| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Зато большую помощь оказал всем нам Олег — вот уж, кто оказался совершенно неунывающим человеком! Нашу столовую он превратил в настоящий клуб, в котором по вечерам шел легкий веселый треп, а то и звучала музыка. Брату да Силва взял с собой полет гитару — к счастью, традиционную, без всяких электрических штучек, и под настроение радовал нас легкомысленными песенками на нескольких языках. Марк мог быть доволен: сделав все свои дела, мы не расползались по отдельным углам, а много времени проводили вместе, общаясь друг с другом.
Тем не менее, к концу недели мрачное, под стать освещению, настроение стало овладевать многими. Поэтому настоящей манной небесной стал для нас день рождения Джона. Посовещавшись с Хавьером, Эриком и Кэнджи, мы решили, что можем себе позволить небольшое транжирство. Рубку залили яркие электрические огни, и хотя горела только четверть светильников, нам они казались подлинным чудом. Ив, очевидно, растряс свои стратегические запасы и приготовил настоящий бисквитный торт, ароматно пахнущий персиковым повидлом. Сергей принес ящик игристого виноградного сока, и мы все вместе собрались в рубке, чтобы поздравить именинника.
— Друг наш Джон! — Я вышел вперед. — Мы все собрались здесь...
И вдруг в горле у меня пересохло. Позади всех, улыбаясь своей хищной улыбочкой, тихонько стоял Коржевский. Мы действительно собрались здесь все.
— Кэп!... — я не сдержал удивленного возгласа.
— Плохой бы я был капитан, если бы не знал, что творится у меня на корабле, — Коржевский вышел вперед. — Поздравляю тебя, Джонни! А ты продолжай, Константин. Сейчас командуешь ты. Я так понимаю, ты решил сам закончить это дело с отражателем и повторным запуском двигателя. Правильно! Так и надо действовать!
Так что пришлось мне поздравить Джона с днем рождения, а затем вручить ему подарок — роскошный агрегат для фиксации и записи статичных изображений (назвать это фотокамерой у меня просто не поднималась рука). Это было суперсовременное профессиональное устройство, с помощью которого можно было как снимать муравья в фас и профиль, так и делать роскошные панорамы с 360-градусным изображением. Причем, на основании снимков, сделанных этим устройством, можно было создавать голографии и даже фантомы высокой степени достоверности. Джон просто сиял. Он увлекался фотографией (термин остался тем же, хотя и заметно расширил свое значение за два века), но об аппаратуре такого класса только мечтал.
Интересно, а не на тайных ли складах находятся эти залежи подарков? И что в них еще припрятано?!
Мы немного пообщались с кэпом, на этот раз ничего не скрывая. Вернее, почти ничего: я не стал рассказывать ему о диверсии, предпринятой Мишей-Митчем, и попытке излишне тесного общения с Марком. Не то, чтобы я не доверял капитану, просто не хотелось грузить его еще и этими проблемами, пока он официально не вышел из лазарета. Тем временем, народ немного повеселился, а затем лишний свет отключили и начались... нет не танцы, конечно. Музыкальные выступления.
Как выяснилось, наш экипаж представляет собой настоящую кладезь талантов. На "переходящей гитаре" Брату да Силвы сыграли по очереди он сам, Олег, Сергей, Эрик и, что меня несколько удивило, Хавьер. Как позднее он смущенно признался, в детстве его учили музыке.
Я стоял вместе со всеми, молча слушая знакомые мне лишь чужой памятью мелодии, и прислушивался к своим чувствам. Похоже, музыка все-таки разбередила что-то в моей душе. Впервые за много месяцев меня охватила ностальгия — тоска и сожаление по давным-давно ушедшему в прошлое миру. На моем лице застыла приклеенная улыбка, но внутри меня все сильнее сжимала горечь утраты.
Мне было трудно дышать, надо было как-то выплеснуть, выразить эти обуревавшие меня эмоции. Из последних сил я внутренне улыбнулся сквозь боль. Ну, прямо волк из мультика: щас спою! В конце концов, попаданец я или не попаданец?! А попаданцам положено исполнять советские песни! Ну, пусть в моем случае не неизвестные, а основательно забытые, так какая разница?!
В моей прежней жизни я умел играть на гитаре, хотя очень давно не практиковался, а Константина был хороший голос. Дождавшись паузы, я вышел вперед и решительно забрал у Брату музыкальный инструмент.
— Когда-то давно мне случайно попался в руки диск со старинными песнями, — я был вынужден сделать паузу, мое горло душили спазмы. — Может, им было двести лет, может, — все двести пятьдесят. Я прослушал их, забыл и очень долго не вспоминал, но сегодня они почему-то снова всплыли в моей памяти. И я хочу сейчас сыграть их вам всем. Пусть наши предки, благодаря которым мы все сегодня живем в нашем счастливом мире и летаем к звездам, на несколько минут оживут среди нас!
Прикрыв глаза, я, сосредоточившись, сделал несколько проигрышей. Сначала неумело и неуверенно, но затем руки сами все вспомнили, и слегка непривычная слушателям — в этом веке играли немного не так — мелодия заполнила рубку. Несколько секунд я прислушивался к ней, а затем голос сам собой присоединился к аккордам:
"Призрачно все в этом мире бушующем..."
Песни сами выходили из меня без малейшей системы. За "...и снится нам не рокот космодрома..." следовала "Светит незнакомая звезда...", а ее сменяла "...у незнакомого поселка, на безымянной высоте..."... Я и сам не думал, что помню так много. Я пел и играл, чувствуя, как меня отпускает напряжение последних дней и месяцев, а мои товарищи слушали меня, затаив дыхание.
"...Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надежный причал..."
Мой родительский дом остался далеко в прошлом, в мире, которого уже давно нет. Я никогда больше не вернусь домой, не увижу никого, кто остался там, в навсегда ушедшем времени...
"Родительский дом, пускай много лет
Горит в твоих окнах до-обрый свет!"
Много, слишком много прошло лет, утекло безвозвратно... И все же, и у меня, и у каждого из нас есть свой родительский дом — Земля. Я не знаю, что нас ждет впереди, что нам предстоит свершить и что мы должны будем сделать, но это и мой дом! И я сделаю все, чтобы защитить его!
Доиграв куплет до конца, я резко оборвал мелодию. В рубке царила тишина. Все смотрели на меня. Я видел слезы в глазах Цветана и Дэвида. И оч-чень внимательный, настороженный взгляд Марка.
Ну что, попал ты, попаданец, или еще не попал?...
— Прости, Джон! — я вручил гитару да Силве. — Как-то расчувствовался я, забыл, кто сегодня у нас главный. Ребята! Кто там на розливе?! Давайте еще раз за Джона, нашего именинника, пусть все ему удается!...
Оставшиеся до завершения ремонта дни и часы пролетели быстро.
В полутемной рубке я рассматривал последнюю развертку отражателя. Сейчас на ней не было ни синего, ни фиолетового, только на месте бывшей кляксы виднелись небольшие красные обрывки на светло-оранжевом фоне, да по-прежнему пестрели оранжевые и темно-оранжевые с красными искорками оспины.
— С ними я уже не успел, — смущенно, словно оправдываясь, сказал Эрик. — Может, через две недели снова остановим ненадолго двигатель, посмотрим, что с ними? И, если понадобится, залатаем, не дожидаясь ежемесячной профилактики.
— Хорошо, Эрик, так и сделаем, — я кивнул. — А теперь все по местам! Приступаем к включению двигателя!
Само собой, я волновался. Ранее он у нас никогда столько не был в отключке — целых двенадцать суток! Сможет ли он теперь благополучно включиться в работу?!
Смог. Индикаторы на компьютерном экране и рабочих шкалах показывали нужные показатели, оживился после долгого перерыва счетчик скорости, возобновивший обратный отсчет километров в секунду. Хавьер отрапортовал о том, что антирадиационная защита перешла на питание от основной сети, а накопители снова приступили к зарядке, и шумно облегченно вздохнул. Цветан, во время чьей вахты произошло это знаменательное событие, весело рассмеялся.
— Ну что же, — я подошел к командирскому пульту. — Да будет свет!
Я щелкнул переключателем, и в рубке зажглись яркие лампы, на мгновение заставив нас зажмуриться. Точно так же, я знал, вспыхивали сейчас светильники по всему кораблю, а электрооборудование повсеместно оживало, возвращаясь к своей привычной работе. "Темные времена" кончились!
— Что, Костя? — ко мне неслышно подошел Коржевский. — Не жалеешь, что все позади?!
— А чего жалеть? — я пожал плечами. — Прошлое — оно на то и прошлое, чтобы оставаться позади. Меня больше интересует будущее. Принимаете, Анатолий Сергеевич, свои полномочия?
— Принимаю, — Коржевский, покряхтывая, уселся за свой пульт. — Ишь ты, теплое кресло. Нагрел местечко! Но ничего, Костя, твое время еще придет. Не знаю, каким оно будет, но, надеюсь, хорошее!
— И я надеюсь...
Нам ведь всем свойственно надеяться на лучшее, верно?
Глава K. Приближение к истине
— Связь?! — на всю рубку раздается нетерпеливый голос Коржевского.
— Сигнал устойчивый, — рапортует Олег, который, помимо электроники, отвечает у нас за все виды космической связи (а вот по внутрикорабельной — это к Стиву).
— До завершения фазы активного торможения шесть минут, — добавляет уже по собственной инициативе Цветан, не отводя глаз от экрана.
— Принято! — недовольно бросает кэп. — Ждем!
Скажу по собственному опыту: вот так ждать несколько минут, по-моему, тяжелее всего. Секунды тянутся медленно, но проходят быстро, а когда период ожидания измеряется часами, а то и днями, можно отвлечься и заняться другими делами. Сейчас же и капитан, и остальные сидят перед пультами в ожидании и боятся даже глянуть в сторону, чтобы не пропустить момент.
Мне в этом отношении легче. Как вахтенный пилот, я выполняю сейчас несколько иные обязанности и поэтому могу (конечно, в определенных пределах, не теряя постоянной бдительности) думать о более отвлеченных вещах.
Итак, по нашему календарю наступил май. Естественно, следующего, 2219 года. "Одиссей" осторожно крадется, если это слово применимо к передвижению со скоростью в двадцать тысяч километров в секунду, по дальней окраине планетной системы Хары. Если верить нашей системе навигации, а поводов для сомнения она пока не давала, нас отделяет от центрального светила порядка пятидесяти миллиардов километров.
С момента окончания "темного времени" прошло уже более шести с половиной месяцев. Для нашего экипажа они выдались на редкость спокойными — до такой степени, что мне в последние недели частенько приходят на ум поговорки о затишье перед бурей и о чертях, что водятся в тихом омуте.
Однако, как бы там ни было, никаких экстримов в нашей жизни не случалось уже больше полугода. Эрик полностью обновил покрытие отражателя в декабре, и с тех пор этот важный элемент нашего двигателя ни разу (тьфу-тьфу-тьфу) не доставлял нам беспокойства. Гравикомпенсаторы работают как хорошие часы, накопители в прыжковом блоке исправно запасают впрок энергию, которая понадобится нам (надеюсь) на обратном пути. Даже капризная климат-система на жилой палубе, после того как Кэнджи вырастил на фабере и поменял там несколько ключевых деталей, перестала капризничать.
Не возникало у нас особых проблем и в психологическом плане. Мичиёши совсем замкнулся в себе, но он и раньше был не очень общительным, так что его нелюдимость не бросалась в глаза. Разговорить его еще раз я и не пытался — в основном, потому что в капитанской каюте нам, в общем, было нечего делать вдвоем без кэпа, а в других местах я не был уверен в отсутствии прослушек. Точно так же не касался я скользких тем и в разговорах с другими членами экипажа, а Марка вообще сторонился, насколько это было возможно в наших условиях.
Новый год мы в этот раз отпраздновали без кинороликов сомнительного качества и свойства, но весело и живо. Мне подарили навороченный музыкальный синтезатор, позволяющий подобрать нужную мелодию даже совершенному непрофессионалу, от чего я, правда, тихо выпал в осадок. Да, такая штука мне была жутко нужна. Старинные песни, как ни странно, очень нравились всему экипажу. Даже кэп время от времени мурлыкал себе под нос: "Там для меня горит очаг..." — вот полюбилась ему эта мелодия, а Дэвид несколько раз пенял мне, что я не записал песни на вирт и не взял с собой. Поэтому на всех праздниках и днях рождения мой сольный концерт был обязательным номером, и моя, скажем так, ограниченность в музыкальных вопросах стала очевидной, в первую очередь, для меня самого.
Все это понятно, но откуда вообще на "Одиссее" взялся этот синтезатор?! То ли кто-то на Земле, формируя подарочные наборы на три Новых года и столько же дней рождения, решил, что мне понадобится эта штука, еще задолго до того как у меня вообще появилась мысль о такой потребности, то ли на каком-то из наших складов (уж не на секретном ли?) собрана большущая коллекция гаджетов на все случаи жизни?! И то, и другое вызывало массу вопросов, но я их не задавал. Сразу же после завершения "темного времени" я решил не отсвечивать, а, фигурально выражаясь, лечь на дно и дышать через трубочку.
Не знаю, выгадал ли я от этого что-либо, или нет, но спокойствию явно приходит конец. Начинается та самая работа, ради которой мы летели сюда полтора года. Три с лишним недели тому назад мы отправили в полет "Матку" — небольшой автоматический корабль, служащий носителем для двух десятков зондов. На скорости в без малого сорок тысяч километров в секунду "Матка" должна насквозь пролететь систему Хары немногим выше плоскости эклиптики и по дороге разбросать зонды для предварительного изучения наиболее интересных объектов. Ее возвращение на "Одиссей" не планируется.
Как и говорил давеча кэп, первым интересным объектом на пути носителя оказалась небольшая ледяная планетка, которую Ив обнаружил еще в начале апреля. Впрочем, по своим размерам — почти тысяча километров в поперечнике — этот объект тянет на вполне полноценную малую планету и даже получил у нас неформальное прозвище "Хара-Дальняя". Она и в самом деле дальняя: ее орбита настолько вытянута (эксцентриситет порядка 0,8), что в своем афелии, который она сравнительно недавно прошла, эта мини-планетка оказывается, по меньшей мере, вдвое дальше от Хары, чем примерная внешняя граница местного рассеянного диска.
В положенный срок "Матка" сбросила один из своих зондов, который как раз в этот момент, резко затормозившись, должен выйти на орбиту "Дальней". Точнее, сейчас мы получим от него сигнал, который добирался до нас почти шестнадцать часов. Поскольку "Матка" летит с постоянной скоростью, в то время как мы продолжаем торможение, она опередила нас на семнадцать миллиардов километров.
Вот, наконец, пошло! Уверен, что весь наш экипаж в эту минуту сидит перед экранами. Какой незначительной и неказистой ни была бы "Дальняя", — это первое небесное тело, принадлежащее чужой звездной системе, увиденное глазами человека. Нашими глазами!
Смотрел и я, конечно. Ведь именно ради этого, а не из-за каких-то там военно-политических интриг я полетел в космос! Узнавать доселе неведомое, видеть иные миры, прокладывать для человечества путь к звездам (извините за пафос) — вот для чего стоило очутиться в двадцать третьем веке!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
