Эхо войны. Ред2

— Ну спасибо, — бесстрастно отозвался комендант. — Вы сами давно в зеркало смотрели?

Я вопросительно приподняла брови. Мне в руки полетело карманное зеркальце. Не скажу, что заглянула в него с немалым интересом, но все же... Ну, появилось на лице пара свежих ожогов, а шевелюра из несимметричного полуежика превратилась в симметричный, неровно обгрызенный огнем по краю. Ну и что?

— Похоже, у вас в мозгу отсутствует что-то важное, по крайней мере, для женщины, и урезонивать вас бесполезно. Так что лучше спите дальше, — он встал и пошел к выходу. Обернулся в дверях: — Вы ничего мне не должны, и закроем эту тему. А если вам так хочется чувствовать себя обязанной, можете заткнуть свою совесть обещанием спасти мне жизнь, как-нибудь при случае. Учитывая положение дел, этот случай может вам представиться.

Торрили ушел, а я еще долго ломала себе голову над более чем идиотским вопросом — ну с чего он взял, что Мертвяком его назвала именно я?...

* * *

— Ну что? Не пробились? — Бэйсеррон, скрестив руки на груди, хмуро разглядывал растянутый на всю стену связной голо-экран с погодной картой.

Оператор, у кресла которого он стоял, обернулся, явив миру такое же хмурое юношеское лицо.

— Нет, — отрезал Зима без малейших признаков уважения к руководству. — Сами видите — межсезонье началось на месяц раньше. Связь не держится дольше двух секунд.

Вот уж кто не изменился ни на гран.

— Не будет изменений в течении получаса — перебрасывайте на сверхдальнюю связь, — поколебавшись, сказал Бэйсеррон и отошел. Заметил меня: — А, фарра, снова встали?

— Мне даровали высочайшее позволение, — я кивнула на коменданта, на другом конце связной что-то обсуждавшего со старшими офицерами. — При условии, что я буду маячить в пределах видимости. Говорят, Лидра все-таки дала пару кораблей под наши нужды?

— Поздно — лучше, чем никогда, — счетовод скривился. — Без малого месяц переливать из пустого в порожнее, чтобы выделить два корабля... И это еще пришлось задействовать все мои связи в верхах. А теперь еще и мы не можем с ними связаться — зимние ветра пришли рано, того и гляди, снег пойдет. И я представляю, что мне скажет наша гуманитарная помощь, когда узнает, что речь уже идет отнюдь не о зачистке старого корабля от безмозглых инопланетных паразитов.

— Когда они будут?

— На днях. Возможно, уже завтра.

Раскланявшись со мной, Бэйсеррон убежал — дел у него сейчас было ничуть не меньше, чем у коменданта, и никого не волновало, что по штатному расписанию он должен был сейчас сводить баланс в бухгалтерии.

Я вернулась к связисту. Мне казалось, что после Ледяной Корки что-то должно было измениться. Так почему не изменилось?...

— Здравствуй, Зима.

— А, и вы явились поглазеть, — парень вспыхнул мгновенно, как занявшийся хворост. Вздернул подбородок, процедил зло: — Давайте, выражайте порицание, чхать я на вас хотел!

— По поводу чего? — я удивленно посмотрела на него и нейтрально поинтересовалась: — Сообщение по поводу т'хоров в администрацию планеты что, до сих пор не отправили?

— У начальника смены спросите, а то как бы не измазали свою безупречность общением со мной, мразью. С вами потом ваши же дружки перестанут здороваться.

— Так, — я глубоко вздохнула. — Зима, я смутно припоминаю, что месяца эдак полтора назад ты просил у меня прощения и обещал не быть занозой. Что случилось?

— Какое теперь кому дело, что я обещал, — пальцы, автоматически бегающие по панели, пытаясь пробиться сквозь помехи, замерли. — Не волнуйтесь, все вам доложат и без меня.

— Полагаю, ты в любом случае считаешь себя несправедливо оболганной жертвой обстоятельств? — я смотрела на среброволосую макушку и молча ждала ответа. Уже побелевший шрам на затылке тщетно пытался скрыть по-другому зачесанный, косой, пробор. Значит, потеря дара оказалась необратимой — иначе не опустился бы он до работы простого оператора, живого придатка к машине.

Зима отвернулся. Пальцы забегали все по тому же маршруту, обрывая разговор. Да, пожалуй, это ответ.

Я снова поискала взглядом Торрили — по моему скромному мнению, корабли с Лидры неплохо было бы проинструктировать на случай большой бочки дерьма, которая, строго говоря, могла свалиться на нас в любой момент.

Тут же оказалось, что я опоздала: с разных сторон к коменданту целенаправленно приближались Диррхейм вкупе с нашим взводным и весь врачебный состав за вычетом медбратьев — Ремо, Тео и Коэни.

Проходя мимо Зимы, Тео подтянулся, а в глазах возникло колючее презрение. Лицо Ремо превратилось в холодную маску. И только Коэни, как всегда, страдал больше всех, разрываясь между теми, чьим мнением дорожит, и... Я смотрела, как он, идя последним, украдкой что-то шепчет, едва заметно проводя рукой по спине старшего юноши, как в огромных янтарных глазах плещется боль пополам с жалостью, и понимала, что права.

Зима молчал, сжав губы в нитку, не отводя глаз от панели. Только на долю секунды сбились пальцы с отработанного ритма, едва заметно дернулось ухо навстречу сказанным словам, непроизвольно расслабились под тонкими пальцами напряженно застывшие плечи.

Да что произошло, если даже Ремо, который вечно его жалел в том нашем безумном походе...

Я бросила косой взгляд на военных. Они прошли мимо связиста совершенно спокойно, но вот когда пересеклись с медиками... Штабной споткнулся, глядя на Тео, как на покойного брата, выползшего из могилы — со смесью суеверного ужаса и узнавания. Секундой позже он совладал с собой, но, натянув на лицо безразличное выражение, продолжал следить за парнем краем глаза. Тео же едва бросил взгляд в его сторону и повернулся к Ремо, что-то спрашивая.

Я чувствовала себя зрителем, пришедшим в середине пьесы. Или, хуже того — обманутой женой, как всегда, все узнающей последней.

Диррхейм, кто ты такой, в конце концов? Почему я, не предсказательница, увидела тебя во сне за два месяца до знакомства? Откуда тебя знает комендант, которого не знаешь ты? И откуда ты знаешь Тео, который не помнит тебя?

И что, боги мои, такое сотворил Зима?!

Так, мне срочно нужен Бэйсеррон. Только он всегда точно знает, что творится в этом бардаке. И, в отличие от коменданта, мне об этом расскажет.

Я решительно подошла у Торрили, все еще окруженному толпой, тронула того за рукав, собираясь дисциплинированно отпроситься к его брату... И тут это случилось.

Повскакивали с мест связисты, отшвыривая наушники, зашлась криком девушка-оператор дальней связи, уже вошедшая в пробный контакт. Экраны затянуло частой сеткой помех, погасли мониторы камер внешнего слежения.

Ремо бросился к бьющейся в судорогах оператору, сдернул с ее головы ленту-усилитель и наушник, вытряхнул из кармана комбинезона девушки ампулу с нейтрализатором иферена и воткнул иглу в тонкое запястье.

Я наклонилась и подобрала наушник. В динамике шипел и прищелкивал глухими помехами эфир. А поверх помех струились вязкие, низкими утробными переборами выворачивающие наизнанку волны. Наушник, кувыркаясь, полетел на пол.

Изнанка.

Т'хоры поставили вокруг форта барьер.

Глава двадцать вторая

Несколько эльфов сузили глаза, один шмыгнул носом. По человеческим меркам это означало, что на полководца обрушился вал гневных воплей.

Дмитрий Казаков

— Там, смотри. Нет, правее!...

Тикки сдвинула прибор ночного видения на затылок:

— Морровер, по-моему, ты со своими больными мозгами как минимум месяц в постели не долежала. Где — правее? Нет там ничего!

— Да вон же, я и так вижу! — я постучала по дужке своего, выставляя масштаб. Третий, самый дальний периметр, в визоре резко скакнул вперед. На первый взгляд все выглядело как обычно: две с половиной полуразрушенные стены и россыпь каменных глыб на месте остальных. Но сам воздух над ними будто отливал зеленым перламутром, а по земле прокатывались потоки зеленых искр, хорошо различимых в темноте.

Барьер.

Из-за стенного зубца высунулся взводный:

— Ты знаешь, Морровер, я вообще-то тоже ни хрена не вижу.

— Зато я вижу, — донеслось снизу. Оракул безмятежно рассматривал тихо шелестящие степными злаками поля, опасно высунувшись из бойницы этажом ниже.

— Но явно не то, что я... — оставив Тикки крутить настройки визора, я перебралась вниз, к Диррхейму. Поднятый по тревоге форт лихорадочно готовился к обороне, надеясь только на Лидру. А передовой разведывательный отряд, один из десятка — на меня, контуженную и с явными галлюцинациями.

— Смотрите, — командующий вытянул уцелевшую руку, указывая на большую дыру с неровными краями, уходящую под землю у внешнего основания стены. — Куда это ведет?

— По-моему, ответвление взлетного тоннеля. Форт стоит на холме, так что он под землей, как и ангар с мастерскими, выходит на южный склон. А что?

Не отвечая, он схватился за переговорник. А я вдруг увидела, как ожила, заклубилась чернотой земля внутри дыры, и изломанная тень сложилась в угловатую фигуру. Блеснуло тусклой зеленью в лунном свете крыло, короткое рыло на мгновение задралось вверх — к зубцам стен второго периметра, за которыми стояли мы, и нырнуло обратно в дыру.

Началось.

Штабной кричал в переговорник, чтобы перекрыли проходы от взлетной. Первый раз я видела, чтобы он скрежетал зубами от злости — в ответ на приказ оставаться на месте и вести наблюдение. Да, фарр Диррхейм, не все вам в начальниках ходить...

— Ждите. Четыре минуты, — прозвучал за спиной его неожиданно спокойный голос.

Я вытащила "мать", сняла предохранитель и высунулась из бойницы по пояс.

— Как далеко вы видите?...

— По-разному, — оракул неслышной тенью стоял у меня за спиной, тревожно вглядываясь в темноту. — И далеко не всегда то, что нужно.

Т'хоры взвились в воздух одновременно, закрыв половину неба огромным, сотенным косяком. И куда раньше обещанных четырех минут.

Затявкали "матери", выпуская распадающиеся жидким огнем заряды.

— Уходим! — цепкая рука схватила за плечо, выдергивая из бойницы. Северянин сорвал с пояса гранату и швырнул в темноту, с безупречной точностью попав в черный провал лаза. Сверху упали несколько световых снарядов — взводный тоже не остался в стороне от веселья.

Глухо, утробно грохнуло, взметнулся фонтан земли и дробленого камня, и неровная дыра обвалилась. Вдоль стены прошлась очередь тихих хлопков, и двор потонул в слепящих вспышках световых гранат. Мы побежали вниз, под прикрытие башен.

На стене третьего периметра стоял мужчина в темной одежде и смотрел на нас.

Я бежала за взводным и крыла себя последними словами.

Все-таки не убила... Когда ты уже сдохнешь, Бездной проклятая тварь?!...

Четырех световых снарядов нам хватило, чтобы добежать до башни и захлопнуть за собой бронированную дверь. Через полминуты она вздрогнула и пошла мелкими вмятинами, но пока держалась.

— Сойдет! К мастерской двигайте, там сейчас такая каша... — взводный отнял руку от переговорника и побежал к лестнице. Загрохотали где-то над головой автоматические охранные установки, смонтированные на крыше каждой башни; заходил ходуном каменный пол.

Я развернулась и, перекинув "мать" через руку, побежала следом за взводным, окунаясь в рев огня и грохот очередей.

Стрелять начинали уже на первом подземном этаже — вдоль стен, а то и поперек дороги валялись редкие обугленные туши. Я пристроилась взводному в тыл, на ходу натягивая шлем и включая жесткую фильтрацию шумов — двумястами шагами впереди, там, где технические коридоры открывались в громадный зал мастерской-ангара, т'хоров уже не успевали затыкать вовремя, и от пронзительных воплей звенело в ушах.

Я начинала думать, что практичнее было бы остаться глухой до конца войны, чем лататься после каждой атаки.

Взводный поднял руку и махнул вперед, побежав быстрее. Мы бросились следом, с разбегу выскочив из коридора в главный, подземный, ангар.

Интуиция опытных военных сродни телепатии, а то и превосходит ее. Прорвав строй солдат, с десяток т'хоров залетели в тыл, вспрыгивая солдатам на спины и сдирая шлемы. В воздухе висела знакомая едкая зеленоватая пелена: лишившиеся защиты лица разъедало до кости, выжигало легкие тех, кто вдохнул взвесь.

Так же, как и бежали, мы на полном ходу врезались в сухощавых тварей, пинками отшвыривая их от солдат. Тяжелые перчатки скользили, криптоновые пластины темнели и покрывались жухлой коркой от кислоты, плавился пластик на прикладе.

Я отодрала вцепившегося молодому парню в плечо т'хора за шею, швырнула к стене и припечатала короткой плазменной струей, боясь задеть своих. Подбежала и для надежности с размаху опустила приклад на скалящуюся морду, дробя череп.

Оглянулась — и бросилась на землю, подныривая под летящей на меня пылающую тушу. Перекатилась, вскакивая с "матерью" в руках, пальнула "веером" прямо в потолок, откуда пикировало еще три твари, и бросилась в сторону, уходя с линии падения. Последнего из тех, кто пробились, добивал взводный, но на и без того не слишком густой строй военных снова лезла болотно-зеленая, вопящая и стрекочущая крыльями волна.

— Быстрее, баррикада! Уберите раненых! — внезапно пробилась в эфир сквозь выстрелы и свербящие визгливые вопли на грани ультразвука. — Отходим!

Мимо пробежала Тикки, вскинув на плечо раненого — вместе с еще полудюжиной солдат, вытаскивающих сослуживцев из-под ног отступающей шеренги. Отстреливаясь, она пятилась к узкому проходу в коридор. Какой-то офицер схватил меня за плечо:

— Баррикада! — с трудом разобрала я сквозь вопли.

Я кивнула и побежала в тот угол мастерской, где стояли ящики с ломом. Схватила с кем-то вместе верхний и бросилась в коридор, потом — обратно. Еще один. Еще. И еще...

Отступающая шеренга аръергарда, наконец, дошла до коридора. Загрохотали ботинки бегущих по тесной кишке солдат, затявкали "матери" прикрывающих. Мы лихорадочно громоздили ящики один на другой прямо, оставляя только узкую щель для тех, кто еще не вышел.

Рявкнул последний заряд, последнего солдата в четыре руки выдернули в коридор, рванулась в пазы и намертво заклинила в режиме аварийной блокировки дверь в ангар, и я навалилась всем телом на последний ящик, закрывая брешь; бросил сверху еще один возникший рядом Маэст. Дверь ангара под слоем ящиков вздрогнула, пошла вмятинами и узкими длинными разрезами. Мелькнул черный длинный коготь, с размаху обрубленный ножом. Засуетились солдаты, подтаскивая из глубины коридоров все новые и новые контейнеры, камни, лом, заваливая ходящую ходуном дверь. Через несколько секунд начали подскакивать и ящики, будто были набиты не железом и камнями, а деревом и птичьим пухом. Мы навалились на них всем телом, упираясь ногами в скользкий каменный пол — два солдата, восемь, двенадцать, двадцать, — пока хватало места, пока тех, кого подпирали в спину в два, в три ряда, не перестало отбрасывать назад.

Десять секунд. Тридцать. Минута. Пять... Дверь затихла, или, вернее, затихла баррикада, поскольку двери под ней уже наверняка не было, целой уж точно. Солдаты начали с опаской выпрямляться и отходить, подозрительно оглядываясь.