Одним словом, сторожевой эсминец "Кондон" продолжал крутиться на своей земной орбите и трижды в день выдnbsp; Как ни говори, а мы с Белояром родились счастливчиками!

авал никому не нужные, это по единогласному мнению членов экипажа эсминца, данные.

Правда, время от времени такое сонное состояние экипажа рассеивалось и многие его члены липли к экранам мониторов и дисплеев, чтобы понаблюдать за ходом очередного боевого столкновения наблюдаемых истребителей с другими боевыми летательными машинами. Истребители блинообразной формы сражались страстно и упорно, не отступали перед врагом и всегда боролись до конца, чтобы выйти из схватки победителями. В эти моменты на эсминце в полную мощь работал тотализатор, членами команды делались ставки на победителя. Но вскоре тотализатор накрылся медным тазом, так как подопытные кролики на своих блинообразных истребителях побеждали при любом раскладе или при любых условиях, а предсказуемый результат в тотализаторе делал его бессмысленным. Космофлотцы же продолжали наблюдать за этими боями, а некоторые из них даже стали всем сердцем сопереживать за своих подопытных кроликов.

Одному только командору Ли Ригану удавалось сохранять выражение невозмутимости на своем холеном, аристократическом лице потомственного космопроходца. Он ни одним словом, ни одним мускулом лица не реагировал на происходящие внизу на планете, на африканском континенте события, поддерживая железной рукой воинскую дисциплину в центральной рубке управления сторожевым эсминцем. Каждый раз командор являлся на капитанскую вахту в отлично выглаженном мундире с острыми стрелками на брюках с лампасами и с лицом, на котором ни один из его подчиненных не мог прочитать о том, о чем в данную минуту Риган думает. С его появлением в капитанской рубке тут же прекращались смешки и подтрунивания, устанавливалась тишина, время от времени прерываемая негромкими высказываниями или короткими рапортами офицеров и рядовых, несущих вахту.

Только однажды командор Риган показал свой характер темпераментного шотландца, когда по неизвестной причине электронная аппаратура эсминца оказалась не в рабочем состоянии, на целых десять минут было прекращено наблюдение за истребителями, которые в этот момент вели воздушный бой. Его лицо порозовело, руки сжались в кулаки и резким командным голосом он потребовал от боевой части "электронная разведка" срочно найти причину отказа аппаратуры и немедленно ликвидировать ее. После некоторого замешательства он взял себя в руки и в течение последующих десяти минут он ничем не выдавал своего беспокойства, молчаливо наблюдая за тем, как суетились электронщики в поисках неисправности аппаратуры. Командор оставался спокойным и тогда, когда на десятой минуте командир боечасти, молодой лейтенант космофлота стал докладывать ему об исправности аппаратуры.

— Если вы уверены в том, что ваша аппаратура была полностью исправна, то не следовало бы гонять своих людей по несколько раз, проверяя исправность ее отдельных узлов, а докладывать об этом после первой же проверки. Тихо прокомментировал рапорт лейтенанта командор Риган. Он не стал накладывать наказания на эту боечасть, когда сам понимал, что проблема отказа электроники крылась в другом и находилась за пределами эсминца.

Разговор по этому вопросу с командующим ВКС произошел на глазах всех присутствующих в капитанской рубке. Все, разумеется, знали, кто звонит и догадывались, по какому вопросу был этот звонок. Но командор Ли Риган остался верен самому себе, ни один мускул не дрогнул на его лице, и оно ни на секунду не изменило своего выражение на протяжении всего этого телефонного разговора.

ЧП с электронным оборудованием внесло небольшое, но все-таки разнообразие в скучную жизнь экипажа сторожевого эсминца "Кондор". К этому времени команда разделилась на два лагеря, на тех, кто симпатизировал и уже по собственному желанию продолжал наблюдать за боевыми похождениями ребят, летавших на этих блинообразных истребителях, и на тех, кто вообще перестал на все это реагировать. После разговора командора с командующим ВКС представители этих двух лагерей поспорили, почему же Риган так остро прореагировал на отказ электроники, будучи уверенным в том, что оборудование эсминца находилось в полном порядке. Многие из спорящих склонялись к тому, что капитан эсминца в этот момент "болел" за этих ребят и хотел знать исход и этого воздушного боя.

???

После совещания мы с Белояром все вылеты посвящали разведке и только разведке. Каждое утро наши Х76 вертикально взлетали с авиабаза и уходили в небесную синеву на поиски вражеских черных треугольников или, на что в глубине души я очень надеялся, найти их базу и месторасположение. Но день проходил за днем и каждый раз затемно мы возвращались практически ни с чем, если не считать обнаружения в джунглях какой-либо небольшой вражеской диверсионной группы, больше похожей на бандитов или мародеров. Полковник Зирроу радостно впитывал в себя каждую капельку полученной от нас информации, удовлетворенно помахивая куцем хвостом.

За время нашего пребывания в Африке слухи о полковнике Зирроу и его ребятах пересекли границы многих государств этого континента. Молодые чернокожие парни слагали о нем легенды и песни, которые часто исполняли в водимых хороводах вокруг костров, они всячески стремились вступить в его диверсионный отряд. К слову сказать, это подразделение уже нельзя было называть отрядом, по количеству людей оно стремительно увеличивалось чуть ли не с каждым днем и сегодня больше напоминало бригаду. Мощь бригады полковника Зирроу была хорошо известна практически во всех окружающих наш анклав африканских странах. Правители этих стран боялись полковника и искали любой возможности установить с ним деловые или дружеские отношения.

А полковник, как был моим другом капитаном Т.Т. Трезоровым, так им и оставался. Правда, он сильно повзрослел и больше не лез ко мне с требованиями, почесать ему за ушком, да и большей частью стал спать отдельно. Его супруга, волчица Лиззи весьма основательно приглядывала за ним и по ночам особо не отпускала его далеко, разве что на боевые задания. Трезор Трезорович не позволял с ней таких шуток, которые в свое время позволял себе во взаимоотношениях со мной. Ведь Лиззи не стеснялась хватануть его своими острыми волчьими зубами, когда что было не так, по ее мнению.

Свои дочери Трезора Трезоровича особо не волновали, Лиззи в свое время ясно дала ему понять, что он уже свое дело сделал, в связи с их появлением на свет, а все остальное ее забота. Она и стала основательно заботиться о дочерях, но тут появилась супруга Генерала Наоми, которая почему-то решила сама заняться воспитанием Шанели и Пенелопы. Я уж не говорю открыто о специфики такого воспитания, но саму Лиззи эта специфика совершенно не беспокоила. Поэтому все свое неутоленное женское желание поухаживать за кем-то, она обратила на мужа, капитана Т.Т. Трезорова или полковника Зирроу. Таким образом, мой друг оказался полностью под каблуком своей жены Лиззи и относительную свободу находил только на боевых заданиях, где и пропадал с утра до ночи.

Капитана Т.Т. Трезорова очень беспокоила судьба единственного сына Тарзана, но когда он увидел, что я в прямом смысле втрескался в этого волчонка-мальчугана, то несколько успокоился. Видимо, он все-таки сумел, несмотря на свою занятость, сопоставить возникновение нашей с ним вечной дружбы с дружбой, которая внезапно разгорелась между мной и Тарзаном, который в этом смысле пошел по следам своего отца. Но тонкая женская душа Лиззи и в этом вопросе осталась верной себе, она доверила Тарзана мне, но всегда держала уши востро, как бы я чего-либо не натворил с этим подрастающим, по ее мнению, гением. Но мы с этим парнем души друг в друге не чаяли, на земле вели себя прилично, чтобы Лиззи особенно не беспокоилась, а в небе Х76 постанывал от экзерсисов Тарзана, а Иррек громко кричал от отчаяния и закрывал глаза от ужаса из-за того, что вытворял волчонок на высоте. В своем малом возрасте Тарзан практически научился работать с истребителем так, чему я учился долгие годы. Одно только мешало ему — это его четыре лапы, каждая из которых стремилась обогнать другие при работе с кнопками и трамблерами. Но когда я научил его летать душой и телом, превращая его еще слабое тело в мощный летательный аппарат, то в этом деле ему не стало равных. Он стал выкручивать истребитель так, что мы с Ирреком иногда думали, что это наш последний полет.

Вот и сегодня, весь полет я проболтал с опаловыми глазами по телефону, а Тарзан моим голосом руководил Белояром и был лидером пары. Слава богу, что этот малыш в последнее время немного утихомирился и во время полетов не особенно старается Х76 превратить в рухлядь своими выкрутасами. Чтобы держать его в узде и повиновении, я только изредка разрешаю ему пилотировать истребитель душой и телом, а не из пилотского кокона кабины. Поэтому, когда мы приземлялись на авиабазе, я сделал вид, что только что из-под штурвала истребителя, засунул крысеныша за пазуху и направился отдыхать в апартаменты Белояра отдыхать.

Белояр бессловесно следовал за нами, о чем-то разговаривая с Лиззи, которая всегда приходила на нашу стоянку и ждала возвращения сына. Она еще не знала, что Генерал ведет переговоры с командующим ВКС о зачислении ее сына в школу для одаренных детей, желающих учиться летать на истребителях. Маршал был настолько оглоушен этим непонятным разговором, что дал согласие в следующем году при космической академии создать подобную школу, директором которой станет Иррек. Но тут Маршал возразил и сказал, что Иррек станет директором школы только при условии, что он получит тело и станет андроидом, так как, по его мнению, директор-невидимка не сможет должным образом влиять на воспитание юных учеников, а это дело тонкое и требует железной руки.

Я уж было начал ломать голову над тем, как и какое найти тело Ирреку, как ко мне подошла Наоми и лукаво подтолкнула меня плечом. Даже ее муж Генерал понял у супруги появилась гениальная мысль, а полковник Зирроу, аж, закрутился волчком на месте, сообразив, что присутствует при великом событии. А идея Наоми оказалась весьма проста, переселить дух Иррека в тело белокожего местного генерала, в котором он стал бы сожительствовать с его духом. В моей голове шарики зашли за ролики и я в течение некоторого времени не мог сообразить, что в этой идее плохого или хорошего. Но после определенных усилий в области мозговых извилин, я начал, грубо говоря, соображать и стал просчитывать различные варианты. Чтобы прийти к окончательному решению, пришлось пообщаться с Ирреком и белокожим местным генералом, а проще выражаясь, четырех тысячелетним африканским колдуном, соплеменником Наоми, которые после долгих размышлений согласились на сожительство духов в одном теле. Таким образом удалось решить несколько житейских проблем, а главное устроить моего маленького друга в школу.

Полковник Зирроу и в этом деле проявил достойную человеческого уважения отвагу, он взял разговор об устройстве сына в школу для гениев с супругой на свои плечи. Никто не был свидетелем этого разговора, не зря же Трезор Трезорович столько лет в секретном бизнесе состоял, но после этого разговора он выглядел не ахти себе как и только глухо буркнул, что в эту школу пойдут и его дочери. По всей очевидности, мама Лиззи всех своих детей считала молодыми гениями.

Генерал тут же добавил, что Наоми добровольно выразила желание, стать учительницей-воспитательницей этой школы. Я застыл столбняком на одном месте и с ужасом смотрел на своего чересчур довольного командира, который считал, что проявил присущую ему смекалку, но, если бы он знал, кем на самом деле является его жена, то Генерал несколько бы иначе воспринял эту информацию. Белояр почувствовал мою реакцию на эти слова командира и уставился на меня, ожидая продолжения. Наоми ласково улыбнулась ему и завела разговор о своих воспитанницах, которым так хорошо будет в цивилизованных условиях детского общественного института. Она абсолютно точно знала, что я никогда не буду возражать своему командиру.

В этот момент мой закадычный друг крысеныш вытащил свою мордочку из-за пазухи и, вытянув тонкую шейку, лизнул меня в подбородок, он уже неплохо разбирался в моих мыслях и, по-видимому, в принципе, не возражал в отношении того, как будет развиваться его будущая жизнь.

???

Прошла неделя с момента нашего последнего воздушного боя, когда нам с Белояром пришлось немало попотеть, чтобы выйти из него победителями и вернуться живыми и здоровыми на авиабазу. За это время, а летали мы каждый божий день, в воздухе мы не встретили ни одного летающего объекта. Складывалось впечатление, что вражеский лазутчик присутствовал на нашем вечернем совещании и враг принял соответствующие меры. Сколько бы не летали, сколько бы с Белояром не рыскали над джунглями, кругом была тишь, гладь и божья благодать. Но чем больше времени мы находились без контакта с врагом, чем больше времени мы не встречались с черными треугольниками, тем большее беспокойство росло на душе.

Раз двадцать в день звонила опаловые глаза, мы трепались обо всем на свете, но она ни разу не задала прямого вопроса, появился или не появился враг. Но я всегда чувствовал, как она волнуется, задавая вопросы о том, что произошло за день, и всеми силами старался успокоить ее, в деталях расписывая время, прошедшее с момента ее последнего звонка. Разговаривая по мобильнику с женой, я не обращал особого внимания на пилотирование Х76, в этот момент директор школы для будущих гениев Иррек занимался с подающим большие надежды и будущим учеником этой школы Тарзаном, сыном капитана Т.Т. Трезорова. Они настолько увлекались совместным пилотированием истребителя, что не обращали на меня внимания, а свою очередь вел увлекательную беседу по телефону с опаловыми глазами, не обращая особого внимание на их копошение, но при этом внимательно наблюдал за воздушным пространством.

Прошедшая неделя здорово потрепала всем нервы, враг так и не появился, а мы с Белояром начали косо поглядывать друг на друга, давала себя знать эта непрекращающаяся нервотрепка, связанная с ожиданием появления врага. Еще одна такая неделя и мы с Белояром начнем кидаться друг на друга, всей душой я понимал, что требуется что-то предпринимать, а иначе наши дела станут сосем плохими. Полковник Зирроу так похудел, что стал очень похожим на Кощея бессмертного, с одного боевого задания он тут же уходил на другое, пытаясь отыскать, хоть ниточку следа, ведущую к врагу. Но и его поиски не приносили результата. Лиззи вся извелась, пытаясь вовремя кормить супруга. Полковник, разумеется, полностью не отвергал предлагаемую пищу, но ел без аппетита, что сказывалось на его общем состоянии.

Когда я рассказал опаловым глазам об этой нервотрепке, она на секунду задумалась и высказала гениальную мысль, до которой я пока не додумался.

Ее мысль была проста и оригинальна!