Тропой лекаря - 2. Дар смерти

Вычерпанный дар ненавязчиво напоминал о себе дрожащими, как у горькой пьянчужки, руками, голова гудела, ноги ныли, горло тоже побаливало... а вы попробуйте сделать так, чтобы вас услышали? И послушали!

Маг жизни, конечно, горло не сорвет, но все последствия и дар не уберет. Точно.

Кружка на столике притянула внимание, и я даже смогла дотащить ее до рта, не расплескав. Кто-то налил ее лишь наполовину, а рядом поставили еще кувшин.

Глоток, другой...

Малиновый взвар с медом!

Я просто застонала от блаженства. И вторую чашку налила себе уже сама. А потом смогла встать и по стеночке отправилась в отхожее место. Силы быстро возвращались...

Оххх...

Да чтоб тебя!

Харни Растум, видимо, караулил меня в коридоре! Увидел, расплылся в широкой улыбке...

— Госпожа Ветана! Встали? Как самочувствие?

— Я, благодарю, плохо, — по пунктам ответила я, зная, что иначе мужчина не успокоится. Склонность к словоизвержению у него невероятная — не заткнешь.

От моего ответа мужчина замер на месте, потом подумал, и расплылся в улыбке.

— О вас спрашивали...

— Кто? — стоном вырвалось у меня.

— Все, кого вы вчера лечили. Вы теперь у нас просто героиня. Так все организовать, так сделать...

Я замотала головой, едва не рухнув на пол. Самочувствие — самочувствием, а соображала я быстро. И сейчас надо было выворачиваться.

— Господи Растум, вы что-то не понимаете. Под вашим чутким руководством это могла бы сделать даже устрица с отмели! Это же вы нас учили, воспитывали лекарей, буквально с улицы брали...

Харни понял еще быстрее. И теперь его улыбка стала совершенно искренней.

— Но меня же вчера не...

— Разве? Я ничего не помню, мне кажется, за вами сразу послали. Разве нет? И это вы все так организовали, — что было сил, открещивалась я.

— Мы с вами, госпожа Ветана, мы с вами...

Я выдохнула.

— Да-да, я, благодаря вашим указаниям и инструкциям...

Вот теперь мужчина сиял, аки солнышко ясное. Оно и понятно.

После вчерашнего происшествия, на лечебницу могут пролиться определенные блага. А могут — и лично на меня. Тут многое зависит от людей, которых мы принимали, но многое и от меня.

А я говорю — Растум!

Точка!

Мне-то светиться не стоит, а вот Харни, с его попугайскими замашками, и цветистыми разглагольствованиями, отлично перетянет на себя все внимание. Что и требуется.

— Госпожа Ветана, как я рад, что у меня работает такая умная женщина! Просто сокровище!

Я ответила вымученной улыбкой.

— Господин Растум, вы уж простите, я себя не слишком хорошо чувствую...

— Да-да, конечно! Эй, там...

Служительница помогла мне добраться до отхожего места — ноги тряслись. А до дома меня даже довезли со всем почетом, в карете Растума. И даже разрешили завтра не приходить — пошлют за мной, ежели что.

Я сопротивляться не стала. Отдохну, отосплюсь...

Наивная...

* * *

Рамона разбудил слуга.

Постучал в дверь, потом, видя, что хозяин не просыпается, вошел в комнату и потряс за плечо. Раз, другой...

— Ваша светлость, проснитесь.

— Что случилось?

Рамон перешел из состояния сна в состояние бодрствования за секунду, как большой хищный кот. Расслабленный, спокойный, но когти!

— Госпожа герцогиня прислала за вами. Говорит, вашему дяде плохо!

Вот тут его сиятельство вскочил, как подброшенный.

— Воды! И одеваться!

Все было уже готово. И горячая вода, и мыло, и бритва, и свежая рубашка, даже оружие вычистили. Слуги в доме герцога своего господина не боялись.

Да, Палач.

Но не сволочь ведь?

Никак не сволочь...

Никого пороть не приказывает, без дела не накажет, а за дело, так и не обидно, ясно же за что попало! Чего не выносит, так это сплетен, но тут дело житейское. Кому ж охота о себе со всех языков собирать?

А платит щедро, даже более чем, поможет, если попросишь, против закона, конечно, не пойдет, но разберется честь по чести. И защитит. А это по нашим временам очень немало.

— Кого прислала Линетт?

Камердинер и тут оказался на высоте.

Быстро сбривая щетину, он махнул рукой в сторону двери, приглашая войти гонца.

— Ваша светлость, госпожа герцогиня просила вас приехать, да с магом бы. Его светлость, как вчера его принесли, так и не просыпался, утром у него жар был, потом в горячку перешло, рана напухла...

— За лекарем послали?

— Был. Сказал, что не справится. Горячка внутрь пошла, рана загноилась...

— Так быстро?

— Вроде как на клинке что-то было...

Рамон прошипел злое ругательство.

Вот ведь...

Не отвел дядю к лекарю, тот и не подумал о себе нормально позаботиться. А ведь не мальчик уже, где Рамон и не заметит, дяде хуже будет...

Ничего, сейчас к магу воды, а потом и к дяде.

Вылечим, никуда ты, дражайший родственничек не денешься.

Только попробуй слечь и бросить все на меня! Семью, дела... Или того хуже — умереть! Лично короля попрошу, чтобы тебя поднял и попинал ногами!

Полезная иногда штука — некромантия.

* * *

Дома я кое-как обтерлась холодной водой, а потом рухнула в постель. Хотела поспать, но ничего не получалось. Дар восстановился, и энергия гнала меня из кровати. Что ж, так тому и быть.

Что же делать?

Как назло, ни одного больного не появлялось на пороге. Я махнула рукой, и принялась сортировать травы. Надо решить, чего у меня не хватает, подумать, какие мази поставить вариться, а еще завтра с утра забежать к травнице и купить или дозаказать все необходимое.

Лечебница — это общее, а мне нужно еще и свое, так будет правильно.

А заодно можно вымыть все окна, как следует оттереть полы, прополоть сад от сорняков...

Я сейчас найду себе занятие!

* * *

Лим встретил Рамона на пороге дома.

— Дядя!

Официально, они с Рамоном были братьями, но кому это было важно? Дядя — так проще, а когда малыш вырастет, сам решит, как кого называть.

Рамон подхватил мальчика, осторожно прижал к себе.

— Как ты, малыш?

— Отлично!

Рамон пригляделся.

А ведь и верно, глаза блестят, щеки розовые, волосы растрепаны...

— Ты чем занимался?

— Съезжал по перилам! — честно признался Лим. — А что?

У Рамона сердце зашлось.

О дядиной беде он отлично знал. Что бы он ни сделал, чтобы малыш был здоров! Только вот ничего нельзя...

Огонь тут не поможет, некромантия не поддержит. Вода?

Да, это лучше, но... временно, только временно. Лим может вести жизнь почти обычного ребенка, но ему надо быть гораздо осторожнее других. И мальчик об этом отлично знает.

— Лим, тебе же нельзя...

— Можно!

— Лим!

Мальчик сник, опустил глаза вниз. А потом вдруг просиял, улыбнулся, вскинул голову, как и все Моринары. Зеленые глаза сверкнули упрямством.

— Мы потом поговорим!

Рамон кивнул. Вот это было правильно. Сейчас же...

— Рамон!

Навстречу ему спешила Линетт. И герцог не стал тратить времени на формальные приветствия. 'Тетушку' он любил, почти как сестренку, ценил, что она принесла свет в жизнь дяди, и уважал, насколько мог.

Ренар раскланялся, но завести учтивые речи Рамон ему не дал.

— Как дела?

— Алонсо бредит...

— Бредит? Ренар?

Маг воды уже поднимался по лестнице.

— Простите, герцогиня...

— Нет-нет, пойдемте!

Какое там прощение, когда речь идет о жизни близкого человека? Какая учтивость? Потом раскланяемся, а сейчас — спасите его, пожалуйста! Помогите нам!

Алонсо действительно был плох.

Герцог замер на пороге комнаты, сжал кулаки.

Канцлер Раденора метался в лихорадке, ничего не соображая. Покрасневшее лицо, набрякшие веки, крупные капли пота...

— Что с ним?

Ренар Дирот медленно провел ладонями над герцогом. Между его руками и телом канцлера возникло голубоватое свечение... впрочем, ненадолго. Все чаще в нем вспыхивали красные искры, все интенсивнее становился лиловый тревожный оттенок заката...

— Не знаю.

Рамона шатнуло.

— Что?

Никогда он не слушал от Ренара ничего подобного.

— Не знаю. Похоже на яд, или нечто подобное, но точно я ничего не могу сказать. Его убивает собственная же кровь... не знаю.

— Как так может быть?! — взорвался Рамон. Но маг только покачал головой.

— Я могу очистить кровь, но...

— Можешь — делай, — Рамон стремительно взял себя в руки. — Линетт?

— Да?

Герцогиня стояла за его плечом. Громадные глаза, наполненные слезами, стиснутые перед грудью руки, закушенная нижняя губа...

— Рамон?

— Линетт, я тебе обещаю. Все будет хорошо. Я небо с землей ради вас перемешаю, — шепнул ей Рамон. — Не пугай сына и помоги магу.

Линетт закивала.

— Да. Я все сделаю.

— Вот и умничка, — Рамон на минутку обнял тетушку, погладил ее по голове, и решительно отстранил. — Все будет хорошо.

И быстро сбежал вниз по лестнице. Поймал за ухо Лима, который примерялся к алебардам на стене,

— Увижу, что огорчаешь мать — голову оторву. Понял?

— Папе плохо?

Рамон вздохнул.

Вот что тут скажешь, глядя в громадные детские глазенки? Правду?

А ведь язык не повернется...

— Папа обязательно поправится. А ты пока веди себя хорошо. Понял?

— Да.

Рамон вышел на крыльцо.

Итак, вчера ночью дядя был в порядке. Сегодня днем ему плохо. Что было между этими двумя событиями?

Рана и лечебница.

Вот в лечебницу он сейчас и отправится. Выяснит, как там и что...

* * *

В лечебнице Рамон оказался одновременно с королевским гонцом. Гонец как раз выходил, а Рамон прибыл к зданию.

— Ваша светлость...

— Алет? — всех гонцов Моринар отлично знал и в лицо, и по именам. — Что случилось?

Чтобы гонец не знал, какое известие доставляет? В такое Рамон отродясь не поверил бы.

— Его величество пригласил завтра на утренний прием лекарей.

— То есть?

— За организацию работы с людьми, за помощь пострадавшим... ну, там еще много чего сказано... награждать будут.

Рамон кивнул.

Это правильно. Было за что. Гвардейцы, которые вернулись в казармы, все были перевязаны, все в боеспособном состоянии, никому не требовалась повторная помощь. А поди ж ты...

Среди ночи, неожиданно, на голову лекарям сваливается больше сотни людей с самыми разными проблемами. И никто не остался без помощи.

Молодцы.

Ладно, сейчас он побеседует с местным начальством, а там посмотрим. Странно, что только дядя пострадал, очень странно, но...?

* * *

Харни Растум сидел в кресле и нежным взглядом смотрел на приглашение к королю. Лист пергамента грел душу, наполнял радостью сердце и ласкал глаза.

Ах, хорошо, как же хорошо!

Какой он молодец, что послушал старого друга Карна, и принял к себе эту лекарочку! Как дальновидно он поступил! Как благоразумно!

Сам себе Растум признавался, что без лекарки не видать бы ему наград, как своей... спины. Когда он добрался до лечебницы, то ожидал чего угодно.

Шума, гама, криков, скандалов... нет!

Шум, конечно, был, но по сравнению с возможными неприятностями, это было почти что райское пение.

Все было организовано и отлично работало. Во дворе на тюфяках сидели и лежали пострадавшие, горело множество костров, так что холодно не было, всех уже накормили по одному разу, а кое-кого и по второму, никто не был оставлен без помощи, в лечебнице спешно разбирались и уплотнялись силами самих больных, кое-кого уже и спать отправили...

И над всем этим царила маленькая лекарка. Впрочем, маленькой она в тот момент не казалась.

Она переходила от одного больного к другому, успевая и приглядеть за всем, и отдавать приказания, и организовать работу других людей, и рявкнуть на кого-то из соседей, которые явились с едой, слишком тяжелой для истощенных людей — казалось, что у нее сорок глаз кольцом вокруг головы.

К тому моменту, как Растум принял бразды правления, ему уже и делать ничего не надо было, просто приглядывать. Правда, и сама Ветана свалилась, как подкошенная, но главное уже сделала. Ах умничка, какая же хорошая девочка...

И как правильно поняла все тонкости момента!

Конечно, она все сделала сама, но ведь он принял ее на работу! Учил, руководил, наставлял, и разве не заслуживает он награды за свою дальновидность?

Еще как заслуживает! Вот и...

Размышления Харни прервал скрип двери.

Ну что еще такое?

Не могут обойтись без него? Дайте уж пожать момент своей славы!

Предвкушение момента, пусть, но это не менее сладостно, чем сама награда. Харни вскинул глаза вверх, и осекся, потому что в комнату, которая вдруг стала маленькой и очень неуютной, входил человек, которого в Раденоре боялись, как огня.

Герцог Моринар.

Белесый палач.

Харни и сам не понял, как оказался на ногах, вытянувшись в струнку.

— В-ваша свет-тлость...

— Садитесь...

От повелительного жеста герцога, Растума буквально бросило обратно в кресло. Моринар садиться не собирался. Он нависал над Харни темной тенью и недобро улыбался.

— Расскажите мне, кто вчера лечил моего дядю?

— В-вашего дядю, ваша светлость?

Рамон нахмурился, понимая, что толку не будет. Да, этот испуганный толстяк сейчас рассказал бы ему все, вплоть до цвета нижнего белья любовницы, но он не может рассказать то, чего не знает.

— Вчера мой дядя, герцог Алонсо Моринар, был ранен. Его доставили к вам. Сегодня ему плохо. Кто его лечил?

Харни на миг задумался.

— Ваша светлость, мне сложно сказать. Ночью здесь дежурила госпожа Ветана...

— Она здесь?

— Я отослал ее домой. Девушка устала...

Рамон усмехнулся. Где живет госпожа Ветана, он отлично знал. Что ж, успеет он ее навестить...

— Что с больными, которых мы к вам направили?

— Все хорошо, люди лечатся...

Дверь скрипнула.

— Харни, в лечебнице не хватит перевязочного материала! Еще немного, и мы на повязки занавески порвем!

Рамон улыбнулся, разворачиваясь к входящему.

— Карн!

— Ваша светлость? Что случилось?

— Карн, кто лечил моего дядю вчера ночью?

— Я и лечил. Вета занималась основной массой, а мы с Бертом перевязали канцлера и отправили домой. Да там царапина, разве что чистить пришлось, пара колец от кольчуги попала...

— Ему стало плохо. Он весь горит, у него лихорадка...

Удивленное и огорченное лицо Карна сказало Рамону больше, чем тысяча уверений.

Карнеш не знал, что происходит. Он действительно поступил так, как говорит, и не понимает, что происходит.

— Я заеду к вам?

— Да, разумеется.

Рамон распрощался, и покинул лечебницу. Пару минут он думал, не отправиться ли к лекарке, но потом махнул рукой. Его еще ждала прорва работы, да и в порт заехать надо, а то акула из дома, рыба в пляс...

Пока дядя болеет, на него пойдет двойная нагрузка. Рамон чуть усмехнулся.

Как часто люди мечтают о кончине богатых дядюшек? Чаще, чем хотелось бы храмовникам, это точно. А он готов заплатить, чтобы дядя пожил подольше.

Жизнь — особа с весьма черным и едким юмором, это уж точно.

* * *

Харни Растум только-только перевел дух от прихода Палача, только подумал, что жизнь успокаивает свое течение, как в дверь опять постучали.