Застал хозяина дома за написанием распоряжений. Ради гостя тот не спешил отложить тушечницу и кисть; почерк у Кэраи всегда был безупречным, сейчас же знаки, наверное, достигли совершенства в глазах Небес. Жаль, чиновники, к которым поступят эти бумаги, красоты не оценят. Еще ровная линия, поворот, и еще — черные мазки расцветают. Какая жалость, что этой самой кистью и тушью нельзя изобразить что-нибудь на напряженной физиономии гостя.
— Как понимаю, это дело решенное?
Настороженное, смущенное молчание было ответом. И неудивительно — молодой Нара знал его достаточно, чтобы понять — хозяин дома в бешенстве. Хорошее парень выбрал время, ничего не скажешь. Война, заговорщики, смерти загадочные — а детишки уже сговорились. Разумеется, сами, всё сами, никто не подталкивал. Хуже дурака только дурак с инициативой...
— Ни я, ни даже мой брат не могут запретить этот брак... Одна из немногих оставшихся привилегий окраинных провинций — могущественные Дома организуют семейные связи, как им угодно...
Лицо у Рииши такое было, словно сейчас и третью невесту отнимут. Кэраи это неожиданно развеселило — ненадолго, но и сухая ярость улеглась, пришло спокойствие.
— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь?
— Приношу вам верность Дома Аэмара. Хотя бы временную, но сейчас и это полезно.
— О да, пока они будут верными, они и мечтать не могли о таком подарке. Но ты держал когда-нибудь тритона в руках? Скользкие твари. Даже если Майэрин вправду милая девочка, остальные своего не упустят, а они посильней в интригах, чем все Нара вместе взятые.
— Самоуверенным дураком никогда не был, и, надеюсь, не стану. Очень трудно доверять тем, из-за кого, возможно, погиб мой отец. Думаете, я об этом забуду? Даже если и захочу, не получится. Так что... я готов слушать и слушаться вас.
— Пока делай, что собрался. Потом уедешь в Срединную, к оружейникам. Там до тебя не доберутся так сразу, а мне не придется ломать голову, чем тебя еще соблазняют Аэмара.
— А Майэрин?
— Хочешь, бери ее с собой. Если тритоновский курятник всполошится, оставь, хотя я бы не рисковал — мало ли что ей нашепчут к твоему возвращению. И еще... я обязан довести до конца расследование смерти твоего отца. Если он был отравлен, это не просто рядовое убийство. За такое весь род самое меньшее отправляется в ссылку. Подобное преступление и Столица без внимания не оставит.
— Я и сам помогу следствию, если нужно, — спокойно ответил молодой человек. — Но Майэрин не отдам, она будет уже моего Дома.
— Вот даже как...
Интересно, что же за девочка там, подумал — но не сказал, разумеется. Вряд ли писаная красавица, об этом бы городские слухи давно разносились. Что-то другое в ней есть, и хорошо бы не отцовское коварство.
И самому Рииши верил не до конца. Нет, сейчас парень на его стороне полностью, но вот надолго ли? Лучше ему быть в Срединной.
**
Когда идет битва, звуков так много, что голос командира не будет слышен, вместо него звучат барабаны. Одна барабанная россыпь — команда на выдвижение, вторая — сигнал к атаке. А гонги указывают остановку и отступление.
С Небес, наверное, и военный лагерь, и поле боя выглядят довольно пестро, оттуда не видно грязи под ногами, на лицах и на одежде. Зато видно разный цвет знамен, флажки командиров, — и головные повязки у воинов разные, чтобы скорее собирать своих.
На снегу еще ярче, но его время ушло. Снег тут остался только в ложбинах и затененных овражках, все остальное либо растаяло пол блеклым еще солнцем, либо вытоптали.
Сейчас лагерь генерала Таэна отдыхал после очередной стычки. Конники рухэй немного спустились вниз и напали с юго-востока, отчаянная атака — почти прорвались к самой крепости. Пришлось перебросить туда воинов с запада, и атака захлебнулась. Но вражеский отряд, хоть и понес потери, не был разбит, он внезапно отступил, будто передумал.
— Это признак бессилия, — говорили некоторые офицеры. — Еще немного, и мы вытесним их из долины в горы Эннэ.
— Торопитесь, — хмурился Тагари. По обширной долине Трех Дочерей они могли еще долго гоняться друг за другом, окончательно погубив надежду на весенний сев. Прошлогоднее наводнение уничтожило много запасов, а теперь во всем северном округе наверняка будет голод.
Как бы там ни думали простые воины и офицеры, все равно ему не было.
Ставка Тагари располагалась сейчас на северной стороне озера, здесь не деревья росли — кустарник, и не было нагромождения причудливых скал, как подле самой крепости. Совсем рядом лежала темно-синяя гладь воды, тихая, равнодушная к битвам. Если бои начнутся на берегу, кровь потечет в озеро, будут на мелководье качаться тела, может, и возмутится оно, выплеснет волны, смывая всех без разбора?
А пока тут даже птиц было мало. Какие-то еще не вернулись из более южных земель, каких-то распугали воины. Мало радости вить гнездо под ногами или копытами.
Завершил обход лагеря — дело небыстрое, но самим Тагари для себя установленное. Надо видеть лица солдат, говорить со своими людьми, а не отгораживаться стенами шатра. А вот и он самый... Ветер стих, и рысь на его навершии, на малиновом флаге поникла, растеряла боевой задор. За шатром играли на флейте, верно, кто-то из солдат. Хорошо играл, звук далеко разносился, и сейчас это было неважно, не в засаде сидят.
Опустился на стул у стола, велел подавать обед. Или уже ужин? Неважно...
Подумалось — надо бы написать сыну. Известия из Осорэи получал достаточно регулярно, в том числе и от брата, о мальчике там упоминалось всегда одной строчкой. И этого хватало — жив, сперва был дома, теперь в Храмовой Лощине, что еще надо?
Но, может, самому черкнуть что-нибудь... все-таки раньше наведывался каждый раз, возвращаясь из разъездов, а теперь еще невесть когда.
Но сам написать не успел, пришел вестник с другим письмом.
Стал снаружи, почти на пороге шатра. Гонец был лет тридцати с виду, необычные волосы — с рыжинкой — в закатном солнце казались еще ярче. Сам в добротном доспехе, со значком первой ступени на рукаве и головной повязке.
— Известие от правого крыла, — поклонился, протягивая свиток.
— Проходи, давай сюда.
Этого офицера Тагари близко не знал, хотя тот уже несколько лет служил в Черностенной. Так, видел изредка. Бывают такие люди, вроде все при них, и на службе успешны, а нелюдимые.
— Разведчики говорят, У-Шен готовится перебросить конницу к северу.
— Это еще зачем? — Тагари удивлено вскинул глаза, открывая футляр со свитком. Крышечка была намертво запечатана.
— Да что вы там, золото что ли от разбойников прячете.... — дернул крышку сильнее, и в этот миг что-то ударило в правый бок, меж пластин; от боли перед глазами все покраснело. Был ранен не в первый раз, и все понял. Сумел вскочить, отбросив руку, занесенную для другого удара. Ткань на боку промокла — чувствовал и под доспехом.
Тут же в шатра стало очень много народу и нечем дышать, и заблестело очень много клинков. Тагари успел увидеть злое и растерянное лицо вестника, и то, как он уклонился в сторону от охраны. На один миг, но хватило ему, чтобы тем же ножом — длинным — ударить себя в горло.
Что-то мне это напоминает, подумал Тагари, повисая на руках приближенных. И что там в футляре, все-таки письмо или какая-нибудь издевательская штука?
И кто...
**
Ка-Ян, ординарец, бродил у шатра командира, извелся весь. Глядел на небо, нет ли ястреба с письмом? То, что после обманного нападения другого отряда рухэй — отвлечь внимание, открыть им проход к Юсен — чья-то рука нанесла удар вражескому командиру... Да кто ж этот добрый человек-то?? Ни Мэнго, ни У-Шен убийцу не посылали, и вообще, по слухам, это был кто-то из тамошних. Заговорщики в их стане, так получается.
Вышло только ранить, но есть надежда.
После его смерти, конечно, войска Хинаи вряд ли свернут лагерь, отдавая север, но всяко придут в смятение.
Вдыхать сыроватый свежий ветерок было одно удовольствие, но, больше часа уже бродя по лоскуту земли возле шатра, молодой рухэйи начал мерзнуть, и носом зашмыгал. Скорее бы уж...
Простучали копыта, приехал Вэй-Ши. Бросил ему поводья, а ординарец быстро их сунул мальчишке-конюху.
Новости, новости-то какие?
— Жив пока, — буркнул Вэй-Ши, заходя в шатер. Ка-Ян тоже сунулся было за полог, но командир так на него зыркнул из-под насупленных бровей, что ординарец сразу же подался назад. Что командиру не нравится, интересно? Что жив вражеский генерал? Ну так ранен, по слухам, серьезно, руководить войском пока вряд ли сможет. А тем временем пара отрядов и проскользнет дальше по отрогам Юсен, тропами, которые рисовал Энори.
Где он сейчас, интересно... и не ждет ли ловушка? Ведь именно люди Вэй-Ши должны взять Сосновую...
Но, если все честно, сейчас в ставке генерала не до них. Может, еще умрет?
По слухам, нападавшего схватить не смогли. Но если бы и схватили, никакой разницы. Это уж местным тем заговорщикам надо было придумывать, как не дать ему заговорить. Наверняка наготове был еще один человек с ножом.
Эх, погода-то какая, ветерок свежий...
Заговорщики, конечно, хорошо подгадали, сейчас Тагари показал свою слабость; хоть и людей почти не потерял, все ж не разгадал хитрость рухэй. Самое время его знамя поменять на другое... Что ж, теперь будем с заговорщиками драться.
Если, конечно, умрет.
Вспомнил разговор не сильно давний, с Энори. Тогда ординарец подумал, и высказал вслух — раз поговаривают о колдовстве проводника, может, сумеет он генерала того, прикончить? Ну или волков натравить, или иную силу...
Энори эту речь оборвал непривычно резко. Впервые видел, чтобы у него стало злое лицо. Вот-вот и укусит. Ничего не сказал больше, только головой дернул. Тогда Ка-Ян усомнился, а точно ли помощник на их стороне? А может, он настолько генералу предан, что, что... тут воображение отказало.
Что помог захватить север провинции и направляет отряд к еще одной крепости?
Хороша верность.
Но все-таки, если умрет вражеский генерал, то победа, считай, им рукой помахала. А тогда Ка-Ян домой вернется, к семье, к братишке, награду получит, и лошадей пару купит, и женится...
**
"В лощине, носящей название Красный камень, в пятый день месяца Кими-Чирка генерал Таэна получил предательскую рану в бок. Мнения, кто послал предателя, разделились — его непосредственный командир был в отчаянии, не зная, как ответить за измену доверенного офицера. Но расследование, тщательно проведенное, не выявило его причастности. В Черностенную также послали людей. Большинство, однако, сходилось в том, что предатель был подкуплен рухэй.
Тем временем здоровье генерала было в большой опасности, и скорее не из-за раны, хоть и тяжелой, но из-за его непременного желания быть на ногах и сражаться. Лекарям стоило большого труда с ним совладать. Будь он не столь слаб, сел бы на коня, и тогда, вероятно, все бы свершилось иначе..."
Летописец Сосновой Яари Эйра.
Воздух в горах Юсен пахнет туманом и хвоей, иногда в нем проступают травяные оттенки и он теплеет, принося надежду, что скоро кончится надоевшая промозглая сырость. А рядом с домом совсем не было хвойных деревьев, разнотравье покрывало холмы. И вот, когда ветер теплеет, кажется ненадолго, что это привет из дома.
Всего один раз написал родным, и ответ получил, очень сдержанный, почти как чужому. О прежних его "подвигах" уже были наслышаны. Хорошо хоть не отказались от Лиани вовсе.
Ладно, вот кончится война, приедет сам.
Вечерело уже, свободное время для всех, кроме караульных и части обслуги. В уголке хозяйственного двора собрались несколько человек; голоса их услышал Лиани, который бродил возле кухни, дожидался Кэйу. Сидели на чурбачках, которые еще не отправились на растопку. Подошел поближе, видел их, полускрытый кухонным пристроем. И старожилы крепости здесь — те, что считали себя солдатами, гордились службой, но и в мирные дни пришли бы в ужас от мысли, что их могу перенаправить, к примеру, в Ожерелье. И новобранцы были, куда менее уверенные, которым вовсе тут ничего не сдалось. Сидели, толковали о чем-то.
— Это не просто холодная весна, — донеслось до Лиани, — это все тварь, которую рухэй выхвали себе на подмогу. Он заморозил землю.
— Да ну! — не поверил совсем молодой новобранец.
— В Ожерелье они скрылись от взора разведчиков, потому что прошли по льду, под козырьками снега. Как удалось бы? Это их колдуны призвали помощника, или еще как привадили горную тварь.
— Ее хоть кто видел?
— Видели... Серая тень, лица толком не разобрать. А голос сладкий, как девичья песня, заслушаешься и не заметишь, что уже волю его исполняешь. А если все же пойдешь поперек, он разорвет тебя на много кусков. Рухэй сами не любят помощника этого, опасаются. "Открывающий горные тропы" прозвали его.
— Я слышал, он спал под огромным камнем, — вступил еще один парень. — Валун откатили, горный дух спросонья угодил в ловушку. Пока не исполнит желание, как на привязи теперь. А желание — победа в войне. Ему все равно, кому служить, лишь бы наконец отпустили.
— Сказки все это...
— Вот погоди, отправят нас к Трем Дочерям, там и убедимся, какие сказки. Сейчас генерал оттесняет рухэй к горам, но в горах-то самая сила этой твари...
— Хватит, — сказал Лиани, выступая из-за угла. — Про Мэнго рассказывали, что конь его дышит огнем — тоже верите?
— Так ведь... им явно нечисть помогает. Без нее бы не справились!
— Свою слабость легко объяснить злыми силами. Просто враги наши понимают — сейчас или никогда, вот и отчаянные такие. А мы... если подобные разговоры ведутся и в Трех Дочерях, неудивительно, что война все идет.
— Так это... — начал было кто-то.
— Хватит, — повторил Лиани, на сей раз жестко. — Хотите быть наказаны? Такие разговоры могут приравнять к измене. Верьте во что угодно, но не смущайте других, которые, может быть, искренне готовы защищать свою землю.
Люди притихли.
Давно, подумал Лиани. Давно не приходилось приказывать... да и десятником-то в земельных — редко. Но уж лучше он, чем старшие офицеры услышат. А если продолжат разговоры свои... да, может, и правду говорят, он сам видел болотную нежить.
Но иногда надо жить так, будто все это глупые сказки. Иначе страх пересилит, а с ним совладать куда труднее.
Глава
Сайэнн ночью никак не спалось. То вставала она, то садилась на кровати, и, хоть вела себя тихо, все-таки нечаянно разбудила верную Минору, спавшую в комнатке рядом, за тонкой стеной.
— Госпожа? Что же вы так? — прибежала, едва набросив длинную кофту на ночную рубаху. — Случилось что?
— А как бы ты на моем месте, я вся в синяках, — огрызнулась молодая хозяйка: не хотела быть грубой, но служанка сейчас оказалась лишней.
— Да не так уж вы и ушиблись, мы ж вас хорошо осмотрели, — удивилась Минору.
— Значит, я простудилась. Ну, иди уже.
— Жара нет, — тревожно пощупала лоб, — Может, травок вам отварить?
