Дневник леди Евы

— Отец! Ты ранен? — Ее сердце ликующе забилось. Джей! Он жив! Она пока не могла его видеть, он стоял на верхней ступеньке лестницы.

— Нет, просто проклятая нога отказалась служить! Напрасно Ева ее не отрезала! — Опираясь на Джея, Роджер тяжело поднялся на ноги.

— Мама? Где она, что с ней?!

— Ты не поверишь, сынок! Она здесь!

— Где???!!!

-За этим щитом. Мы защищали эту проклятую площадку вместе. Леди Ева! Вы уже можете бросить, наконец, этот щит, все кончено!

Но Ева давно безуспешно пыталась это сделать. От напряжения руки и ноги свело, и они не желали разгибаться.

— Я не могу, — наконец простонала она, — не двигаются руки и ноги, слишком долго держала их в одном положении!

Джей поднялся на площадку и остановился перед Евой.

— Ох, мама, — сказал он с комично озадаченным выражением, — Теперь ты так и будешь ходить с этим щитом.

Ева хотела возмутиться, и даже открыла рот, но перевела взгляд на Роджера. Его лицо стремительно багровело, глаза выкатились из орбит, а щеки надулись, пытаясь подавить рвущийся наружу смех. Она нервно хихикнула, и тут же, как будто рухнули стены — ее муж и сын дружно захохотали, и она присоединилась к ним. Они смеялись — все трое, долго, облегченно, вытирая слезы, не в силах остановиться. И солдаты им вторили.

Сэр Роджер вскоре ушел в свою комнату, сильно хромая и опираясь на плечо одного из воинов. Леди Ева проводила его тревожным взглядом. По-видимому, кость все же выдержала, но взваливать на нее такие огромные нагрузки, как сегодня, конечно, было рано. Могли возникнуть осложнения. Но долго предаваться размышлениям было некогда — на нее вихрем налетела Мэри:

— Ох, миледи, миледи! Вы живы! Я Вас искала в комнате, не нашла, я так волновалась!

— Успокойся, Мэри, я тоже рада, что вижу тебя живой! Лучше скажи, велики ли потери?

— Говорят, наших человек пять убитых, все погибли во дворе, а на укреплениях и в донжоне — только раненые. Зато их солдат погибло — страсть! Всех раненых собрали в палатках во дворе. Только Китни отвели в его комнату.

— Как, Китни ранен? — забеспокоилась леди Ева.

— Да, мама, я даже видел, как это произошло, — вмешался Джей, — Он пытался остановить отряд, пробившийся к донжону. Сцепился с их предводителем — такой был огромный, как медведь, но Китни повезло, тот споткнулся о своего же упавшего солдата, и сам чуть не упал, а Китни и встретил его мечом, но тот тоже успел нанести удар снизу. Кажется, у Китни здорово поврежден бок.

— Тогда с него и начнем. Мэри, сбегай за моей сумкой наверх, и приходи к Китни, я уже буду там.

Глория, жена Китни, встретила леди Еву с заплаканными глазами. Рана оказалась не очень серьёзной, но болезненной. Порезаны грудные мышцы и надломлены два ребра. Внутренние органы к счастью, не пострадали. Леди Ева промыла рану, обработала антисептиком, и наложила тугую повязку, строго-настрого запретив вставать в ближайшие дни.

— Если ему станет хуже, — велела она, — посылайте за мной в любое время, но я думаю, все обойдется.

— Благодарю Вас, миледи, да благословит Вас Господь! Я пришлю к Вам Джонни, сынишку, если что — сказала Глория, — А пока я могу помочь Вам с ранеными. За моим мужем присмотрит наша дочь, ей уже 12 лет. Она Вас боготворит.

Ночь ползла к рассвету. Обезглавленная армия за стенами предприняла было попытку штурма, без особого, впрочем, энтузиазма, и, получив отпор, замерла в нерешительности. Утром дозорные с башен сообщили, что небольшие отряды потихоньку уходят восвояси, и, похоже, под стенами скоро совсем никого не останется.

В замке никто не спал. В кухне грели воду для раненых, слуги выносили убитых к воротам, чтобы на рассвете похоронить их где-нибудь в лесу, или отдать родственникам, если они придут за ними. Убитых было много только со стороны неприятеля — работа лучников, метальщиков и расчета катапульт.

Катапульты, кувшины с маслом и факелы, пропитанные нефтью — все это, как и схему обороны, придумал и разработал Джейсон. Он сам руководил боем на внешнем дворе. Все закончилось быстро, но тут ему сообщили о том, что в донжон прорвались враги, и тогда юноша собрал наспех отряд и повел его на выручку.

Погибших под стенами похоронили их товарищи. Раненых тоже было много, не меньше двадцати человек — и своих, и бывших врагов. Леди Ева распорядилась поместить их отдельно, чтобы кому-нибудь не вздумалось мстить, им тоже оказали помощь, так же, как своим.

Глава 7.

Кубок вина.

Леди Ева оперировала в своем медицинском домике. Во дворе развернули временный госпиталь. Раненых разместили в палатках. В основном, раны были средней тяжести — размозженные ткани, поломанные кости, сильные ушибы. Но трое были действительно тяжелыми — молоденький солдат, кажется, один из оруженосцев сэра Роджера, почти мальчик, с проломленным черепом, солдат в возрасте, у которого был разорван живот и еще один солдат с перерубленным позвоночником. Более легкие раны леди Ева поручила Мэри и Глории. Мэри уже вполне бойко справлялась с лечением несложных ран, но хирургии она боялась, как огня. Поэтому тяжелыми леди занялась сама.

Раненый в спину умер прямо на столе. Особенно долго леди Ева провозилась с раненым в живот — слишком много было внутренних повреждений, но то, что печень и селезенка не были задеты, давало некоторую надежду. Мальчик был, по ее мнению, безнадежен, но его мать, которая пришла сразу после окончания боя, смотрела на леди Еву с такой горячей мольбой, что, чувствуя себя последней обманщицей, она велела все-таки положить его на стол. Трепанация черепа давалась очень нелегко, из-за мелких осколков костей трудно было хорошо почистить рану, но, как ни странно, по окончании операции мальчик был жив. Ева была уверена, что это ненадолго. Снаружи уже давно был день. Усталость просто валила с ног. Но прежде чем идти спать, Ева решила заглянуть к мужу, проверить, как себя чувствует его нога.

Она медленно поднялась на ту самую площадку, которую они всего несколько часов назад так отчаянно защищали (женщины уже вымыли лестницу от крови), миновала вход в большой зал, свернула в небольшой коридорчик и толкнула тяжелую дубовую дверь. Она была не заперта. Леди Ева немного удивилась этому. Но еще больше она была удивлена, увидев то, что творилось в комнате. Ставни все еще были закрыты, и внутри царил полумрак, поэтому она даже не сразу поняла, что увидела. Стоявшая справа кровать под балдахином была пуста и не смята. Свечи в канделябре рядом с ней догорели до основания, воск стек и застыл причудливыми сосульками. Посреди комнаты стояли два кресла с высокими спинками, на сиденье одного из них — большая миска с уже давно остывшей водой, рядом были брошены куски чистого полотна, а в кресле сидел... сэр Роджер в полных доспехах. Сначала ей даже показалось, что он не дышит. Но он дышал. Правда, очень слабо и неровно. Вся его поза говорила о безмерной усталости. Голова в шлеме качнулась, когда стукнула дверь.

— Где ты шлялся, бездельник! — голос его звучал тихо, еле слышно, но в нем клокотал такой гнев, что леди Ева невольно поежилась, — Сейчас же иди сюда и помоги мне снять доспехи, если не хочешь, чтобы я приказал спустить с тебя шкуру живьем!

— Неужели Вы сидите так с самой ночи! — воскликнула леди Ева, обретя, наконец, дар речи, — Это же почти сутки!

— А-а, это Вы, миледи... Куда же подевался этот паршивец? Он оставил меня здесь, даже принес воды, и пошел за моим оруженосцем...

Голос сэра Роджера звучал совсем слабо.

— Ваш оруженосец — молоденький парнишка, ростом примерно с Джея, но чуть послабее на вид?

— Да, похоже, это он, Вы его видели?

— Тогда у меня плохие новости. У него очень тяжелое ранение в голову, я даже не уверена, что он сейчас жив. Если я теперь пойду кого-то искать, пройдет немало времени, все заняты, даже моя Мэри. Не знаю, хватит ли у меня сил, но придется мне Вам помочь.

Это оказалось гораздо сложнее, чем представляла себе леди Ева. Шлем удалось снять относительно просто. Сэр Роджер сразу стал дышать свободнее. Она с ужасом спрашивала себя, как он не задохнулся до сих пор. Такие случаи на турнирах были. Все-таки он был очень вынослив. Сэр Роджер говорил, что, за чем и как нужно снимать, а она старалась в меру возможностей. Распустить пряжки ремней оказалось очень трудным делом — ремни затянулись от тяжести доспехов. Часть ремней она разрезала его кинжалом, а часть пришлось оставить как есть. Например, левый наплечник был погнут настолько, что до ремней просто невозможно было добраться. На нагруднике тоже была огромная и глубокая вмятина. Она невольно подумала о том, целы ли под ним ребра. Но здесь ей удалось добраться до застежек. Они тоже были деформированы. Пальцы у нее уже были сбиты и исцарапаны. Она тащила, дергала, даже пыталась отогнуть изуродованные пластины. Наконец удалось снять нагрудник, наплечники, налокотники, кольчужный капюшон, подшлемник и рукавицы. Освободившееся от тяжести тело сэра Роджера сразу расслабилось, дыхание стало ровнее и глубже. Теперь он неудержимо засыпал, но Ева не могла этого допустить.

— Роджер, не спи, ты слышишь? Я смогу снять все остальное, только если ты будешь стоять.

Он с трудом разлепил тяжелые веки. Она подвинула ему второй стул, тоже стоявший в комнате, так, чтобы рыцарь мог опираться на спинку. С ее помощью ему удалось подняться на ноги. Ева старалась действовать быстрее, но он засыпал даже стоя, и ей приходилось то окликать, то тормошить его. В этом был только один плюс — видимо, усталость заглушала боль. Она относительно легко сняла набедренники и поножи, а с наколенниками снова пришлось возиться — ремни затянулись до почти железного состояния. Наконец, и с ними было покончено. Под латами была длинная кольчужная рубаха. Снять ее было почти так же трудно, как все предыдущее, вместе взятое — она была очень тяжелой. Сэр Роджер помогал, как мог, но сил у него почти не осталось, поэтому вся тяжесть досталась ей, он смог только наклониться, чтобы Ева смогла ее стащить. Потом настала очередь кольчужных чулок. Это было гораздо проще — Ева просто обрезала ремни, и проблема решилась сама собой под действием силы тяжести. Роджеру осталось только переступить. Но силы совсем его оставили. До кровати они добрались с огромным трудом. Ей еще удалось стащить с него стеганый гамбезон, и кое-как уложить в постель, но после этого он уснул мгновенно, окончательно и беспробудно. Его тело, кажется, не было серьёзно повреждено, но ушибов было много. Почти весь торс и всё левое плечо были в припухших кровоподтеках, даже фаланги пальцев были черно-синими. Осмотреть ногу она смогла, только разрезав шосс. Бедро сильно отекло, но, кажется, кость была цела. Поняв это, Ева почувствовала облегчение, и еще — что больше держаться она не может. Она прилегла на краешке кровати, и, еще натягивая на себя уголок одеяла, провалилась в крепкий сон без сновидений.

Ева проснулась сама. Сквозь ставни пробивалось солнце. Она ещё немного полежала, осознавая, где она и что с ней. С удивлением вспомнила, что находится в постели своего мужа. Постепенно она вспомнила и то, как это произошло, и все события прошедших ночи и дня. Мысли ползли лениво. Из тела медленно уходили остатки сна с остатками вчерашней сумасшедшей усталости. Она немного удивилась и тому, что ей так уютно. И тут же осознала, что заботливо укрыта, даже одеяло подоткнуто. Вспомнив о Роджере, она быстро повернулась, и уперлась взглядом прямо в него. Он лежал, опираясь на локоть, и смотрел на нее смеющимися глазами. Она раньше даже не знала, какого цвета у него глаза. Оказалось, что они темно-серые, а сейчас в них играли веселые золотистые искры — отсветы утреннего солнца.

— Доброе утро, миледи, — сказал он.

— Неужели сейчас утро?! Я так долго спала, и никто за мной не приходил?

— Вы изволили проспать весь день и всю ночь, — у него явно было хорошее настроение, и он резвился, — Вряд ли кому-то пришло бы в голову искать Вас здесь. Но даже если кто-нибудь и пришел бы, я послал бы его к черту. Вам был нужен отдых.

Её тронула такая забота.

— Как Ваша нога? — спросила она, чтобы как-то скрыть смущение.

— Неплохо.

— Роджер, я спрашиваю не из вежливости, а как лекарь!

— Ну вот, Вы и проснулись окончательно, — кажется, в его голосе мелькнул оттенок грусти.

— Мне надо посмотреть.

Он улегся и вытянулся во весь рост. Она с некоторым сожалением откинула нагретое одеяло. Бедро выглядело значительно лучше, чем накануне.

— Пожалуй, сегодняшний день и завтрашний тоже Вам стоит провести в постели, а потом нужно будет продолжать разрабатывать ногу, побольше ходить...

— До сломанной ели будет достаточно? — он снова улыбался. Все-таки как ему это идет!

— До какой ели... Там, где я собирала шалфей?! Роджер Блэкстон, ты таскался за мной, когда я собирала травы?!

— Тебя ведь мог кто-то обидеть, — он уже почти смеялся. Мальчишка, который радуется удавшейся шалости!

— Это же так далеко! Ты так нагружал свою ногу?! Это крайне неразумно! Жаль, что я не заметила! Я бы убила тебя собственными руками! — она не заметила сама, что нависла над ним, ухватив за ткань кот на груди.

Роджер откинулся назад, на подушки, смеясь, будто задыхаясь. Он обхватил ее за плечи, ловкое движение — и он перекатил ее так, что теперь его лицо нависало над ней. Она растерялась. Теперь совсем непонятно было, что надо говорить. Теплая, тяжелая волна поднялась откуда-то изнутри, затрудняя дыхание, теперь в мире существовали только мерцающие над ней глаза и приближающиеся губы. И она почувствовала, что у нее нет никакого желания сопротивляться, и вообще что-то делать. Он остановился на несколько мгновений, обжигая ей лицо дыханием, а потом... Потом были только горячие губы на ее губах, поцелуй становился все более страстным, всё вокруг куда-то поплыло, и как-то отстраненно она ощутила его ладонь на своем бедре, но что-то мешало, что-то, настойчиво выдергивающее ее из сладких, обволакивающих волн...

— Миледи, миледи, Вы здесь? — детский голосок и настойчивый стук в дверь, — Миледи, пожалуйста, я Вас уже везде искал! Миледи, моему отцу хуже!

Роджер издал короткий рык.

— Кой черт... — начал было он.

— Это сынишка Китни, наверное, ему хуже, надо идти.

— Ты никуда ... — она посмотрела на него в упор. В ее глазах больше не было опьянения страстью. "Если он меня попытается удержать", — подумала она, — "У нас никогда больше ничего не будет".

— Роджер, это Китни! — она все-таки сделала последнюю попытку.

Он очень медленно, как будто против воли, разжал руки, слегка не то застонав, не то зарычав.

— Иди, — коротко сказал он и отвернулся.

Она встала, наскоро поправила платье и волосы, схватила сумку. Роджер лежал, отвернувшись. Еве захотелось сказать ему что-то ободряющее, но подходящих слов не было. Постояв, она почти выбежала в коридор. Джонни, похожий на перепуганного мышонка, ждал ее там, переминаясь с ноги на ногу. Ева быстро шла за ним. Теперь у нее было смешанное чувство — стыд, застенчивое раскаяние, даже злость на себя. А сладкая тяжесть никак не желала уходить из тела.