— Они обычно пунктуальны. — пожала плечами она. — Ещё минут десять.
— Часто здесь обедаете? — спросил я. Минадзуки улыбнулась и стеснительно отвела глаза.
— Не так часто, как хотелось бы. — ответила она.
Я улыбнулся.
— Хорошо, госпожа Минадзуки. — сказал я. — Я рассказал вам всё, что знаю. Теперь ваш черёд.
— Действительно. — снова улыбнулась она. — Прежде всего я хотела бы поблагодарить вас, господин Штайнер. Ваше расследование очень помогло нам заполнить пробелы в нашем собственном.
— Мне помогли. — стеснительно заметил я. — Кстати, а когда именно ГСБ начала своё расследование?
— Чуть раньше вас. — ответила Минадзуки. — Мы узнали о стыковке неизвестного корабля в Порту примерно за день до гибели Вишневецкой — когда корабля уже не было, а стыковочный узел ещё находился в ремонте. Когда к нам поступила информация о смерти Вишневецкой — при необычных обстоятельствах — дело поручили мне.
Я промолчал. Вот откуда Минадзуки знала о моём расследовании тогда, шестнадцатого числа... пожелать мне удачи было очень мило с её стороны.
— У нас тоже были свои подозрения, — продолжала Минадзуки, — но я не решалась действовать до тех пор, пока не была убита госпожа Сэкигахара. За день до этого к нам поступил доклад, — она сделала паузу, — о происшествии на улице Регенераторной и гибели гайдзинского туриста, Франтишека Котеры. Вы знаете о нём?
— Конечно, знаю. — сказал я. — Мы там были.
— И что вы узнали?
— Что гайдзин свалился мёртвый. — фыркнул я. — Ни с того, ни с сего. Вскрытие мы провести не можем, не получив разрешения из посольства Остравы в трёх экземплярах, поэтому причин смерти мы не знаем. Может, у него сердце отказало от нашего притяжения, может, его отравили, может ещё что-то... Но мы не занимались этим делом. Почему вы спрашиваете?
— Потому что в докладе упоминалось про предмет, который был у гайдзина. — ответила Минадзуки. — Очки, если быть точной. Якобы вызывающие головную боль при включении. Разве нет, господин Штайнер?
— Да. — только и сказал я. — Но я всё ещё не понимаю, как гайдзин и его очки относятся к Вишневецкой и Сэкигахаре.
— Вы знаете точное время смерти госпожи Вишневецкой?
— Более-менее. — сказал я. — Оно должно быть указано в результатах медэкспертизы.
— А госпожи Сэкигахары?
Я отрицательно помотал головой.
— Узнав об убийстве Сэкигахары, мы пришли к выводу, что кто-то начинает заметать следы. Поэтому я решила принять меры безопасности, начиная с утра восемнадцатого... но вы, похоже, несколько опередили меня.
— А Малкина опередила нас обоих. — заметил я. — Если уж на то пошло.
— Увы. — только и сказала Минадзуки. — Я получила доступ к телу Сэкигахары настолько быстро, насколько возможно. Госпожа Сэкигахара уже была мертва, когда ей перерезали горло, господин Штайнер. Причём была мертва почти три минуты.
Я молча слушал, но в голове у меня, один за другим, всплывали вчерашние события. Оцепление патрульных вокруг Дворца собраний. Совещание руководства ГУМВД и городской полиции — посвящённое, очевидно, не только мне и моему расследованию. Разговор Мэгурэ с начальством, главой города и окружным прокурором. И — слова Гешке о том, что дело забрала ГСБ. ГСБ, занимавшаяся этим делом с самого начала.
— Вы вывезли тело Сэкигахары. — сказал я; Минадзуки осеклась, внимательно глядя на меня. — Тогда вы приехали специально за ним, верно? Пока мы искали камеры и лазили по канализации. — она кивнула. — Нагнать под Дворец патрульных и закрыть морг, отправив Маршан домой, конечно, решило наше руководство, но вы подали им идею. А в морге до сих пор лежат Вишневецкая и Котера. Если, конечно, вы их ещё не вывезли.
— Не вывезли. — покачала головой Минадзуки. — Но я была там, господин Штайнер. Впрочем, мы снова разминулись.
— Легко сказать, разминулись... — пробормотал я, — о том, что я был на площади, вы прекрасно знали... — Минадзуки снова кивнула. — Но тогда я не понимаю одного. Как Сэкигахара могла быть мертва до того, как её зарезали? И причём тут Котера?
Минадзуки вздохнула.
— И Вишневецкая, и Сэкигахара — обе — были найдены на рабочем месте, за компьютером. — сказала она. — Франтишек Котера перед смертью был в очках. Вы не заметили здесь ничего общего?
— Между Вишневецкой и Сэкигахарой — да. — проговорил я. — Но Котера... — я запнулся.
Гайдзин... остановился как вкопанный, будто что-то увидел... и рухнул замертво?
— Вы хотите сказать, — начал я, почувствовав, что в горле вдруг пересохло, — что Котеру убило что-то, что он увидел?
— Нет. — поправила меня Минадзуки. — Я хочу сказать, что их всех убило что-то, что они увидели. На экране компьютера. Или на стекле очков.
— Но... — заговорил я и остановился. Ни у Вишневецкой, ни у Сэкигахары не осталось никаких следов борьбы, хотя им резали горло здоровенным вибромечом. И этот здоровенный вибромеч почему-то не отсёк головы им обоим.
И они сидели за компьютером. Вишневецкая была на дежурстве. Сэкигахара работала в ночь. На компьютере Вишневецкой была удалённая запись — та самая, за двенадцатое число, с номером транспондера. На компьютере Сэкигахары не было ничего. Вообще ничего.
Я обратил внимание на эти факты — и тут же отмёл их в сторону, как незначительные. И совершенно зря.
Кюршнер хотел обратить мое внимание на это совпадение. И не успел.
— Как? — только и спросил я тихим голосом. — Как можно умереть от увиденного на экране? Это же не эпилептический припадок, в конце концов...
Минадзуки покачала головой.
— Вы знаете, что такое "василиск", господин Штайнер? — спросила она.
— Мифическое животное?
— "Василиск", господин Штайнер, это компьютерная программа. При работе она осуществляет воздействие на органы чувств, — в первую очередь зрение и слух, — настолько сильное, что человек попросту умирает. Почти мгновенно.
— Впервые слышу. — произнёс я, и это было чистой правдой.
— Неудивительно. — сказала Минадзуки. — "Василиски" вышли из употребления ещё после Первой Солнечной. Это сетевое оружие массового поражения: некоторые версии "василиска" способны самостоятельно распространяться по сети, заражая другие устройства. "Василиск" нужной версии способен опустошить целый город-миллионник почти за час. Оставив все здания целыми.
— И какая это версия? — сглотнув, спросил я. В голове всё ещё не укладывалось: целый город? Почти за час?
В школе — а затем и в Академии МВД, на занятиях по гражданской обороне — нам показывали кадры кинохроники времён Второй Солнечной: орбиталища, заполненные нервно-паралитическим газом, умирающих людей, штурмовиков Земной Империи в бело-чёрных доспехах и голубых касках с опущенными забралами. Но смерть от газа наступает не мгновенно, а газу нужно время, чтобы распространиться по всему объему орбиталища. Даже там были выжившие: землянам пришлось добивать их вручную, в ходе зачистки.
А "василиск" способен истребить целое орбиталище за час. В сотни раз эффективнее любого газа.
— Я не знаю. — глухо сказала Минадзуки. — Никто не знает.
— Но распространения не было? — быстро спросил я.
— Пока мы ничего не обнаружили. — ответила она. — Прочёсывать сеть наш киберотдел начал ещё вчера.
— От него вообще можно защититься? — продолжал я. — И почему мы ничего не знаем об этом "василиске"?
— Сетевое оружие массового поражения запрещено применять против гражданского населения. — сказала Минадзуки. — Даже земляне во Вторую Солнечную не решились на такое. Всё военное оборудование и программное обеспечение оборудовано функцией автоцензора, которая сводит программы, подобные "василиску", на нет: поэтому он и не представляет такой угрозы, как прежде. Но никто не оснащает автоцензорами коммерческие устройства, господин Штайнер.
— Значит, Вишневецкую и Сэкигахару убили таким "василиском". — произнёс я. — Перерезали им горло, чтобы сбить нас с толку. И им это удалось, чёрт возьми: мы даже не знаем ничего об этом "василиске"...
— Именно так. — кивнула Минадзуки.
— Но остается Котера. — сказал я. Разрозненные фрагменты в голове один за другим складывались воедино. — Его никто не выбирал, как цель: скорее всего, он просто подхватил "василиска" совершенно случайно. А так как Титан-Орбитальный ещё не превратился в город-призрак, — меня передёрнуло, — значит Котера мог подхватить василиска только рядом с местом, где он хранится. Это возможно?
— Вероятно. — сказала Минадзуки. — Господин Штайнер, вы поможете мне?
Я покосился на столешницу.
— Сколько у нас времени? — спросил я.
Минадзуки проследила за моим взглядом и понимающе улыбнулась.
— Достаточно, чтобы вы пообедали, господин Штайнер. — ответила она. Я улыбнулся в ответ.
Но новости не давали мне покоя.
Появившийся официант поставил перед нами блюда и чашки, поклонился и исчез. Я проводил его взглядом, прежде чем посмотреть на своё блюдо. Шницель, накрытый яичницей — "по-гамбургски", хотя я смутно помнил, что такое Гамбург — подавался вместе с жареным картофелем, салатом и капустой. Я отпил чай — после сегодняшней ночи он показался мне напитком богов.
Минадзуки отсалютовала мне вилкой. Она заказала себе рыбу по-финкельвердерски — золотистые ломти, присыпанные беконом и украшенные цветной капустой и лимонными дольками.
Обязательно попробую, решил я. Но пока что меня влекла яичница.
— Приятного аппетита, господин Штайнер. — улыбнулась Минадзуки.
— И вам... — пробормотал я, прежде чем взяться за вилку. Яичницу в "Шпигеле" готовили на славу — иначе в заведении с таким названием и быть не могло.
Уже потом, когда мы покончили с едой, а в моей тарелке не было даже крошек, я обратился к Минадзуки, доедавшей последний кусочек своей рыбы. В углу её тарелки лежали две опустевшие лимонные дольки.
— Я помогу вам. — сказал я. — Но у меня есть одна просьба.
— Какая же? — спросила Минадзуки, вытирая уголки рта салфеткой. Её золотые глаза при этом изучающе глядели на меня.
— Устройте мне демонстрацию. — сказал я. — Это возможно?
— Демонстрацию? — переспросила она и кивнула. — Почему бы и нет? Но нам понадобится образец программы "василиска".
— Тот, что в очках Котеры, вас устроит? — тут же спросил я. Минадзуки вновь кивнула.
— Вполне устроит. — ответила она. — Нужно только забрать их из вашего хранилища, господин Штайнер. В Цитадели.
— Вы их оттуда не забрали? — удивился я. Минадзуки помотала головой.
— Я посчитала, что так будет надёжнее. — пояснила она. И, потянувшись через стол, отвела мою руку от загоревшегося на столешнице датчика оплаты. — Не трудитесь, господин Штайнер.
— Прошу прощения? — выгнул бровь я.
— Я плачу. — только и сказала Минадзуки.
Я открыл было рот, чтобы возразить. И тут же закрыл его, не зная, что сказать.
Минадзуки платила за меня так, будто мы были на свидании.
* * *
Свою "Накацукасу" Минадзуки посадила прямо посреди тротуара, носом почти упёршись в мемориальную табличку "250 лет сатурнианскому уголовному розыску" на стене. Я мысленно возблагодарил богов за то, что над улицей Мацуноо нету контактных проводов. Но тут были очень узкие тротуары: одной из стоек шасси машина стояла за поребриком, на ливневой решётке.
Со стороны входа к нам уже спешила дежурная в чёрной форме. Я выбрался из машины. Минадзуки потянулась было к отвороту плаща, но я остановил её.
— Парковка в неположенном месте! — на бегу выкрикнула дежурный. — Немедленно уберите машину с тротуара! И предъявите документы!
— Прошу прощения, офицер, — ответил я, заступая ей дорогу; к её чести, она остановилась, как вкопанная. Здоровую руку я запустил за отворот своего плаща, но, похоже, она и так меня узнала. В ГУМВД было немного инспекторов-мужчин с тёмно-лиловыми волосами и рукой на перевязи. — Инспектор Штайнер, уголовный розыск. Мы спешим.
Секунду дежурная рассматривала мою руку и мой плащ со свисавшим вдоль тела левым рукавом. Её глаза расширились, когда она заметила рваную дыру на плече плаща.
— Прошу прощения, господин инспектор! — отрапортовала она, вытянувшись "смирно". — Вы в порядке, господин инспектор?
— Вполне. — ответил я. — Мы ненадолго. Разрешите?
— Так точно, господин инспектор! — козырнула она.
Я обернулся к Минадзуки.
— Пройдёмте. — пригласил её я.
Дежурная так и осталась взирать на припаркованный посреди тротуара люфтмобиль, когда мы прошли за КПП, во двор Цитадели. Отсюда, с земли, штаб-квартира ГУМВД выглядит угнетающе, циклопической тёмно-серой колонной упираясь в небо; её громада закрывает собою дневной свет люминёра, и стёкла на фасаде кажутся непроницаемыми зеркалами, под стать стенам. Цитадель ниже большинства небоскрёбов Титана-Орбитального, но она была спроектирована в другую эпоху, в другое столетие — грубая, неказистая и в то же время монументальная, как зенитная башня.
Нижние пять этажей Цитадели были отделаны в другом стиле, нежели всё остальное здание — белым и чёрным камнем с арочными окнами; эту деталь добавили уже при Гегемонии, во время первых реконструкций. Таких арочных окон и колоннад нету ни на одном другом здании Гюйгенса — за исключением, может, готического Дома органной музыки. В торце здания колоннада выступала вперед, образуя портик, за прямоугольными белыми колоннами которого скрывались двери главного входа.
Проходная была полупустой. Немногочисленные посетители, сидевшие у стен, обернулись в нашу сторону. Некоторые из посетителей были в синих мундирах городской полиции.
Я ощутил посторонние любопытные взгляды. Ну вот: торчу, как пятно на Плутоне. Хорошо хоть, я ещё не читал новостей.
— Штайнер! — я обернулся: к нам, проскользнув (а то и перескочив) через турникет, бежала Цунэмацу. Выглядела Нонна встревоженно, и её можно было понять. — Ты живой?! Ты в порядке?!
— В порядке, в порядке... — сконфуженно пробормотал я, оказавшись под перекрестным огнём чужих взглядов: на нас пялилась во все глаза даже дежурная в будке проходной. — Не кричи так, хорошо?
— Хорошо?!— воскликнула Цунэмацу. — Тебя же чуть не убили!
— Но не убили же. — спокойно сказал я. — Не пропустишь? Мы по делу.
Цунэмацу прищурилась, покосившись на Минадзуки. Та улыбнулась — слегка, уголками рта. Цунэмацу хмыкнула.
— А она что? — спросила она.
— Она со мной. — ответил я.
— Куда вам?
— Вниз. — кивнул я. — К Моритани. Она же на работе, да?
— Ну-у, да... — протянула Цунэмацу и помахала нам рукой. — Пойдёмте.
Через турникет мы прошли, провожаемые удивлённым взглядом дежурной. Я совершенно не сомневался, что о моём появлении уже знает не только Собственная Безопасность, но и другие. Например, мои коллеги. Или, например, Мэгурэ.
Мэгурэ. Меньше всего я сейчас хотел бы встречаться с ней. Если бы не очки — и "василиск", спящий в этих очках — я бы обошёл Цитадель, а вместе с ней и шефа, десятой дорогой.
Осталось надеяться, что ей не вздумается вдруг срочно вызвать меня на ковёр.
— Что нового? — спросил я у Цунэмацу. Та обернулась и пожала плечами:
