Четыре возраста Нулизы-сан

— А если все пойдет не по плану?

— Тут уже пускай нас выручает резерв. Он будет как раз через десять минут. С подходом резерва командовать будет Беркана, ей сверху видно, что как пойдет. Принято?

— Принято.

— По тройкам, построение “крылья”. Третья — держи спину!

— Хоть бы раз попросила держать жопу... Третья — замыкание приняла!

— Я зову валькирию?

— Первая тройка — готовы.

— Вторая тройка — готовы.

— Замыкание — готова! Зови!

* * *

— ...Георгий! Во бранях светлейший поборник!

— ... Георгий — на связь!

Инструктор говорит: у девушек вообще все по-другому. Их ритуал — не ваш ритуал. Забудьте.

Когда бог обращается к человеку — это голоса в голове. Это шизофрения, галоперидол, аминазиновый крест и обострения под полную луну. Мозаичная шизофрения. Цветные стеклышки в калейдоскопе...

Вот стеклышко цвета луны. Огромной, тропической, белой. Наверное. В ночнике луна точно белая. Решетчатое остекление корпуса, черные резкие переплеты на фоне белого диска все ближе; вот скелет качнуло волной — это сзади приводнилась валькирия и резко гасит скорость, гоня перед собой сглаженный взвесью гребень. Левое плечо касается корпуса — теплый металл — в гидрофонах привычный скрип — сейчас полезут...

— NADIR! ALARM!

Горсть гаек по стальному листу — “Летающие Тигры” занимают позиции на крыле...

— Дагаз — всем. Есть контакт, вынимайте их.

— Тигр-четыре, всем. Экипаж нас не слышит.

— Беркана. Сейчас я их позову.

— Зови!

Слабый человек зовет на помощь. Сильный... Сильный по чьей мерке?

Белое стеклышко сместилось, картинка пропала. Вокруг экзоскелет, в экзоскелете курсант особого взвода, в сердце курсанта — вихри враждебные... Севастополь, Кронштадт, Мурманск. У британцев — Скапа-Флоу и почему-то Бристоль. У германцев — Гамбург. У японцев вообще не в бухте, не у моря — в храме. Впрочем, в Японии море почти везде рядом. Особенно сейчас, после глобального потепления и соответствующего поднятия уровня воды... Зато у американцев канмусу отвечают на Призыв именно в том самом Перл-Харборе — но ни в одной из благоустроенных и защищенных баз на континенте.

Способов настроиться на нужную волну много. От обычной водки (ага, ты еще сивушные масла вычисти попробуй — как же, обычной!) — до тантрического секса. Весь особый взвод, разумеется, выбрал бы секс. Инструкторы посмеивались: руссо канмусо, облико аморале... Любовь к Родине, любовь к морю — а вот сейчас, пожалуйста, слайды!

— ... Георгий! Иже мученик светлый!

Поворот калейдоскопа — и вот Егор видит вместо белого стеклышка зеленое. Как экраны ночного видения. И на тех экранах отметки. Большая, яркая — тонущий экраноплан. Мелкие, размытые — глубинные ощутили прибытие спасателей и спохватившись, движутся наперехват. Но движутся неожиданно медленно. То ли перегретые ожиданием боя тридцатые слишком быстро думают и бьют? Гарпун рикошетит от куска дюралевой обшивки — но трезубец промаха не дает — снова рукопашная — когда уже у нас будет нормальная морская перестрелка, “crossing the T”, вот это вот все? Нос экраноплана громоздится заброшенным замком; вспышки, треск — это “Тигры” прямо с крыла выпускают ракеты, и стреляные тубусы кувыркаются в лунном свете макаронинами...

Легкий, тонкий звон — и нет картинки, снова Егор в ангаре, только уже не в костюме, а перед ним. Костюм на стенде, рокочет шестиствольный пулемет в правой установке, стаканы гильз подскакивают на бетонном полу. Наконец-то металлорезка заработала штатно — бронекостюм к бою готов... Егор поднимает отвертку и спохватывается: письмо! Забыл письмо на лавочке, в чертовой Прямой Кишке! Наконец-то смог написать — а увидел зеленый свет над входом, переволновался — напрочь забыл.

— ... И всю его супостатную силу бежати сотвори! И се ни щитом, ни бронею!

— ... Георгий — на связь!

Егор тянется нажать кнопку приема — и снова погружается в цветное стеклышко. Лиловое, как сполохи блок-зарядов, и алые искры разрывов, и светло-соломенный дождь осыпающейся из воздуха взвеси; и опять немой угрозой нависает аварийный экраноплан, с крыла которого машет рукой десантник из “Летающих Тигров”:

— Связь есть! Начинаем грузить!

— Флагман — Седьмой. Тут десяток Младших! Помогай!

— Вторая — всем, трезубец на руку... NADIR — LEFT — ATTACK!

Гарпун-копье-трезубец. Башни — залп. Вертушки — на расплав ствола! Да только в гатлингах стволов шесть, еще и водяное охлаждение — дави, как хочешь, выдержит все. Алая полоса трассеров, брызги, клочья. Взвесь — шестьдесят. Воздух — сорок. Почему никто не командует? Кидаются как попало. Предупреждали — элитная особь. Где же она?

Ветер. Выдох океана. Экраноплан качается. “Тигры” по шажку отступают от краев крыла, хладнокровно стреляя прямо в морды лезущих на треугольник созданий. На воде люди мало к чему годятся — а вот с мало-мальски твердой поверхности в ход идет все, придуманное человечеством за тысячи лет и тысячи войн.

— Вторая, состояние!

— Все зеленые!

Отскочить вправо — огненная полоса выстрела — Третья успела предупредить — как она сама?

— Третья, состояние!

— Есть Третья! Зеленый!

— Тигр-четыре, прошу помощи! Тут прима-тварь! Прямо внутри!

Лиловое стеклышко раскалывается, осыпается кусками, пропадает неведомо куда — Егору открывается большой зал, прекрасно знакомый всем курсантам. Внутри зала — слайды, модели, голограммы, неправдоподобно четкие цветные фотографии — и тут же черно-белая хроника, короткие фильмы, страшные в своей простоте и окончательности. Для базы Призыва нет ограничений ни в затратах, ни в сведениях. Все пути, все дороги открыты: хоть паруса Крузенштерна — хоть штаны Арагорна. Кто хочет быть утоплен, четвертован, за ребро на крюк повешенным — иди к нам! Все расскажем и покажем, еще и на тренажере попробуешь!

...А вот если человек пытается говорить с богом, так это почему-то не шизофренией — молитвой или медитацией называется. И теперь Егор дышит, как научили — а душа его странствует в Верхнем Небе и видит очередную картинку, очередной осколок — на сей раз глубоко-синий.

Синие волны — даже в ночнике холодные; резкие золотые полосы — “Тигры” с крыла запустили еще полдесятка ракет.

— ... Оружия исполчаются, лезвия обнажаются...

Пара Младших решила цапнуть за коньки, начала всплывать под ногами второй тройки. Нельзя сказать, чтобы они не попали совсем — они не попали в центр строя. Гарпунов им навтыкали сразу, потом пришлось отвлечься на выскочившего поодаль Старшего с десятком “собачек” — те были умнее, сразу приготовились выстрелить. Но “Тигры” с крыла успели раньше, залепив по глубарям сперва заряд-осыпатель, а потом парочку термобарических. Огонь — единственное, чего глубинные боятся всерьез! Выжившие нырнули, попытались перебраться к первой тройке — а на чью торпеду при этом напоролись, некогда разбираться.

Коньки не для того, чтобы ходить по крылу — даже по воде без взвеси на них особо не разгонишься. Но выбора нет: Хранительница уже опомнилась, уже отдает приказы. Младшим — разойтись на стороны от летучей лоханки, принять форму кораблей и расстрелять береговую мелочь корабельными калибрами. Сама она сейчас проломит крышу салона, выскочит на простор и сметет с крыла человечков и всех их вонючие щекоталки... Хранительницу ложа северной принцессы не людишкам успокаивать! Удар — экраноплан содрогается — Нулевая, и без того слабо стоявшая на крыле, проваливается через выбитое остекление в кабину пилотов. Потеряв луну, на мгновение слепнет ночник. Пока срабатывает его подстройка, два “Тигра” помогают Нулевой подняться.

Из кабины пилотов пролом — коридорчик — еще пролом, побольше. А в том проломе ночник видит горячую спиральную пружину толщиной в дерево; пружина скручивается и разжимается, сотрясая громадный экраноплан. Гидрофоны коньков заполняет противный скрип лопающейся стали; гулко, раскатисто падают куски обшивки, зубцами внутрь прорывается палуба.

Трещинами покрывается синее стеклышко, и нет его!

Новый поворот калейдоскопа — и видит Егор совершенно иную палубу: из тиковой доски, исполосованную черными смоляными швами. По той палубе в бурых лужах разбросана половина высадочной партии — и командир морской пехоты, и командир пехоты обычной — но на борту “Виндиктива” нет случайных и лишних, никто не отступит — оба уцелевших трапа уже ударились в мол. Рассеивается весенний туман, двадцать третье апреля. Старый крейсер еще движется, обдирая кранцы; с морской стороны его прижимает бывший паром — да только батареи уже ожили, чуть-чуть осталось до того, как десант заляжет — а тогда все... “Постарайтесь надрать поганый хвост дракону...” Моторные катера уже черпают бортами воду, их палубы тоже заплыли бурым по щиколотку, и нет пока ни самолетов, ни радио, и только на небесах нас услышат... Выручай же, святой Георгий: триста футов до батарей — а там на штык возьмем!

— ...Георгий! На связь!

Егор нажимает кнопку, чтобы ответить — привычный щелчок; только перед глазами опять накренившийся на корму экраноплан, а в наушниках вместо сипения инструктора — звонкий голос, девчоночий, знакомый:

— Седьмая, что там у вас?

— Есть Седьмая. Еще минута, эти суки вцепились зубами в мостик, мы сшибаем их, как яблоки в тире.

— Коньки держите. Пятая, на твоей стороне?

— Нарезали с десяток, остальные пока занырнули. Мы их ждем, не беспокойся.

— Третья, бери сколько есть гарпунов, и на крыло, “Тигры” помогут. Зайди к пролому. Я попробую развернуть это рыло к себе. Начнешь по сигналу.

Сигнал пищит обиженно, тоненько — и пропадает связь. И видит Егор черное, мутное, немытое стеклышко, а по стеклышку тому тяжело, рывками, движется каторга; еле-еле шевелятся весла — самый конец погони... Тут загребной вскакивает, насколько пустила цепь, и машет рукой: сигнал!

По сигналу надсмотрщика дергают за ноги и суют вниз головой в самое дерьмо под скамьями; галера кренится, катится из строя вправо. Магрибцы бегают, выхватывают сабли — а все равно кандальники бросают весла. Рубите, суки — вы следующие! Вон уже полощется на ветру лев Святого Марка, единственный в христианском мире лев с книгой. Вон завился над водой белый вымпел мальтийского ордена. Это вам не купцов шарпать!

— Вы сдохнете, неверные собаки! — красивое лицо бея перекашивается, он с удивлением ощупывает вышедшую из груди стрелу — и гаснет немытое стеклышко, тускнеет и пропадает ожившая гравюра. Закрывает Егор читанную в детстве книгу про морского сокола, и хочет вернуться к взрослым делам, к своему бронекостюму — наконец-то доведенному! — и снова не отпускает его Верхнее Небо, не кончается медитация. Смотрят с конской головы восемь глаз — где такое бывает наяву? У Одина, помнится, восьминогий конь был. А восьмиглазый что символизирует? Да еще и говорящий?

— Вы... Сдохнете! — на хорошем английском шипит Хранительница. — Я из северной стаи! Мы конвой Тумана раскатали!

— Так это за твою химе у меня гривна на шее?

Выпад — конеголовая тварь ловко подставляет клыки — тяжелое копье рикошетит в шпангоут.

— Мостик чист! Принимайте пассажиров!

— Беркана — всем. На радаре движение крупной массы к югу в десяти милях. Ускорить погрузку. Тридцать-ноль-красная!

— Есть Нулевая красная!

— Добивай приму, живо на борт!

— Эй, почему не все! Где еще двое?

— Тигр-четыре — Беркане. Что там?

— Есть тигр-четыре. Пилоты не все, механик не вышел. И нет пассажира.

Пассажира Хранительница сжимает парой средних лап. И еще одной парой сжимает какой-то бочонок. Наверное, вынюхала что-то ценное и небольшое в грузе. Редкоземельное там, или сверхтекучее... Проломив крышу корпуса, тварь вытягивается вверх, чтобы ухватиться за края трещины и расширить ее для ударов. Потолок салона уже снесен по всей длине, дюралюминий выщерился в небо зубастой короной. Еще чуть-чуть — и начнут стрелять Младшие, настоящим корабельным калибром. Тут-то береговые попляшут! Хранительница смеется: драгоценный огонек все еще у нее. А как сияет! Чувства? Еще какие! Даже из береговых можно извлечь пользу!

— Третья — товсь!

— Да похрен, что пассажир зек проклятый. Это наш зек, нам его и казнить! А не этой письке с клешнями!

— Тиграм — захлопнуть пасть и очистить объект. Все на борт!

— Механик еще не вышел!

Механик у ошметков пульта гидравлики — десантник держит его за правое плечо. Левой рукой механик накрывает уцелевшие кнопки привода, словно берет аккорд.

— Вот же рояль, — бормочет он, вдавливая все сразу. — Ну так что же теперь, сдохнуть ради правдоподобия?

Где-то под ногами лязгают створки трюмного люка — и Хранительница, уже рванувшаяся было к небу, содрогается по всей длине, вытягивается громадным восклицательным знаком, на миг застывая в равновесии. Рев затопляет наушники:

— Вы умрете! Умрете! Умрете все!

— Третья!!!

Третья, которую на крыле держат за пояс “Тигры”, спокойно и быстро забивает в тело Хранительницы три гарпуна — правой, левой, правой. Нулевая подшагивает до края пролома — и просто ставит свое тяжелое копье острием к небу.

И конская голова не удержавшей равновесие твари надевается точно на рогатину — как медведь, горлом!

— Все умирают, — крутит головой механик. — Не все живут перед этим. Спасибо, хлопчики, что дали досмотреть кино до конца!

Докатился калейдоскоп до затворной задержки, до характерного щелчка. Кончилось кино. Без титров, тут вся хроника такая. Бесповоротная. Тает картинка — видна только памятная доска на бетоне мола. Двадцать третье апреля. День Святого Георгия.

— Георгий, на связь!

Наконец-то инструктор!

— Я не Георгий, я Егор. Это же разные имена.

— Что так, что этак — Егорий.

Цветные стеклышки сходятся без промежутков, мозаика складывается. На секунду, на мгновение, на движение век — шевелятся к горизонту пальцы-стволы, и тело сдвигается чуть боком — лагом, от воздействия течения в борт; и болит ребро — там, где край мола перепиливал сперва кранцы, а потом обдирал обшивку. В ушах короткий треск морзянки.

Выдох — и все исчезает.

Егор заходит в ложемент, подключает костюм к базовому питанию и уверенно меняет оружейные модули. Металлорезки сдать, на прототипе не было. И ничего совершенно похожего, не та эпоха. Зато башен еще несколько прибавить. Зарядные короба. Был носовой таран — берем тяжелое копье. Вес вырастет — ну и черт с ним: тушенка — сгущенка — тренировка, сила тоже увеличится. Теперь ходовой блок...

Да — имя же!

Парень выбирается из обвеса, нащупывает на полочке маркер. Светящиеся буквы по правому наплечнику. Неровно... Руки дрожат, вот почему неровно.

Крейсер флота ее величества — HMS Vindictive.

Раньше люди призывали канмусу — теперь канмусу (или то, что стоит за ними) призывает людей. Вот и весь секрет, вся разница. Просто, как розетку лизнуть.

— ... На землю храбро того низвержет!