— Скорее уж, кобыла. Они спокойнее, самое то для новичка, — подошла Ариэль, взяла Антона за руку, прижалась горячим боком. — Жеребца объездить сноровка нужна.
— Слова не мальчика, но мужа, — подначил я.
Не девушку, Антона. Ибо произнёс последнюю фразу по-русски.
— Прости? — переспросила Ариэль.
— Говорю, ты права, старый конь борозды не испортит, но и глубоко не вспашет, — я уже во всю веселился, глядя, как краска заливает лицо Антона.
Надеюсь, это он смущается, а не злится.
Тем временем, Энтони с Маршаллом подали коней.
Теперь уже краснел я. Когда со страхом забирался. Когда неловко "нукал", пытаясь направить лошадь туда, куда хочу. Пегая косилась на меня правым глазом, мотала головой и стояла колом, не понимая моих желаний. Но потом сама пристроилась в хвост нашей кавалькады.
Добирались до места долго. По прямой всего ничего, километров пятнадцать, но с учётом рельефа, то да сё, вышло почти в два раза больше. Тропа была протоптана только на две трети, дальше, после брода через ручей, она убегала куда-то вправо, на юго-восток. А мы дальше пошли по едва угадывающемуся направлению.
— Охотники вверх не ходят, там дичи нет, — пояснил Энтони, кивая на склон, по которому змеилась едва заметная звериная тропа. — А та, что есть, жёсткая и невкусная. Горных козлов есть то ещё себе удовольствие, жилистые капец. У них не мясо, а резиновая подошва какая-то, зубы скорее сточишь, чем прожуёшь.
— А мы тогда чего туда прёмся?
— Так мы ж не за дичью, а за красотой, — рассмеялся парень и послал коня вверх.
Казалось бы, не пешком идём, верхом едем, быстро должно быть. Пустил коня галопом, час — и ты на месте. Если вам коня не жалко, можете так попробовать. Только не удивляйтесь, если он потом того, копыта откинет. В реальной, не киношной, жизни, на конях-лошадях передвигаются в основном шагом, со скоростью пешехода, 5-6 километров в час. Да и по местным буеракам, оврагам и холмам больше развивать небезопасно. На равнине да по хорошей дороге можно пару часов быстрым шагом гнать, там 10-12 кэмэ выжать получится. Но всё одно, полдня так скакать не получится.
Спина к концу нашего похода болела так, словно в позвоночник гвозди раскалённые забили. Но вид, открывшийся в итоге, стоил того.
Последние полчаса едва видимая тропа поднималась всё выше и выше, словно мы двигались по покатому склону холма. Небо, казалось, начиналось буквально в сотне шагов чуть выше, но впечатление было обманчивым, мы всё ползли и ползли вверх. Я уже перестал смотреть вперёд, взгляд уткнулся в красноватую почву под копытами моей лошадки, когда впереди внезапно раздался возглас Хелен:
— Ух ты, вот это красота! Невероятно! Шикарно! Жаль, нельзя выложить в инстаграм, весь курс обзавидовался бы!
Я поднял голову, но увидел только как тропа впереди ныряет в кусты, где как раз исчезал хвост впереди идущей лошади. Моя пегая последовала за товаркой, раздвинула широкой грудью заросли, и я ахунл.
— Мать моя женщина!
Мы стояли на небольшом скальном выступе, метров тридцать длиной и десять шириной, сужающийся к концу. Каменный палец.
И торчал он из гигантской чаши, глубиной метров двести, а о диаметре даже затрудняюсь сказать — её края убегали вправо и влево, на сколько хватало взгляда, едва заметно загибаясь к центру где-то на горизонте. Внизу, километрах в пяти от нас, раскинулась цепочка озёр, окружённых буйной зеленью. Паслись стада каких-то рогатых. Небольшое, голов в десять, семейство жирафоподобных величественно спускалось к водопою. В воздухе носились сотни птиц, больших и малых, одни охотились за насекомыми, другие — за пернатыми. Пастораль.
Словно попал в мультик "Король и лев", когда Рафики показывал всем новорожденного котёнка.
Француженка соскочила с лошади, выудила из рюкзачка зеркалку, забегала вдоль края выступа, затвор щёлкал со скоростью пулемёта. Я её отлично понимаю, не запечатлеть такое это преступление. Ни следа деятельности человека, ни тропки, ни-че-го, только дикая, первозданная природа.
Вот и мы не стали спускаться, чуть левее основания каменного пальца несколько огромных, с трейлер, валунов, прикрывали с трёх сторон небольшую поляну. В центре — кострище, на краю — запас дров, грубо сколоченные лавки из половинок брёвен. И ни соринки вокруг. Место популярное, облюбованное, местные берегут его чистоту.
Разбили лагерь, поставили палатки, развели огонь. Коней привязали чуть в стороне, у кустов, травку пощипать да нам своим запахом не мешать. Животные большие, на поляне с ними тесно, да и в сутки десятки кило съедает, и испражняется соответственно, так что поставили их с подветренной стороны, чуть в отдалении.
— Интересно, как такая красота получилась, — Хелен сияла, такой улов!
— Геологи говорят, что это метеоритный кратер, — Ариэль, положив голову на колени Антона, вытянулась вдоль костра. Девушка балдела от неожиданно нежных рук наёмника, которые тот запустил в её шевелюру и сейчас мягко перебирал локоны. — Они здесь уже три года каждое лето лагерем стоят. Ну, не здесь, а на северном склоне. Говорят, каменюка был большой, несколько километров в диаметре. И ударил с такой силой, как тысяча атомных бомб. Или даже сильнее. Землю и камни далеко разбросало, а пыли подняло так много и так высоко, что солнце ещё долго не всходило. Три года была зима. Тысячи видов животных, птиц, рыб погибли. Геологи говорят, всё это было совсем недавно, и десяти миллионов лет не прошло. По меркам эволюции — вчера.
— А они не рассказывали, какие были тут раньше животные? — Хелен, укутавшись в шёлковый шарф, словно в одеяло, сидела напротив, держась за кружку с горячим чаем двумя руками, словно утопающий за спасательный круг. Хоть и лето, но ночи холодные, да ещё и на возвышенности, так что было непривычно прохладно.
В Питере порою днём в июле холоднее, но к хорошему быстро привыкаешь, так что, всё относительно. Помню, как-то знакомая из Армении жаловалась, что у них зима выдалась холодная, "минус пять, представляешь! И снег по щиколотку выпал!". Я тогда посмеялся, а посмотрел календарь погоды в Ереване, и понял, что был не прав. Ведь для людей, у которых уже в середине марта на улице +25, а летом в тени все сорок градусов, даже небольшой минус реально беда. К тому же, центральное отопление в Армении не знали, так что...
— Нет, они же геологи, — грустно качнула головой Ариэль. — Они ищут золото, серебро, уголь, металлы. Вымершие животные не про них. Говорят, когда-то, в первые годы Нового Эдема, здесь работали археологи, где-то на севере, ближе к истокам Рио Гранде. Человек сорок их было, с жёнами, детьми. На собственные деньги снарядили экспедицию. Нашли много интересного на Чёрном Плато. Даже вроде какие-то древние поселения обнаружили там.
— А почему вроде бы?
— Потому что они исчезли, не успев рассказать, что же именно они нашли.
Археологи на Чёрное Плато поднимались долго, два сухих сезона. Шли не спеша, изучали отложения вдоль Рио Гранде. Река много где обнажила слои, которые накапливались десятки миллионов лет, нет-нет, да попадётся что-то интересное. Плато же внезапно для всех оказалось настоящим клондайком. Предположительно, оно раньше было дном какого-то большого водоёма, возможно даже, моря. Ветер и вода за миллионы лет размыли верхние слои, оставив почти что один базальт антрацитового цвета, из-за которого Плато и получило своё название. И в этом самом базальте археологи что-то такое нашли. Что именно, никто так и не понял.
Обычно, в конце сухого сезона археологи возвращались в Литл Рок, где пережидали дожди, систематизировали находки, чинили инструмент, заказывали новый. Но в тот год на зимовку они не спустились, остались на плато. Лишь выслали небольшую группу, которая закупила еду, топливо. Когда их спросили, с чего вдруг они решили там остаться, то внятного ответа не получили: мол, что-то такое группа вроде бы наконец-то нащупала, в конце лета нашли что-то очень ценное в пещерах ближе к Большому Перевалу. Там решили и переждать сезон, заодно исследовать находку тщательней.
— Это будет покруче ядерной бомбы! — так они говорили перед возвращением на плато.
В начале сезона дождей с ними пару раз связывались по радио, но чем больше набирала силу местная зима, тем реже были сеансы. Затем археологи вообще затихли. Все списали это на непогоду.
Однако, когда стихия успокоилась, связь с плато установить не удалось. Волноваться не стали: мало ли что могло случиться? Кончилось топливо для генераторов, сломалась рация, молния спалила антенну. Так что спешить с поисками не стали. Через пару недель в горы пошли первые охотники, их и попросили заглянуть на плато, передать привет археологам. Но те только зря делали крюк, никого и ничего они не нашли. Точных координат пещер никто не знал, последнее место летней стоянки археологов на самом плато было пусто, и по всему было видно, что люди покидали его организованно, никакой спешки не было.
Искать пропавших не стали. Слишком мало людей в Литл Рок, да и смысла не было. Если бы кто-то уцелел, то давно бы объявился. А если все погибли, то зачем тратить и так скудные ресурсы городка на бесполезное занятие?
Говорят, отдельные любители приключений пробовали искать археологов и место их последней стоянки. Кто-то ради наживы — всё таки, если люди погибли от зверя или в результате схода селя, например, то где-то должно быть много бесхозной техники, оружия. Другие из любопытства: что же всё таки заставило три дюжины человек рискнуть остаться в горах в мокрый сезон? Были ещё третьи, четвёртые... Но никто так и не нашёл и следа пропавших людей. Дождь всё смыл, если что-то и было.
— Говорят, что если во время дождя подняться к Большому Перевалу, то можно услышать, как разговаривают люди... — закончила свой рассказ Ариэль, грустно смотря в огонь.
— Ну и жути ты нагнала, сетрица, — Энтони, кряхтя, поднялся и пошурудил в почти потухшем костре, подняв тучу искр. Подбросил на красные угли пару сухих веток, подождал, пока огонь перекинется на них, положил сверху полено.
— Давайте спать, уже поздно. Нам завтра надо встать до рассвета, иначе пропустим то чудо, которое вы нам тут так рекламировали, — скомандовал Антон. — Первую вахту стоит Алекс, вторую — Энтони, я — последнюю. На посту не спать, за костром следить. Если вдруг что-то покажется не так, сразу будите остальных, понятно?
— Ариэль, ты, главное, дай Антону хотя бы часик перед сменой поспать, а то, боюсь, могу не добудиться его, — громко, чтобы слышали все, бросил в спину удаляющейся в свою палатку парочке Энтони.
Сестра только кулаком погрозила, но ничего не сказала. Уже одно то, что брат не расскажет Маршаллу о её с Антоном совместной ночёвке, делало девушку заложницей любых насмешек и издевательств со стороны Энтони на ближайшие дни, а то и недели.
Наёмник так вообще молча отвернулся. Мне показалось, или он вновь покраснел?
Год 27, ночь с 23 на 24 марта, с пятницы на субботу
Антон и Ариэль
Антон на шутки Алекса и Энтони краснел вовсе не потому, что ему было стыдно за сделанное, нет.
Ему было — нет, наверное, всё же не стыдно, а скорее неловко — за то, что он не сделал. И собирается не делать.
Как говорили классики: он не сорвал цветок невинности Ариэль. Да-да, несмотря на свой характер и откровенное поведение, девушка была всё ещё невинна. Даже толком целоваться не умела. Да и где ей научиться, если сверстников она видит более-менее регулярно только в мокрый сезон, когда родители отдают своих чад на учёбу в Джефферсон. А так до ближайших соседей, у которых имелись парни примерно её возраста, десять миль, на свидания не набегаешься. Да и кто отпустит? Плюс, правильное воспитание, строгая мать, любящий, но не менее строгий отец — у "женихов" не было ни шанса опорочить честь и достоинство девушки. Да она и сама, не избалованная и не извращённая соблазнами большого города, тусовками и прочими интернетами, расставаться с невинностью не спешила. Привычка же соблазнять всех и вся, кто вдруг оказывался в радиусе действия её чар, была скорее инстинктивной, как у любой красивой и немного стервозной девушки. Флирт не был запрещён даже во времена Скарлет О"Хары, а уж тогда-то знали толк в воспитании и манерах юных особ.
Антону сразу дали понять, что даже руки распускать лишний раз не надо, а уж о чём-то, кроме неловкого поцелуя, даже думать не следует. Маршаллу не придётся хвататься за винтовку, с ней отлично управиться и дочь. Так что... Наёмника это сперва позабавило, он решил, что это очередной "закидон" и просто кокетство, что девушка просто набивает себе цену, глумится и так далее. Но потом быстро понял, что это всё серьёзно. И ... ему это понравилось.
Ариэль оказалась на диво начитанной, что в наши времена встречалось редко. Её не интересовали сплетни о селебрити, кто с кем спит, инстаграмм, соцсети, лайки и репосты — этого в её жизни просто не было физически. И это было шикарно! Девушка, выросшая без смартфона-шпаргалки, готового предоставить тебе список умных мыслей и цитат великих людей, которые ты в любой момент можешь с умным видом вбросить в разговор как свои собственные, имела своё, аргументированное и сформировавшееся, мнение. С ней можно было поговорить о чём-то более высоком, чем мода и пожрать.
И парень влюбился.
За два дня. А может, и с первого взгляда, ведь что-то кольнуло тогда в сердце, при первом знакомстве. Он списал это на эффектную внешность девушки, но сейчас всё больше понимал — нет, зацепило его не только это. Взгляд. Живой, чарующий, манящий, осмысленный, полный загадки и тайны — взгляд не пустышки, но девы. И когда они с Алексом мотались за металлом для креплений, он не пошёл в аптеку, за чем-нибудь "к чаю", как подначивал его приятель. Он купил девушке кулон. Простой, серебряный, в виде пары целующихся голубей. Слишком смазливо и розово-сопливо, особенно для него, но ему вдруг захотелось подарить именно такое, наивно-юношеское, символическое.
Он краснел, когда выбирал украшение. Когда дарил. Когда слышал подколки. Краснел, потому что впервые с юных лет влюбился. Он не знал, как себя вести в такой ситуации, не помнил. И стеснялся своей неумелости любить.
Ариэль, как ни странно, ответила ему взаимностью. Взрослый, сформировавшийся, он был как та стена, за которой можно быть спокойной в любой жизненной ситуации. И он был достаточно молод, чтобы огонь не угас в его душе. Он мог рассказывать часами про разные страны и народы, про места, где побывал. Про невиданных зверей и чудных людей.
Вот и сейчас, вместо того, чтобы спать, они уже который час лежали напротив друг друга, подложив руки под щёки и разговаривали шепотом. О всём и ни о чём. Строили планы. Мечтали. Делились воспоминаниями детства. Или даже просто молчали. Им было хорошо, и это главное.
Время летело незаметно.
Фонарик, поставленный отражателем в пол, чтобы не выдавать парочку, начал светить тусклее, садилась батарея.
Алекс растолкал Энтони в соседней палатке, и сам отправился спать. Парни делили укрытие с Хелен, которой отгородили рюкзаками её половину, поэтому сменялись тихо, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседку.
