1 - В поле зрения

Джон усмехнулся, но промолчал. Сказать мне тоже больше было нечего и некому, так что мы и поехали почти до самого логова в полном молчании, каждый думал о своём. Я не лез им в мозги — мне хватало собственного роя мыслей. Я снова смотрел назад, уже в который раз. Что меня привело к этому? Месяц назад я был обычным следователем, расследовавшим вполне рядовые убийства. Мне попалось ещё одно, и я столкнулся с Наумовым. Я его привлёк своей биографией и попал в его поле зрения, а затем всё пошло кувырком. Я угодил в больницу, мне чуть не сломали рёбра, но это меня не остановило. Любой другой бы на моём месте забил бы на дело, особенно когда ему хорошенько наподдали, но только не я. Я чуть не был расстрелян на складе, а затем дважды чуть не сгорел, снова оказался ранен, но и тогда я не отступил. Я выжил в бандитской перестрелке, затем пережил ещё одну драку в торговом центре. Своими действиями я только всё больше и больше привлекал внимание Наумова к себе, что, наконец, привело меня к такому печальному итогу: я весь изранен, у меня постоянно болит голова, я вне закона, и мне грозит расстрел, а мой брат находится в плену у человека, в поле зрения которого я умудрился попасть. Только из-за этого! Готов поспорить, что если бы он при нашей второй встрече в участке отнёсся бы ко мне по-другому, не проявлял такого внимания, то ничего бы этого не было. Или нет, стоит смотреть в корень проблемы — если бы у меня была биография чуть похуже, как у всех, то ничего бы не случилось. Так это что же получается — мне следовало работать хуже?

Чёрт.

Спустя минут двадцать мы подъехали к назначенному месту. Логовом Наумова оказался заброшенный после перестройки НИИ на севере города, рядом проходила старая железная дорога, уже лет двадцать как ржавеющая. Но здание было построено на совесть, крепкие кирпичные стены стояли незыблемо, не собираясь поддаваться влиянию времени. Вот советский бетонный забор давно сдался и проломился в некоторых местах, но новые хозяева заботливо перекрыли прорехи металлической сеткой и обновили колючую проволоку сверху, а так же повесили повсюду большие знаки "Внимание! Частная территория! Вход строго запрещён". Конечно, нас это не остановило.

Мы вышли из машин, и Джон стал координировать действия.

— Значит так: оба водителя остаются здесь и ждут, когда мы вернёмся. Остальные идут со мной, вот наушники с микрофонами, если что, предупреждаем по ним об опасности.

Один из команды налётчиков достал из небольшого пакета кучу скомканных проводов и стал раздавать нам. Я взял своё устройство, воткнул маленькую таблетку в ухо, а другой конец провода закрепил на воротнике куртки — микрофон. На середине провода болтался небольшой коробок с батарейкой и передатчиком сигнала.

— Радиус действия у них небольшой, — предупредил мужик. — Но нам хватит.

— Всё, пошли, — скомандовал Джон и повернулся к водителям. — А вы прячьте машины.

Водители послушно кивнули, сели в машины и отъехали за находящиеся неподалёку земляные кучи так, что их стало не видно. Мы подошли к одному из участков с металлической сеткой, и один из подчинённых Джона достал длинные ножницы по металлу и быстро перекусил с десяток звеньев по вертикали. Этого оказалось достаточно для того, чтобы каждый из нас смог пролезть сквозь дырку на другую сторону, пока он держал один из краёв отогнутым. Потом я помог пролезть и ему самому.

Охраны вокруг трёхэтажного здания, казавшегося давно заброшенным, не было, как не было наружного освещения, собак или сигнализации, которые, как мне казалось, должны быть везде, где есть что охранять. Когда мы подошли к зданию НИИ поближе, я узнал его — о нём в городе ходили байки, что в нём обитают призраки и пугают до усрачки всяких, кто пытается проникнуть внутрь. Люди говорили, что в доме зажигается свет, слышатся звуки, будто кто-то ходит или разговаривает, раздаются страшные крики и прочая чепуха, которую я теперь знал, как объяснить — это постарался Наумов, быстренько создал подходящую репутацию у дома, и ему не составило труда её поддерживать. Большинство окон у дома были целые, но почти все запылились и помутнели настолько, что казались почти белыми. На некоторых висели пожелтевшие простыни. Зелёные обшарпанные двери, как оказалось, были надёжно заперты, большинство даже завалены мусором. Я бы растерялся — куда идти? — но весь наш отряд уверенно подошёл к ближней двери вслед за Джоном.

— Вход здесь, — шёпотом сказал он. — Странно, охраны маловато...

Один из нас подошёл к этой двери, достал несколько отмычек и принялся ковыряться в замке. Я обнаружил в этом человеке Диму, который некоторое время подвозил меня к Джону домой. Прошло секунд десять, замок еле слышно щёлкнул, и дверь легко отворилась.

— Фиговый замок, — пояснил он. — Я такие ещё в детском саду научился вскрывать. Но он хорошо смазан и чётко работает, за ним хорошо следят.

— А с виду такой же брошенный, как и всё вокруг, — сказал я.

— Ещё двое останутся здесь, — сказал Джон. — Один там, другой там.

Он указал на несколько подходящих мест, где во тьме человека можно было заметить далеко не сразу. Ещё два человека отделились от отряда, и мы уже вчетвером вошли внутрь. Парни сразу достали оружие и маленькие светодиодные фонарики — внутри было темно и тихо, как в склепе, но воздух не был спёртый, хотя в нём пыли было предостаточно. Вот только пыль и мусор были рассыпаны по полу явно специально — сгруппированными кучками, но это можно было заметить только когда проходишь мимо них — если подглядеть через замочную скважину, то так бы не показалось.

— Ник, вот фонарь, — Джон протянул мне маленький цилиндрик. — Светить только в пол в паре шагов перед собой — чтобы никто не заметил. Разделяемся, и ищем вход в подвал, он здесь точно должен быть. ПеПе, идёшь направо, Ник налево, а Дима — со мной.

И мы разделились. ПеПе стал осматривать правые помещения, я — левые, а Джон и Дима пошли к противоположному концу длинного и прямого коридора. Здание не было широким — две комнаты и коридор между ними, так что мы находились почти всё время друг у друга на виду. Я неторопливо осматривал одну комнату за другой, по пути изучая весь хлам, который остался здесь. Мне попадались ржавые небольшие клетки, какие-то котлы, куча разбитых раковин, древний лежак, подозрительно напоминавший массажный, только с широкими стёртыми ремнями, повсюду валялись пожелтевшие листы бумаги. Я поднял ради интереса один из них, но надписи все выцвели, и ничего разобрать было нельзя. В одной из клеток я нашёл маленький звериный скелет с вытянутым черепом, похоже — собачий. Судя по всему, этот НИИ в прошлом ставил эксперименты на животных, тестируя то ли лекарства от смертельных болезней, то ли новые виды ядов — сейчас уже не понять.

— Эй, Ник, да? — неожиданно я услышал шёпот. Это оказался четвёртый парень, обследовавший с нами комнаты. Говорил он со страшным акцентом, но я не мог определить, какой же его родной язык. — Я нашёл, зови Джона и Диму.

— Сейчас, — кивнул я.

Я торопливо вышел в коридор и, кратко посмотрев за спину этому парню, увидел возле дальней стены сдвинутую кучу мусора и железный люк в подвал. Я прошёл мимо нескольких помещений без дверей, миновал лестницу наверх и услышал, как Джон чихнул и тихо выругался на пыль по-английски. Но дойти я не успел.

— Дим, — сперва услышал я. — Какого хрена ты меня схватил?

Тут меня ударили по затылку сзади чем-то твёрдым и тяжёлым. Я покачнулся, и пыльный пол стремительно понёсся мне в лицо. Сознание я потерял не сразу, успел увидеть, как Джон тоже упал на пол, уже без сознания, а над ним встал Дима с обломком раковины в руках. Я перевернулся на спину и хотел было закричать, что мы попали в засаду, но не смог. Едва я открыл рот, как ПеПе, ударивший меня по голове, злобно прошипел:

— Крепкий сукин сын! — и он тут же ударил меня грязным ботинком прямо в лицо.

От удара я провалился сквозь хрупкий пол и начал падать в темноту.

Глава 20

— Закатай ему рукав, — донеслось до моего слуха.

Говоривший был так далеко, что я подумал, что он находится на другом конце света. К сожалению, он был рядом со мной.

Я медленно приходил в себя, возвращая чувствительность. Я на чём-то лежал, руки и ноги были надёжно привязаны к этому чему-то, я ощущал, как у меня затекли ступни и ладони от слишком туго стянутой верёвки. Затылок казался слепленным из лавы, а лицо будто целый час натирали наждачной бумагой, но боль помогала мне быстрее очнуться. Я с титаническим усилием открыл глаза и тут же захотел их закрыть — в разум прорвался яркий свет. Я ничего не увидел, кроме двух расплывчатых силуэтов в белом.

— Смотри, он уже очнулся! — удивился тот, что справа. Он закатал мне рукав, и левый человек, немного перегнувшись через меня, вколол мне что-то в руку.

— Так даже лучше, — незамедлительно ответил левый. — Реакция на препарат будет лучше заметна.

— А что со вторым?

— Не следовало и надеяться — он уже выходит из Неверландии, или во что эти американцы верят.

От места укола по венам потекло что-то чертовски холодное, настолько ледяное, что я начал тут же мёрзнуть, и меня затрясло в судороге. Путы врезались в руки, грозя отрезать мне кисти, а зубы начали клацать в опасной близости от языка.

— Чёрт! — забеспокоился правый. — Ты же сказал, что способность у него уже проявилась!

— Мне так сказали! Не стой столбом, держи его!

— Чёрт, у него даже пена изо рта пошла! Господи, давай ему хоть ремни ослабим, не то он без рук останется!

— Ты что, фильмов не смотришь? Он тогда освободится, долбанёт нас друг о друга и пойдёт крушить всё вокруг! Лучше держи его крепче!

— Да держу я его, успокойся.

Внезапно меня прекратило трясти, и я уже было обрадовался, что всё закончилось, но не тут-то было. Все мышцы свело судорогой, они задеревенели, и я резко выгнулся дугой от вспыхнувшей боли сначала в позвоночнике, затем в мозгу, и меня снова затрясло. Странно, мне казалось, что мозг не чувствует боли. Что-то у меня прямо в центре башки стремительно разгоралось, и болью постепенно заволакивало всю голову, словно у меня внутри взорвалась ядерная бомба, и теперь ударная волна медленно пожирала мозги. Стало тяжело дышать, я с усилием вдохнул, но выдохнуть уже не смог — не получалось, бронхи не выпускали обратно воздух, и лёгкие начали гореть как при долгой задержке дыхания. Я задыхался, в груди и в голове бушевал ад.

— Бронхоспазм! — вскричал левый. — Дави ему на грудь, помоги выдохнуть! Я за адреналином!

Я ощутил, как мне на грудь сел слон, и я с облегчением выдохнул раскалённый воздух через рот. Тут же легко вдохнул, но снова не смог выдохнуть. Сознание начало постепенно отключаться снова, не выдерживая такой пытки. Мне снова помогли выдохнуть, и я опять вдохнул.

— Нашёл! В сторону!

Грудь посередине пронзила острая боль, будто меня прошили насквозь металлическим прутом. Я попытался закричать, но не смог — воздух по-прежнему не выходил из лёгких. Я задыхался, мне показалось — вот он, конец, как внезапно я смог с диким и страшным хрипом выдохнуть. Я хотел уйти отсюда, и мои путы послушно ослабли.

— Эй, какого чёрта? — возмутились справа. — Я же крепко их привязывал!

— Держи его, сейчас мы ему лошадиную дозу успокоительного вколем!

Нет, не надо мне никаких лошадиных доз, я и так напичкан теперь всем чем только можно!

Я чуть-чуть пошевелил почти освободившейся правой рукой, и справа раздался грохот упавшего тяжёлого предмета. Боль уходила прочь, зрение стремительно прояснялось, я уже видел белую потолочную плитку и был способен более-менее различить на ней рисунок. Я поднял голову и осмотрел себя. С меня сняли и куртку, и джемпер, оставив только в одной клетчатой рубашке, правый рукав был закатан, и из места сгиба локтя немного сочилась кровь. Игла была действительно толстоватой, и рану прижечь спиртом не успели.

— Эй! — возмущённо крикнули слева.

Я повернул голову и увидел, как яйцеголовый мужик бежит ко мне с громадным шприцом с полуметровой толстенной иглой. Я хотел его остановить левой рукой, но та была крепко привязана, и в итоге я только дёрнул локтём. Но и этого хватило — мужика тут же сильно толкнуло обратно чем-то невидимым, он налетел на стол с медицинскими препаратами, снёс его и упал на пол, потеряв от удара сознание.

Какого чёрта со мной происходит? Что мне вкололи?

Догадка мгновенно пронзила мой разум: RD, больше вариантов нет. Я таки попал к Наумову, как и хотел, и он распорядился вколоть мне наркоту, чтобы я тоже, как Анна и Алексей, убедился в его эффективности. Вот только странный оказался результат — я полагал, что он усилит мою телепатию, причём безболезненно, а не откроет у меня способность к телекинезу, попутно чуть не убив меня.

Стоило мне подумать о телепатии, как она тут же сработала, и мой разум мгновенно расширился на несколько десятков метров вокруг, впитывая мысли всех людей, что были в этом радиусе. Утихающая было головная боль навалилась на меня с новой силой, но это уже была привычная боль, не новая. Я, тут же начав путаться, где чьи мысли, попытался отгородиться ото всех, закрыться, но у меня ничего не вышло. Семь человек непрерывно думали каждый о своём, причём с разной скоростью генерации бреда, и я, нисколько не разбирая все эти потоки, смешал всё в одну большую непонятную кучу. Мозги быстро закипали, и я закричал от возрастающей боли — на этот раз у меня получилось.

— Кто кричит...? — пробормотали где-то недалеко от меня, и мне добавилась новая порция боли.

Джон очнулся, и я сразу же ощутил присутствие восьмого человека. Я точно знал, где находится каждый из них, что он делает, что видит перед собой и о чём думает, и у меня не получалось бороться с этим. Запустилась цепная реакция, которую я никак не мог разорвать. Я уже начал похрипывать, когда таки смог отгородиться ото всех. Кровь бешено ревела в ушах, башка пульсировала и наливалась кровью, а горло будто разодрали кошки, но едва я закрылся, как боль стала быстро отступать — работал вколотый адреналин. Я с облегчением выдохнул и на целую минуту расслабился, постаравшись не шевелиться и ни о чём не думать.

— Иисусе! — сказал Джон. — Тебя там что, заживо кто-то жуёт? О, как же болит башка... Где это мы?

— У Наумова, — хрипло ответил я, по-прежнему стараясь не шевелиться.

— Проклятье, я привязан. Ты можешь встать?

— Сейчас, подожди.

Я смог уже дважды применить невесть откуда взявшийся телекинез, значит, смогу и в третий раз, когда буду освобождать самого себя. Я отбросил усилием мысли (рефлекторно, к сожалению) двух здоровенных яйцеголовых кабанов, а уж развязаться для меня должно быть раз плюнуть. Но как это сделать? Я попробовал дёрнуть правой рукой — самой свободной конечностью, но свободы там было очень немного. Кисть тут же засаднило, зато я рефлекторно представил у себя в голове, как она, должно быть, сейчас выглядит. Не знаю, насколько она была разодрана ремнями, судя по ощущениям — до костей, но это здорово помогало. Я представил узкий как струна ремень, обхвативший мою кисть, и затем вообразил, как тот развязывается благодаря моей воле. Возникло странное ощущение. Я не знаю, как это описать одним словом, но это больше было похоже на то, словно у меня выросла третья рука, невидимая, неосязаемая, но вполне реальная. Струна заскользила по моей ране на кисти, углубляя её и раздирая кожу, но, всё же, развязываясь, и через пару секунд я с облегчением выдохнул, когда смог освободившейся рукой вытереть лицо от пота. Моя рука натолкнулась на свежую мокнущую рану на лбу и на носу — места, куда пришёлся удар от ботинка. Затем я нащупал свободной рукой левый ремень, оказавшийся шире, чем я думал, и за пару секунд возни освободил вторую руку. Затем последовали и остальные ремни, после чего я с некоторым трудом сел на край моего стола.