Я была уверена, что сейчас последует запатентованная острота Кристиана, но тут в дверь снова постучали. Он умоляюще посмотрел на Лиссу.
— Не отвечай. Я серьезно на этот раз.
Однако Лисса ничего не могла с собой поделать.
Она вырвалась из его объятий и сползла с постели.
— Это не Адриан...
— Значит, ничего важного.
— Этого мы не знаем.
Она открыла дверь и увидела... мою мать. Джанин Хэзевей ворвалась в комнату, острым взглядом обшаривая ее в поисках возможной угрозы.
— Прости, что меня не было, когда ты вернулась, — сказала она Лиссе. — Мы с Эдди хотели сменять друг друга, но нас обоих еще раньше вызвали по делу. — Она оглядела смятую постель, Кристиана на ней, но, не склонная к романтике, вывод сделала прагматический. — Как раз вовремя. Я посчитала, что ты захочешь отдохнуть после испытания. Не беспокойся — я покараулю и позабочусь, чтобы ничего не произошло.
Кристиан и Лисса с грустью посмотрели друг на друга.
— Спасибо, — сказала Лисса.
ДВАДЦАТЬ
— Тебе нужно поспать.
От негромкого голоса Сидни я вздрогнула, что доказывало — даже пребывая в сознании Лиссы, я остаюсь настороже. Я вернулась в темную гостиную Сони. Все было тихо и спокойно.
— Ты выглядишь как ходячий мертвец, — продолжала она, — и уж поверь мне, я знаю, что говорю.
— Я должна оставаться на страже.
— Я покараулю. А ты поспи.
— Ты не прошла такого обучения, как я, и можешь упустить что-нибудь.
— Даже я не упущу, если в дверь начнет ломиться стригой, — обиделась она. — Послушай, я понимаю — вы, ребята, жутко крутые. Нет нужды убеждать меня в этом. Но я предчувствую, что дальше могут возникнуть сложности, и не хочу, чтобы в решающий момент ты отрубилась. Если ты сейчас отдохнешь, то позже сможешь сменить Дмитрия.
Только упоминание о Дмитрии заставило меня уступить. Мы действительно должны сменять друг друга. В результате, пусть и с неохотой, я устроилась на полу, на постели Сидни, снабдив девушку таким количеством инструкций, что она закатила глаза. Уснула я почти мгновенно, но почти столь же быстро проснулась (по крайней мере, так мне показалось), услышав звук закрываемой двери.
Я резко села, уверенная, что это стригой вломился в комнату. Но сначала меня на мгновение ослепил льющийся в окна солнечный свет, а когда я смогла что-либо различить, то увидела Сидни, изумленно воззрившуюся на меня. Роберт сидел на кушетке, потирая глаза. Виктор исчез. Я в тревоге посмотрела на Сидни.
— Он в ванной, — сказала она, не дожидаясь моего вопроса.
Именно этот звук меня и разбудил. Я вздохнула с облегчением и встала, дивясь тому, что даже нескольких часов сна хватило для восстановления энергии. Если бы еще и поесть, я была бы готова к чему угодно. У Сони, естественно, еды не было, но я пошла на кухню и налила себе стакан воды. Пока я пила, в глаза мне бросилось, что братья Дашковы чувствовали себя здесь как дома: куртки висели на крючках, на кухонной стойке лежали ключи от машины. Я быстро схватила их и окликнула Сидни.
Она вошла, и я сунула ей ключи, стараясь не звенеть ими.
— Ты ведь разбираешься в автомобилях? — пробормотала я.
Судя по тому, какой взгляд она на меня бросила, подобный вопрос звучал нелепо и оскорбительно.
— Отлично. Съездишь в магазин? Нам нужна еда. А когда вернешься, можешь сделать так, чтобы... мм... с их двигателем что-нибудь случилось? Чтобы они не могли уехать отсюда. Только так, чтобы это не бросалось в глаза? В смысле, не резать шины.
Она сунула ключи в карман.
— Запросто. Что покупать? Я задумалась.
— Что-нибудь с сахаром. И кофе для Дмитрия.
— Вопрос о кофе даже не стоит.
На кухню вошел Виктор. Судя по характерному для него беспечному выражению лица, он не слышал, как я инструктировала Сидни насчет его машины.
— Сидни едет в магазин, — сообщила я, рассчитывая отвлечь его до того, как он заметит отсутствие ключей. — Вам что-нибудь нужно?
— "Кормилец" — вот что было бы прекрасно, но, не считая этого, Роберт питает слабость к "Чириоуз" "Чириоуз" — товарный знак сухого завтрака из овсяной муки и пшеничного крахмала с минерально-витаминными добавками.
. И яблокам. — Он улыбнулся Сидни. — Никогда не думал, что доживу до дня, когда алхимик будет у меня на посылках. Очаровательно!
Сидни открыла рот, явно собираясь отбрить его, но я покачала головой.
— Поезжай уже.
Она ушла, а Виктор вернулся к Роберту. Учитывая, что без машины братья в светлое время дня не могли никуда подеваться, я решила, что пора проведать Дмитрия. К моему удивлению, Соня не спала. Со скрещенными ногами она сидела на постели рядом с ним, они что-то негромко обсуждали. После сражения и сна волосы у нее были растрепаны, но никаких царапин или синяков не наблюдалось. То же самое после трансформации было и с Дмитрием — от ужасных ожогов не осталось и следа. Энергия возвращения из состояния стригоя исцеляет все раны. Со своими ободранными ногами и псевдосотрясением мозга я была бы не против, чтобы и меня трансформировали из стригоя.
Когда я вошла, Соня отвернулась от Дмитрия. Целая гамма чувств скользнула по ее лицу: страх, изумление, узнавание.
— Роза? — произнесла она неуверенно, как будто сомневалась, не галлюцинация ли это.
Я заставила себя улыбнуться.
— Рада снова встретиться с вами.
Но не стала добавлять: "Теперь, когда вы не станете пытаться высосать из меня жизнь".
Она перевела взгляд на свои руки, изучая их с таким видом, будто это было нечто удивительное и волшебное. Конечно, если ты был монстром, может, увидеть свои "прежние руки" и впрямь чудесно. На следующий день после трансформации Дмитрий не выглядел таким слабым, но определенно был не в себе. И тогда же у него началась депрессия. А что она? Может, жаждала снова стать стригоем, как предположил Виктор?
Я не знала, что сказать, — все это было странно и вызывало ощущение неловкости.
— Сидни поехала за продуктами, — запинаясь, сообщила я Дмитрию. — Перед этим она покараулила, чтобы я могла поспать.
— Знаю. — Он еле заметно улыбнулся. — Я заглядывал к вам.
Щеки мои вспыхнули — от смущения, что я проявила слабость и он видел это.
— Ты тоже можешь отдохнуть, — предложила я ему. — Позавтракаем, и я прослежу за обстановкой. У меня есть серьезные основания полагать, что у Виктора будут заморочки с машиной. А Роберт, оказывается, обожает "Чириоуз", так что, если ты тоже захочешь, считай, тебе не повезло. Он вряд ли с кем-нибудь поделится.
Улыбка Дмитрия стала шире. Соня неожиданно вскинула голову.
— Здесь есть другой пользователь духа, — с тревогой сказала она. — Я его чувствую. Я его помню. — Она переводила взгляд с Дмитрия на меня. — Это опасно. Мы опасны. Вам нельзя находиться рядом с нами.
— Все в порядке, — ответил Дмитрий тем мягким тоном, который я слышала редко — лишь когда он разговаривал со мной в самые безнадежные моменты. — Не волнуйся.
Соня покачала головой.
— Нет. Ты не понимаешь. Мы... Мы способны делать ужасные вещи — с собой, с другими. Вот почему я стала стригоем — чтобы остановить это безумие. И я добилась своего, вот только... это было еще хуже, некоторым образом. То, что я делала...
Вот оно — то же чувство раскаяния и сожаления, которое испытывал Дмитрий. Отчасти опасаясь, что сейчас он брякнет, что для нее тоже нет прощения, я торопливо заговорила:
— Это были не вы. Вами управляла другая сила.
Она уткнулась лицом в ладони.
— Но я сама выбрала эту судьбу. Сама!
— Это все стихия духа, — сказала я. — Ей противостоять трудно. Как вы сами сказали, под ее воздействием пользователь духа может делать ужасные вещи. Вы не способны были рассуждать здраво. Лисса все время страдает от этого.
. — Василиса? — Соня устремила взгляд в пространство и, по-моему, погрузилась в воспоминания.
Несмотря на ее бессвязную речь, мне не казалось, что сейчас она так же неуравновешенна, как перед своим превращением в стригоя. Говорят, исцеление может уменьшить безумие, порожденное стихией духа; наверное, совершенная Робертом обратная трансформация частично избавила ее от тьмы.
— Да, конечно. Василиса тоже страдает от этого. — Она в панике посмотрела на меня. — Ты помогаешь ей? Избавляешь ее от тьмы?
— Конечно, — ответила я, стараясь говорить так же мягко, как Дмитрий. Однажды мы с Лиссой сбежали из Академии, отчасти как раз из-за предостережений Сони. Мы уехали, но потом вернулись и... ну, сумели остановить то, что преследует ее.
Не думаю, что в данный момент Соне следовало знать, что Лиссу преследовал тот самый человек, который сейчас сидел в гостиной. Я решила перейти к делу.
— И вы тоже можете помочь Лиссе. Нам необходимо знать...
— Нет, — прервал меня Дмитрий, без намека на мягкость. — Пока нет.
— Но...
— Пока нет!
Я сердито взглянула на него, но говорить ничего не стала. Мне очень хотелось дать Соне оправиться, но время не позволяло. Часы тикали, и необходимо было выяснить, что известно Соне. По-моему, будь Дмитрий на ее месте, он и после трансформации вполне мог сообщить нужную нам информацию. Конечно, до обращения он, в отличие от нее, не был эмоционально нестабилен. И тем не менее. Мы не можем вечно торчать в Кентукки.
— Можно мне взглянуть на мои цветы? — спросила Соня. — Выйти из дома и взглянуть на мои цветы?
Мы с Дмитрием посмотрели друг на друга.
— Конечно, — ответил он.
Мы направились к двери, и я не удержалась от вопроса:
— Почему вы выращивали цветы, когда были... тем, кем были?
Она остановилась.
— Я всегда выращивала цветы.
— Помню. Они были великолепны. И те, которые растут здесь, тоже. Вы... Вы просто хотели иметь красивый сад, даже будучи стригоем?
Казалось, она растерялась. Я уже пожалела, что задала этот вопрос, когда она наконец заговорила:
— Нет. Я не думала о красоте. Они были... не знаю. Что-то, чем можно занять руки. Я всегда выращивала цветы и хотела проверить, могу ли делать это по-прежнему. Это как... проверка моего мастерства, так мне кажется.
Мы с Дмитрием снова переглянулись. Вот как. Красота в ее мире отсутствовала. В точности как я говорила ему. Стригой известны своей самонадеянностью, и, похоже, цветы были просто демонстрацией ее возможностей. И еще это было привычное занятие; вспомнить хотя бы, что и стригоем Дмитрий читал вестерны. Став стригоем, человек лишается понятия о доброте и этике, но прежние привычки остаются.
Мы отвели Соню в гостиную, прервав разговор братьев. Соня и Роберт замерли, оценивая друг друга. Виктор одарил нас своей понимающей улыбкой.
— Выяснили, что нам нужно?
Дмитрий бросил на него взгляд сродни тому, какого удостоилась я, попытавшись расспросить Соню.
— Пока нет.
Оторвав взгляд от Роберта, Соня быстро устремилась к выходу на задний двор, но остановилась, увидев плохо залатанную дверь.
— Вы сломали мою дверь.
— Побочный эффект, — вздохнула я, периферийным зрением заметив, как Дмитрий закатил глаза.
Соня открыла дверь и вышла наружу, но тут же замерла и удивленно посмотрела вверх, на безоблачное голубое небо и утреннее солнце, заливающее все вокруг золотистым светом. Выйдя следом за ней, я почувствовала ласкающее кожу тепло. Ночная прохлада еще ощущалась, но, похоже, нас ожидал жаркий день.
Все остальные тоже вышли, но Соня ничего не замечала. Она вскинула руки, как будто стремясь заключить солнце в объятия.
— Это так прекрасно. — Она посмотрела на меня. — Правда? Ты когда-нибудь видела такую красоту?
— Прекрасно, — повторила я.
Почему-то меня охватило ощущение счастья и одновременно печали.
Она пошла по саду, осматривая каждое растение, каждый цветок. Прикасалась к лепесткам, вдыхала аромат.
— Такие разные... — Она разговаривала сама с собой. — Такие разные при свете солнца... — Некоторые в особенности привлекли ее внимание. — Эти не раскрываются ночью! Видите? Видите краски? Чувствуете запах?
Вопросы не были обращены ни к кому конкретно. Мы смотрели как загипнотизированные. Наконец она уселась в кресло, со счастливым видом оглядываясь и явно испытывая избыток ощущений, — конечно, ведь эта красота ничего не значила для нее, когда она была стригоем. Поняв, что это может затянуться, я еще раз предложила Дмитрию немного передохнуть. К моему удивлению, он согласился.
— Это разумно. Как только Соня заговорит, мы отправимся в путь. — Он улыбнулся. — Сидни превращается в настоящего боевого командира.
— Все равно она тут не главная, — поддразнила я его. — Она всего лишь солдат.
— Верно. — Он легко скользнул рукой по моей щеке. — Прошу прощения, капитан.
— Генерал, — поправила я его, чувствуя, как перехватывает дыхание.
Он скрылся в доме, перед этим по-доброму попрощавшись с Соней. Трудно сказать, слышала ли она. Братья принесли из кухни два кресла и уселись в тени. Я предпочла устроиться на земле. Все молчали. Странное было ощущение — хотя и не самое странное из тех, которые мне приходилось испытывать.
Когда чуть позже вернулась Сидни, я ненадолго ушла переговорить с ней и обнаружила, что ключи Виктора снова лежат на стойке — хороший знак. Разгрузив продукты, Сидни вручила мне коробку с дюжиной пончиков.
— Надеюсь, этого тебе хватит, — заметила она.
Я состроила гримасу и взяла пончики.
— Выйди во двор, когда тут закончишь. Там что-то вроде пикника обреченных... вот только гриля нет.
Она недоуменно посмотрела на меня, но, когда позже оказалась в саду, кажется, поняла, что я хотела сказать. Роберт вынес в сад миску "Чириоуз", но Сидни и Виктор ничего не ели. Я дала Соне пончик, впервые сумев отвлечь ее внимание от сада. Она подняла его в руке, поворачивая так и эдак.
— Не знаю, смогу ли. Не знаю, смогу ли съесть его.
— Конечно сможете. — Припомнилось, с каким неуверенным видом Дмитрий поначалу рассматривал еду. — Он с шоколадной глазурью. Вкусно!
На пробу она откусила чуть-чуть, долго жевала и наконец проглотила. На мгновение закрыла глаза и вздохнула.
— Такой сладкий.
Она продолжала есть, все такими же крошечными кусочками. Чтобы съесть половину пончика, у нее ушла целая вечность, и потом она остановилась. К этому моменту я умяла три пончика, и меня все больше снедало нетерпеливое желание заняться делом. Частично все еще сказывалось воздействие стихии духа, но главным образом мне страстно хотелось помочь Лиссе.
— Соня, — начала я по возможности любезно, в полной мере отдавая себе отчет в том, как разозлился бы Дмитрий из-за того, что я нарушаю его инструкции, — нам нужно кое-что обсудить с вами.
— Мм...
Она не сводила взгляда с пчел, парящих вокруг жимолости.
— У вас есть родственница, которая... ну... какое-то время назад родила ребенка?
— Конечно, — ответила она. Одна пчела перелетела на розу, и Соня не отрываясь следила за ней. — И не одна.
— Формулируй вопрос четче, Розмари, — заметил Виктор.
Я прикусила губу, понимая, что, если разозлюсь, Соня начнет нервничать. И Роберт, скорее всего, тоже.
