— Hac никoмy нe cбить c пyти, нaм пo хрену, кyдa идти! — с несколько вымученной бодростью отчеканила слог Катрин, и тут истошно, с подвыванием, сзади взвизгнули скверно отрегулированные тормоза. Вот только вас тут и не хватало — обречённо подумалось мне — и в следующий момент путь наш перегородил без малого перпендикуляром густо заляпанный просёлочной грязью матёрый внедорожнище Hover знаменитой китайской фирмы "Великая Стена". Довелось разок и такой починять, ничего себе машинка, но этот явно постарше и круто поразболтаннее, если на слух... Впрочем, что это я всё о тачках да о тачках? В данном конкретном случае важна была не тачка, а начинка — трое развесёлых хлопцев, довольно дружно вывалившихся навстречу из всех дверей, кроме водительской. Господи ты мой боже, до чего ж надоело бычьё это дебильное...
— Эй, красавица, такими ножками негоже асвальту топтать! Давайкось подвезём, — ощерился фиксой крупный помято-небритого вида мужлан лет тридцати, прежде сидевший рядом с водилой — тебе куда, милая, а? Нам же ведь всяко по пути, с эдакой-то разлюбезной кралей!
Любимая спонтанно выдала замысловатую тираду, в которой приличными были лишь предлоги, немногие местоимения и существительное "козёл".
Второй орёлик, рослый, но очень тощий и сутулый, с какими-то развинченными движениями, тут же нарисовался слева от первого, третий же, энергичный мелкий пузан, остался за машиной, там, где вышел, видимо, влом было обходить транспортное средство. Все трое показались мне капитально датыми, аж пошатывало, однако когда Колюсик с воплем — А ну, в стороны, уроды — ринулся в бой, зажмурив, видимо, для смелости глаза и достав из-за пазухи какую-то непонятную железяку, синюшно мелькнули богатые партаки на кулаке тошего, и мгновение спустя герой наш звучно хлопнулся задом на мелкий гравий обочины.
Однако его дело не пропало даром, поскольку обидчик потерял равновесие, а я, шагнув вправо, чуток подправил и подмогнул, и через где-то секунду или пол на обочине матерились, неловко пытаясь встать, уже двое — считая Колюсика. Мужлан резко, но как-то неловко мотнулся вперёд, вытянув левую ко мне, а правой пытаясь что-то цепануть из кармана пальто, когда-то, похоже, шикарного, а теперь изрядно мятого и будто бы даже слегка потоптанного, однако с координацией у него и правда было неважно, аккуратно отведя правой левую и развернув клиента поудобнее, моё уже привычно обрётшее вдруг некоторую собственную незалэжность тело прописало ему хлёсткий свинг с левой в челюсть, где как-то нехорошо — для клиента — хрустнуло. Тем временем шустрый толстячок, несколько поутратив оптимизма, зато войдя в раж, на всех парах мчался, в обход Hover'а, к месту событий, со щелчком раздвигая телескопическую дубинку и отводя её в роскошный замах... Слишком медленно и неуклюже, чтобы не отреагировать. Трезвому и спокойному, во всяком случае. Уход, и сбоку шведкой в коленный сустав опорной — оп! Он так больше не будет. Никогда. Проскочив мимо капота, рванул дверь водилы — а тот так прямо и вывалился на меня, весь из себя совершенно невменяемый. Ничего не скажешь, разумный подход. Раз ножками не можешь уже топать — порули-ка ручонками, братан.
Тут, однако, от шоссе снова запели тормоза, на сей раз отечественные и прилично отрегулированные, и из подскочившей со встречной полосы Приоры демонстративно лягавой масти тренированно выскочило аж сразу трое полицаев, один из которых тут же довольно ловко взял нас всех на прицел АКСУшки, явно уютной и привычной ему в такого рода артикулах.
Я, естественно, дёргаться не стал, а, смирно приняв предписанную уставом позу, получил для приличия демократизатором по почкам — этим всё и обошлось. Максимально клиническим кретином — а кого б это удивило — оказался Колюсик, который успел вякнуть, дёрнуться и получить подошвой форменного ботинка по морде, однако, при всём при этом, так и не удосужился выкинуть подальше ту железную хрень, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении шилом, точнее, заточенной под шило отвёрткой со стержнем длиной сантиметров 20, не меньше. На статью более чем. Как говорил один хороший актёр в старом, но от этого нисколько не менее замечательном фильме, если чел идиот, то это надолго...
Впрочем, не думаю, чтобы нас и без этого шила просто так просто вот взяли да и отпустили. Не пообщавшись, имею в виду. Вскоре подрулил ещё и козлик той же немилой русскому сердцу расцветки, в который навалом поместились все, кроме Катрин, которую со всей возможной в данной местности галантностью пригласили в салон авто классом повыше. Приоры, то бишь.
Затем всех нас дружно доставили в славный город Валдай, где мужскую часть инцидента, обшмонав под протокол, покидали в обезьянник, Катрин же была оставлена на лавочке в коридоре строить глазки дежурному старлею, без особого, впрочем, эффекта. По моим наблюдениям, в рабочем режиме истинный мент напрочь утрачивает многие нормальные человеческие реакции и чувства. Профессиональная деформация сознания.
В обезьяннике опять забузились Колюсик с тощим, в результате чего их скоренько поцепляли браслетами наручников, Колюсика к трубе батареи, а тощего к прутьям обезьянника, после чего пьющая часть компании вырубилась. По-молодому заливисто захрапел Колюсик, гулко и вонюче запердел во сне бычара постарше, что нисколько не мешало наливаться сливовым изрядно деформированной правой шеке его. Перелом челюсти, прям как доктор прописал. А мелкому шустирику больше не бегать. Коленный сустав штука серьёзная. Зря я так, вообще-то. Можно было помягче, пьяные же. Не, не то чтобы жалко — быков ну ни капельки, а шустрый так и вовсе чем-то дельным заняться может, на одной-единственной здоровой ноге не больно-то побыкуешь. Только вот неприятности с этого более чем возможны. Тем более что местные они, всё схвачено...
Вскоре, пообщавшись с кем-то по мобиле, закемарила и Катрин, у меня же — ну ни в одном глазу. Время тянулось медленно и ничего не происходило, только лишь часов около двенадцати к нам впихнули ещё пару пьянющих мужичков, которые, недолго поиспытывав себя в нестройном хоровом пении, почему-то, "По Дону гуляет...", довольно скоренько угомонились на досчатом полу в смиренных позах не собравшихся ещё рожаться эмбрионов.
Начальство подошло где-то к двум, полицаи побурчали что-то промеж собой в дежурке, потом, в кабинете, побеседовали с Катрин, после чего принялись выволакивать истомившихся узников из-за решётки, начав почему-то с меня. Собственно, не почему-то, просто, как выяснилось, ко мне вопросов меньше всего было. Молодой капитан, похоже, слегка навеселе по случаю праздников, тут же сержант, крепенький такой парнишка, слегка мрачноватый с неудачного опохмела, насколько могу судить. Как выяснилось, претензий ко мне нет вообще никаких. Как понял из разговоров и по общему тону, бычки эти капитально здесь достать уже всех успели, особенно лягавую часть населения. Повезло, значит. Сержант, как показалось, с разочарованным видом вертя мой военный билет, спросил только, не в ВДВ ли я служил. Привычно ответил, что в спецвойсках, а рассказывать нельзя — подписка. Сержант утвердительно кивнул и аж весь скривился от головки бо-бо, после чего сунул мне на подпись листок с перечнем моего барахлишка. На удивление всё оказалось на месте, даже деньги. Встал, поблагодарил, присоединился к Катрин в коридорчике. Из разговора ментов между собой понял, что на хлопцев тех навели доброжелатели из местных, а мы так, случайно подвернулись.
Затем настал черёд Колюсика. Этого держали долго, из-за двери шёл какой-то бубнёж, временами на высоких тонах, похоже даже что кого-то били. Потом всё затихло, и вскоре этот кто-то вывалился из двери, полупьяный ещё, со вновь свежепобитой мордой, весь из себя красный, взъерошенный и злой, и мы втроём отправились на выход. Тощий бычара в наколках что-то вякнул вслед насчёт ещё, мол, встретимся на узкой дорожке, но это воспринималось как фон. Положено так у них — иначе офигенная имиджевая потеря.
На улице Колюсик тут же попросил у меня тысячу взаймы. Как выяснилось, у него полицаи не только деньги все реквизировали полностью, но даже и мобильником не погнушались. И всё из-за его активной жизненной позиции, и что он не быдло какое, чтоб всё вот так вот запросто сносить, в смысле, как я понял сей эвфемизм, за борзоту евоную туподебильную. А также за заточку, усугублённую вызывающе нетрезвым состоянием. И ещё — в виде компенсации за упущенную выгоду. Как выяснилось, весенний призыв, как водится, в опасности, и за отловленного кандидата ментам приплачивают неслабо, а у Колюсика белый билет, значит, можно дополнительно проверить на годность, с заранее известным, полагаю так, результатом. Как слышал от дядь Саши, в таких случаях разве что без ноги, к примеру, если — тогда только не забреют. У Колюсика же ноги-руки в наличии, а что мозгов нет, неважно. Вправят строевой, а не вправят — так для отчётности военкомовской и таким прекошерно сойдёт.
Стоя у шикарно отремонтированного здания местного УВД, что в три силикатных этажа с палисадничком, мы какое-то время слегка посовещались. Упирая на то, что время зашкалило за два часа, и на футбол мы не успеваем по определению, я, естественно, предложил вертаться домой, что категорически не встретило ни малейшей поддержки со стороны Катрин.
— Вы как хотите, а я в Москву. Красную площадь посмотрю. В Мавзолей гляну. За маму и за бабушку. Как там его, не снесли ещё?
— Ну да... Красная площадь без чучела любимого вождя как Ябипет без этого... без Хеёбса, — возразил Колюсик.
— Вот и славненько. Деньжат займёшь? — это Кэт ко мне. Скорее утвердительно, чем вопросительно.
Нам с Колюсиком оставалось только что поворчать слегка. Манюшек у меня оставалось, без Колюсиковой тыщи, двадцать восемь кусяр с мелочёвкой, из них двадцать, никак не меньше, на обратный проезд резервируем. Загодя посмотрел цены на желдорбилеты Москва — Питер, тихий ужас, даже плацкарт, который перед отправлением вряд ли купишь. В общем, сущие слёзки остаются — не пошикуешь. Впрочем, магазины наверняк закрыты уже будут, пока доберёмся — и то хлеб.
Как выяснилось, Катрин с лягавыми не просто так лясы точила, а выяснила, что примерно через полсотни минут на трассе, в месте, называемом Богомолка, или Богомольная горка, имеет короткую остановку — на предмет отлить / перекурить — транзитный автобус, следующий аккурат до Москвы, и если мы будем шевелить штанами достаточно энергично, то успеем даже и с небольшим запасом. Колюсик тут же заныл о горящих у него трубах, на что Катрин посоветовала ему попить из лужицы, коих немало оставалось после недавних проливных дождей.
Опрос местного жителя отправил нас по переулку до улицы Октябрьской, по которой до заправки, от неё налево мимо вокзала и через ж-д переезд далее до трассы. По пути попалось очень странное недостроение. Ей-богу, был бы Дракулой — непременно там бы и жил. Эдакий замок в два высоченных этажа, который строили, не достроили да так и забросили лет, пожалуй, пять назад, с совершенно греческого облика кариатидами по обоим фасадам, ржавыми коваными решётками и кованным же ограждением, инфернально свисающим с высоченного балкона. Свернув, согласно заветам аборигена, направо у одноэтажного магазинчика "Великолукские колбасы", уткнулись в кафе названием "Виктория", где очередная истерика Колюсика на предмет рекламируемого свежего пива на веранде под полотняной крышей была мгновенно и безжалостно купирована Катрин недвусмысленным указанием на следующие далее по забору рекламы ритуальных услуг и памятников. Идти пришлось довольно долго, километра три, пожалуй, но шум трассы стал различаться уже километра за полтора. За железнодорожными путями миновали обозначение выхода из города, к которому, пошатываясь, подскочил Колюсик, дабы истошно извергнуть желчь у его опоры. Печальный знак перечёркнутого города. Впрочем, на обороте он был не перечёркнут, так что — как карта ляжет. Вообще, на первый взгляд город Валдай не производил впечатления динамично развивающегося, да и на второй тоже. Странно. Слышал, там какие-то форумы проводятся. Хотя, может, мы не по тем улицам шли...
Прямо на трассе расположилась убогая местная остановочка, к которой, ровно в пятнадцать-нуль-нуль, должен был подойти лайнер маршрутом со второй столицы в первую. Минут двадцать оставалось ещё, и Колюсик контрпродуктивно использовал их для занятия у меня пресловутой тыщи — я ж не зверь, помирает ушлёпок, а нам ехать ещё — забегания в близлежащую кафешку названием "Светлана" и выхода оттуда совершенно новым другим человеком — не только с початым баллоном оригинального очаковского пива и какой-то посудиной, легко угадывавшейся в пластиковой сумке "Пятёрочка", но и изрядно повеселевшим, с вернувшими блеск глазами и вопиющим оптимизмом в душе. Пока Катрин отбегала в ту же "Светлану", по её словам, "пожурчать", решил прояснить возникшее при воспоминании о том шиле подозрения.
— Слышь, Николя, а скаты те — не ты ль отработал, а?
— Какие такие скаты? — спросил Колюсик, с бульком отрываясь от пивного горлышка.
— Какие-какие... Автобусные.
— А вот хрен ей заместо Москвы, и товар — хрена собачьего ей в задницу целлюлитную, а не товар.
— Кому это ей?
— Кому? А Клавдьпетровне, суке этой. Никогда, блин, не прощу! Ни твари этой, ни Вазгену этому трахарю ейному. Ничего, скоро все эти жиды, поджидёныши и прочие армяшки черножопые попляшут у меня...
— Чевой-то ты развоевался, Колюсик. Сдуру член сломать не ой-ёй-ёй, а?
— Про Союз Андрея Первозванного слыхал небось?
— Не, откуда?
— Услышишь!
Тут скрипнула дверь кафешки, и какой-то мужик — кто б сомневался — пропустил вперёд себя Катрин, снова весёленькую, как птичка и — как она шла! Да рядом с ней все эти хвалёные манекенщицы с их шагом вихляющимся мослом от худосочного бедра просто кочерги корявые, и то как максимум. Я аж не заметил, увлёкшись созерцанием, как подгудел по прибытии наш Neoplan, пара морд сошла, Катрин рванула вверх, за ней Колюсик, мне же доверили заплатить. Две тыщи и ещё четыре сотни деревянных тугриков за троих, аки корова языком слизнула. Однако. То-то народу немного. Оно, впрочем, и к лучшему — решил я — мест более чем достаточно. Катрин села справа к окну, я присоседился к ней, Колюсик же рухнул на свободную пару сзади.
Путешествие до Москвы прошло лениво и скучно. Регулярно поддерживал собственный тонус разбитомордый Колюсик, попеременно прикладываясь то к подозрительно мутноватой нольсемёрке "Пуховки" без акцизной марки, то к пиву, перемежая сей процесс регулярными хождениями в туалет, предусмотренный в шикарном автобусе, видимо, аккурат на такой вот случай. Дремала Катрин, откинувшись в необычайно комфортном кресле, на котором, впрочем, успели уже местами подрать обивку — так, из любви к искусству. Я же наслаждался видами, что в тот солнечный день безуспешно пытались достойно служить фоном обожаемому профилю. Впрочем, поскольку обе телепанели сверху в проходе между креслами не работали — Россия-с — выбор был не велик. Автобус мчал ходко, лишь лёгкими покачиваниями отмечая ухабы и выбоины неухоженного дорожного полотна, мелькали леса, перелески, поля, дачные посёлки, деревни, городки, останавливался ненадолго прямо на трассе — в Вышнем Волочке, Торжке, Твери и так далее — люди сходили и заходили. Потом город пошёл, большой, наподобие Питера, думал, Москва, оказалось — Химки с Ховрино. Когда останавливались там, возле какого-то агромадного торгового центра, спросил проснувшуюся по такому случаю Катрин — а не рвануть ли нам и обратно автобусом, всё дешевле будет? Но она жёстко настояла на поезде. Видимо, имелась на то какая-то причина. Помнится, боялся ещё гадать, какая именно. Дурачок.
