перерезала бы ему глотку, как барану, если бы он встал у нее на пути?

Кто-то беспощадный и жестокий внутри него проскрипел равнодушно: "Ты хотел воевать? Вот она, война, и вот ее законы. Они видели вас, они могут вас опознать. Как говорится, ничего личного..."

Ян заметил его состояние.

— Так, не раскисать, не раскисать! На-ка, дружок, выпей, — в руке у Джузеппе оказалась фляжка, и тот вцепившись в нее, как в спасение от жестокости окружающего мира, выпил обжигающую жидкость залпом, словно воду. Кают-компания закружилась, потом встала на место, но как-то не так, как обычно. "Н-да, — подумал Джузеппе, — и ты еще боялся оставаться на "Невидимке" с безобидными контрабандистами..." Это было его последней связной мыслью.

Ян едва заметно кивнул Судабе, та понимающе опустила ресницы. Наташа встряхнула таможенника и что-то прошептала ему на ухо. Тот двинулся к люку деревянной походкой.

— Та-а-к, ребятки, — Ян привычно расположился сбоку от входа, отсчитывая выходящих, словно при десантировани с хоппера. — Морды кирпичом, хвосты пистолетом! Оружие без нужды не лапать!

Джузеппе сделал пару шагов, покачнулся, кто-то подставил плечо, и Матуччи с изумлением обнаружил, что бесцеремонно опирается на Судабе. "Вау, — вяло удивился он, — Предмет моей страсти!". Возникла было мысль воспользоваться ситуацией и полапать, но руки почему-то не слушались. Похоже, инстинкт самосохранения действовал независимо от полупарализованных мозгов. Миновали баррикаду из трупов. "Намусорили тут, — пробормотал Джузеппе, — Ни пройти, ни проехать, блин!" Зак оказался парнем шустрым — почти добежал до дверей таможенного поста, пришлось оттащить труп в сторону. Аббас пообщался с коллегами, и десантников пропустили как транзитных пассажиров — без досмотра и, что самое удивительное, без регистрации. Похоже, веселая семейка прочно подгребла под себя местных служителей закона. Джузеппе это показалось забавным, он захихикал — и тут же получил от Судабе под дых. Обидевшись, принялся вертеть головой по сторонам, но кроме автоматических погрузчиков и угрюмых докеров, ничего интересного не увидел. "Тоже мне, Шанду, — пробормотал он про себя, — Настоящий Кольридж с тоски бы удавился".

Катер, выбранный Наташей, оказался в меру обшарпанной гражданской моделью пятилетней давности. Десантники разместились внутри, Наташа с таможенником задержались. Джузеппе, снедаемый неуемным любопытством, высунул голову в штурманский блистер. "Ну вот, теперь понятно, как она проделывает свои штуки, — заключил он, увидев, как ладонь Наташи на миг превращается в широкое лезвие. — Прощай, прим-капитан, прощай навсегда!" — и всхлипнул, смахивая набежавшую слезу. В этот момент его обнаружила Судабе и за шиворот оттащила к стартовым фиксаторам.

Джузеппе проснулся в смутно знакомом месте и несколько секунд пытался сообразить, где он, потом понял, что это каюта "Невидимки". Он помнил все, что случилось до того, как Ян сунул ему в руку флягу, и еще не решил, что со всем этим делать. Сейчас были другие насущные проблемы — в частности, жутко хотелось пить. Он поднялся, чувствуя, как болтается на плечах голова, странным образом одновременно и пустая, и чертовски тяжелая, вышел в коридор. Одна из дверей приоткрыта, и оттуда доносится разговор. Джузеппе остановился и прислушался. Говорила Наташа:

— Иногда мне кажется, что во мне не осталось ничего настоящего, кроме ненависти. Я ненавижу денгов, ненавижу себя, даже Георгия!

— А его-то за что? — удивилась Марта.

— За то, что меня спас. Ты понимаешь, когда Конкордат уже загнал денгов в их систему, мне начал сниться один и тот же сон — дверь комнаты распахивается, на пороге — земные десантники, один из них поднимает винтовку, яркая вспышка — и темнота. Я просыпалась и плакала от того, что это только сон, что я проснулась...

— Ты могла плакать?

— Конечно, могла! Эти наниты... денги не нашли им другого применения, кроме медицинского, но зато в этой области достигли совершенства. То, что от меня осталось, могло плакать, глотать слюну, разговаривать — и все благодаря этим роботам размером с бактерию, запрограммированным любой ценой поддерживать во мне жизнь.

— Какой ужас, — тихо проговорила Марта.

— Да, Заксимми придумал чертовски удачную месть за гибель своих друзей на Ладе. Надеюсь, больше никто из людей не попался в мохнатые лапки его сет. Во всяком случае, я не видела других "сувениров". Но даже если они и были — им повезло больше. Они мертвы. А я нет. И это, боюсь, надолго...

— Но так же нельзя, — Джузеппе осторожно заглянул в щелку и увидел, что Марта взяла руку Наташи в свою. — У тебя новая жизнь и прекрасное новое тело, пусть оно устроено не так, как мое...

— Вот именно, — Наташа горько усмехнулась. — Не так. Вся загвоздка в этих двух коротеньких словах. Понимаешь, во мне не осталось ничего от человека! НИ-ЧЕ-ГО! Только внешность. Когда мои ткани начали умирать — в силу естественных причин, от возраста — чертовы твари начали замещать собой живые клетки. И заместили. Все до одной. Вот так я умерла — и не заметила этого. Я зомби, вурдалак, ходячий труп — просто я хорошо сохранилась. "Ты знаешь, а ей лучше после смерти. Определенно лучше! Складочек нет, и морщинки исчезли..." Наташа горько расхохоталась. Заметила встревоженный взгляд Марты и улыбнулась:

— Думаешь, я сумасшедшая? Не знаю, что тебе ответить, сама ни в чем не уверена. Георгий так и не решился копаться в моем "организме", просто снял у нанитов блокировку на размножение и настроил на подчинение моим командам. Вот колобок рос-рос, и вырос... в большую и злую лису.

— Знаешь, мне ведь нравится убивать. Нравится чувствовать, как уязвимы и хрупки человеческие тела, нравится ощущать превосходство собственной плоти... Это длится всего несколько секунд, но это настоящее удовольствие. Все остальное — так, суррогат. Пища, питье, опьянение, секс — все это мне доступно. Стоит вырастить соответствующие рецепторы — и пожалуйста. Мечта всех людей исполнена — я могу быть женщиной, могу мужчиной, могу даже, как любит выражаться кое-кто, "трахнуть сама себя". И что? С таким же успехом я могу стимулировать центр удовольствия и наслаждаться тем, что больше всего этого вместе взятого. Только зачем?

— Скажи, Наташа, — осторожно начала Марта, — в той жизни... У тебя дети были?

— Дети? — фыркнула Наташа, — у майора бригады "Динохром"? А почему ты спрашиваешь?

— Ты говорила о сексе, но ничего не сказала о любви. Понимаешь, когда есть кто-то, дороже всего, дороже тебя самой, когда ты счастлива только оттого, что этот человек живет на белом свете — и неважно, мужчина это, женщина или ребенок...

— Не надо об этом, Марта, — вдруг очень тихо попросила Наташа. — Пожалуйста, не надо.

Джузеппе стало нестерпимо стыдно. Он тихо отошел от двери и направился в камбуз — его все еще мучила жажда...

Они собрались в кают-компании "Невидимки", и Джузеппе Маттучи ощутил приступ "дежа вю". Совсем недавно он вот так же сидел за круглым столом и слушал Яна, чувствуя, что прежняя его беззаботная жизнь закончилась и больше не вернется. Только теперь говорила Наташа.

— Вы наверняка заметили кое-какие странности во время прыжка. Десантники согласно закивали. Джузеппе передернуло. Он предпочел бы не вспоминать лишний раз.

— Так вот, то, что вы видели — гиперпередача.

— Но... Это же невозможно, — всунулся в разговор Райнфорд.

— Вернее, мы пока этого не умеем, — задумчиво поправила Судабе. — И что же, это видят все, кто путешествует в гипере?

Наташа кивнула головой:

— Уже третий день. И люди, и миротворцы — все, кто мыслит. Что-то просыпается там, возле этого космического шатуна, что-то, прекрасно знающее, как заинтересовать всех и каждого на нашем звездном острове. И эта штука мне не нравится. Слишком могучая, слишком умная, чтобы кто-нибудь смог ее контролировать...

— Ну, а мы-то при чем? — вопросил Мастерсон, нахмурив брови над глубоко посаженными глазами. Джоанна чувствительно наступила ему на ногу, и здоровяк подавился следующей фразой.