— Я полностью с вами согласен. Только шпрехшталмейстер незаслуженное для меня повышение. Неужели вы позволите мне вместо вас открывать представление, и объявлять номера? Не верю. А учитывая небольшой сюрприз как раз для шпрехшталмейстера, боюсь этого места мне еще долго не видать.
Когда Сомов развернул сверток, взору предстали шесть одинаковых халатов с широкими и короткими по локоть рукавами. Халаты были неброского синего цвета отороченные зелеными полосками и с зеленым же полупришитым поясом.
— Ну и зачем это? — скривился Сугис.
— Униформа для работников манежа, которые меняют реквизит, расстилают ковер и прочее, — пояснил Сомов, — Выбегают они на манеж часто, а одеты кто, во что горазд, словно банда какая. Теперь же все будут выглядеть одинаково, не станут особо бросаться в глаза, а главное смотреться будут гармонично. Работают у нас на подхвате, все кто свободен, поэтому халаты безразмерные и запахнуться в него сможет любой. Время надевания минимальное — накинул, завязал простой узел, готово.
Сомов продемонстрировал, как это делается.
— Ну, в общем-то, да, придумано толково, но нужно ли? — засомневался владелец цирка, а потом хитро прищурился: — Впрочем, если ты сам заплатил...
Виктор укоризненно покачал головой и тяжело вдохнул.
— А там что? — спросил Сугис, указывая на еще один нераспечатанный пакет.
— А это как раз униформа для шпрехшталмейстера. Изначально предназначалась для вас.
Сомов развернул пакет и достал совершенно фантастический мундир. Встряхнул его, разглаживая складки, и выложил на стол перед владельцем цирка. Эта униформа была плодом компиляции из армейской одежды различных времен придуманная Виктором и фантазии портного сумевшего воплотить все это в материале. За основу был взят парадный советский китель генерала изумрудного цвета с красными обшлагами рукавов. Частично к нему был добавлен гусарский доломан с красным воротником стойкой и золотым шитьем на нем. Грудь была расшита золотыми шнурами с двумя рядами медных пуговиц начищенных до зеркального блеска. От офицерских мундиров наполеоновских войн были взяты золотые эполеты с бахромой. А завершали все это великолепие штаны-шаровары с красными лампасами.
Похоже, у Сугиса пропал дар речи.
— Нравится? — нарушил затянувшееся молчание Виктор и еще раз встряхнул мундир.
— Это... — Сугис поперхнулся и прокашлялся, — мне?
— Шпрехшталмейстеру, — язвительно ответил Сомов, — Надеюсь, вы не всерьез собирались меня им назначить. А то портной шил по размеру вашей рубашки, которую незаметно стащила Мона. Сюрприз хотели сделать.
Владелец цирка осторожно погладил мундир рукой.
— Роскошно выглядит, — произнес он, — Это ж надо такое выдумать. От шитья аж в глазах рябит.
— Может, померяете? — подначил его Виктор, — А то вдруг с размером не угадали? Придется портному обратно возвращать.
После этих слов Сугис решительно отобрал у Сомова мундир, но все еще не решался надеть его и вертел в руках рассматривая каждую деталь. Глаза у него горели.
— Смелее, господин Сугис, смелее, — подбодрил его Виктор, — давайте-ка я вам помогу одеться, а то пуговиц здесь довольно много.
Стоило владельцу цирка облачиться в униформу, как в фургон заглянула Мона. Заглянула, да так и замерла на пороге.
— Папа? — неуверенно спросила она.
Сугис смущенно посмотрел на дочь.
— Э-э, ну как тебе, дочка?
— Обалдеть! — выдала Мона, нахватавшаяся земного сленга от Виктора.
— Обалдеть? — недоуменно переспросил Сугис, — Это что значит — хорошо или плохо?
— Это значит великолепно, папочка, — Мона подскочила и поцеловала отца в небритую щеку, — Ты выглядишь, словно король.
Сугис, как не пытался сдержать эмоции, но все же расплылся в улыбке.
— Скажешь тоже, король.
— Вы и есть король, — поддержал девушку Виктор, — Настоящий король цирка и должны выглядеть соответственно этому званию.
— Ну, в общем, раз вы оба так считаете, — Сугис помялся, — Наверное, пришлось изрядно заплатить портному. Да, Чак?
— Изрядно. Но это подарок от меня и от Моны, — ответил Сомов и добавил, — А вот за униформу для артистов желательно было бы заплатить. Вы же знаете, господин Сугис, у меня не осталось денег даже на то, чтобы рассчитаться с носильщиком.
— Ладно, вижу теперь, что одежа нужная, так и быть заплачу.
— И еще, господин Сугис, завтра я хотел бы взять выходной.
Владелец цирка возмущенно уставился на Виктора.
— Для себя и для Моны, — не давая ему возразить, быстро продолжил Сомов, — Девушке необходим отдых. Мы в столице уже столько времени, а ни разу не выходили в город вместе. Только работа и работа. Усталость постоянно накапливается, рассеивается внимание и концентрация, а у гимнасток очень опасная профессия, связанная с риском для жизни. Вы же не хотите, чтобы с ней что-нибудь случилось. Я тоже не хочу. Поэтому завтра у нас выходной. Договорились? Замечательно. Ну, так мы пойдем, а за деньгами я к вам позже вечерком загляну.
Не дожидаясь ответа владельца цирка, Виктор и Мона, которую пришлось подтолкнуть к выходу, быстро выскочили из фургона.
— Нет, ну каков наглец, — пробормотал вслед Сугис, — Опять меня заговорил.
А потом раскопал среди реквизита зеркало, и еще долго крутился перед ним, разглядывая себя со всех сторон и гордо разглаживая усы.
— А ведь и впрямь король.
С утра Виктор и Мона катались на экологически чистом омнибусе, который неспешно тянула пара лошадей. Сомов хотел забраться по винтовой железной лестнице на крышу, где пассажиры сидели спиной к спине, и открывался отличный обзор, но Моне любопытнее показалось внутри салона и пришлось уступить любимой женщине. Они очутились в маленьком домике с закрывающейся дверью, стеклянными окошками и относительно жесткими сиденьями обтянутыми грубой материей и расположенными друг напротив друга. Пассажиры поглядывали на них снисходительно, а иногда и презрительно, безошибочно угадывая в девушке и молодом человеке приезжих провинциалов. В отличие от сонных горожан влюбленные сидели, как на иголках, вертели головами по сторонам и перешептывались, делясь впечатлениями от картины, проплывающей за окном. Да и в самом салоне омнибуса было немало любопытного. Одна табличка с правилами проезда чего стоила. Из нее Виктор узнал, что нельзя ставить ноги на сиденья, а нужно вытягивать их прямо перед собой, и не так, чтобы между ними был угол в сорок пять градусов, иначе это заняло бы два пассажирских места. Если кто-то желал сойти, то должен был держать деньги наготове и платить так, чтобы кондуктору не пришлось искать сдачу — он не банкир. Предлагалось вести себя вежливо, громко о политике и религии не говорить и не заставлять краснеть беззащитных девиц. Прямо так было и написано — "беззащитных девиц". Сомов с интересом огляделся в поисках беззащитных девиц, но все присутствующие дамы были с кавалерами и не выглядели ни беззащитными, ни даже девицами. Запрещалось провозить крупный багаж и собак. Также запрещалось плевать на солому. Ну да, под ногами в омнибусе была солома, предназначенная для сбора влаги и грязи. Окна были небольшого размера и, конечно же, не открывались, из-за чего в салоне было душно и мрачновато, несмотря на дневное время. В целом Сомов был весьма разочарован общественным транспортом Маркатана. В памяти Виктора неожиданно всплыл образ маршрутки, на которой он обычно добирался до университета. Однако, какое поразительное сходство.
Выбрались молодые люди из омнибуса в центре города, заранее приготовив деньги без сдачи, чтобы не нарушать правила проезда. Кондуктор-кучер принял их монеты, одновременно покрикивая на лошадей, прохожих и водителей встречных экипажей. Экологически чистый транспорт двинулся дальше, оставляя за собой след из цепочки экскрементов. Впрочем, навоз достаточно быстро убрали рабочие с метлами и ручными тележками. За чистотой в центральных районах города следили особо тщательно.
Виктор и Мона стояли в самом сердце столицы на королевской площади перед огромными дворцами правителя всего Останда. Дворцов было целых три, и они были отделены от площади высокой оградой и рядами аккуратно подстриженных деревьев. В ограде имелись громадные кованые двустворчатые ворота с богатым позолоченным орнаментом. На воротах замер караул из стражников в блестящих металлических латах и глухих шлемах, напоминающий внешним видом и неподвижностью роботов. В руках они сжимали вертикально поставленные пики с треугольными цветными флажками у наконечников. На площади было много народа, но к караулу никто не приближался. Не стали этого делать и Виктор с Моной. Уж больно грозно выглядела стража. Кроме пеших стражников и вдоль ограды дворцов и по самой площади иногда неторопливо проезжали парами вооруженные всадники.
Слева от дворцов на площади стоял высоченный собор Авра и Уры. Чтобы посмотреть на его вершину приходилось запрокидывать голову. Собор был великолепен и захватывал дух. Своим размером и архитектурным решением он нисколько не уступал земным соборам, а многие из них превосходил. Широкая лестница полная верующих людей вела к узорчатым бронзовым дверям утопленных в портале вимперга, украшенного резьбой, краббами и другими декоративными элементами. Собор опоясывали гранитные колоны сверху и снизу окольцованные бронзой. В многочисленных нишах и глухих люнетах прятались мраморные скульптуры и целые скульптурные группы. Венчал собор золоченый купол, идеально смотрящийся на фоне голубого неба. С самого верха собора сорвалась стайка белых голубей превращая все в идеальную религиозную картинку.
— Ох, как красиво-то, — не удержался от комментария Сомов, — Прямо так и хочется сказать — верую.
Богобоязненная Мона испугано пихнула его в плечо ладошкой. Она знала о легкомысленном отношении своего избранника к религии и, наверное, это было единственное, в чем их мнения расходились.
— Не говорит так рядом с храмом. Авр может рассердиться. Уйдем отсюда.
Она потянула Сомова в сторону.
— Ой, смотри! Там кого-то казнили. Как интересно. Пойдем, ближе посмотрим.
Виктор досадливо поморщился. Уж лучше было бы посетить храм и ознакомиться с его внутренним убранством, чем разглядывать чьи-то части тела. Но его уже тянули за руку к помосту, установленному здесь же на площади. Помост оказался не наспех собранным сооружением, а постоянным местом развлечений, сколоченным из старых потемневших от времени досок и не раз окрашенных кровью. Судя по отвратительному запаху около помоста, казнь свершили явно не сегодня. Как было заведено на длинном шесте торчала отрубленная голова казненного, а надпись на пояснительной дощечке гласила, что при жизни негодяй промышлял воровством. Не слишком ли суровое наказание для простого вора, удивился Сомов, или это был не совсем простой вор? Несмотря на ужасную трупную вонь, вокруг шеста с насаженной головой околачивалось много праздного народа. Среди взрослых были и дети. Им тоже было любопытно. Мона, как и другие с жадным интересом рассматривала отсеченную голову. Виктора это покоробило, а потом ему стало жаль девушку. Несмотря на все его влияние, Мона продолжала оставаться всего лишь дитем своего времени. Времени грубого и жестокого с неприкрытыми худшими человеческими страстями и пороками.
Сомов посмотрел на отрубленную голову с тусклыми стеклянными глазами, по которым ползали жирные зеленые мухи, а потом на сверкающий золотом купол храма в лазурном небе. Эмоции куда-то ушли и теперь он как-то по-новому увидел мир Осаны. И сверкающая золотом мишура храмов и выставленные напоказ протухшие человеческие останки не были противоположностями, они были единым целым этого мира. И это новое понимание что-то в очередной раз изменило внутри Сомова.
Вик обнял Мону одной рукой за плечи.
— Ну, насмотрелась? Тогда пойдем, поищем харчевню. Я проголодался.
— Пошли, — согласилась девушка, — Жаль только, что саму казнь не удалось посмотреть.
— Действительно, — насмешливо согласился с ней Сомов, — но ты не расстраивайся, насмотришься еще. Я так полагаю, что головы здесь рубят регулярно.
После весьма недурного обеда они продолжили экскурсию по Маркатану. Прогулялись по набережной до порта, где было тесно от кораблей и лодок, и где вода в реке пахла рыбой и нечистотами. Посетили железнодорожный вокзал к неописуемой радости Моны. У нее обнаружилась болезненная слабость к гигантским паровым машинам. Впрочем, и Виктора парка не оставляла равнодушным. Специально дождались отправления парки с вокзала и проводили уходящий поезд завистливыми взглядами. Не обошлось, конечно, и без женского шопинга по всевозможным и многочисленным лавкам. До самого вечера они гуляли по городу и вернулись в цирк очень усталые, но довольные и полные впечатлений и покупок.
Сомов блаженно вытянул гудящие ноги и разлегся на узкой лежанке в своем фургоне, а Мона умчалась хвастать обновками перед своими подругами. Оставшись один, Виктор предался своим мыслям и планам на будущее.
Можно было считать, что он нашел для себя место в этом мире. За безмятежные последние месяцы он полностью успокоился и настолько расслабился, что даже стал позволять себе земные привычки и земной сленг, не заботясь о том, что подумают окружающие. Ему нравилась работа, в которой он уже смог себя проявить, используя земные знания. И это было только начало карьеры. Ему нравились люди, которые его окружали — дружные веселые и открытые артисты. С ними было всегда легко общаться и работать. Его работодатель Сугис несмотря на напускную грубость и суровость, на деле оказался добрейшим человеком и что немаловажно для руководителя был весьма справедлив и в меру честен. Кроме того, Сугис часто шел навстречу Сомову, когда дело касалась предлагаемых новшеств в цирке, и вообще воспринимал Виктора в последнее время не как наемного работника, а как своего помощника. Возможно, дело здесь было в том, что идеи Сомова приносили реальные деньги. А считать деньги хозяин цирка умел хорошо. Виктор впервые зашел в этот цирк за пятьдесят медяков, а сейчас билет на вечернее представление доходил до десяти серебряных монет. Как же это не оценить? А может, дело было в любимой дочке владельца цирка Моне? Когда-то Сугис был категорически против их отношений и даже угрожал Сомову физической расправой, а сейчас вроде как даже и поощряет то, что они живут вместе.
В общем, хороший оказался у него работодатель. Виктор улыбнулся. Вчера вечером владелец цирка появился перед публикой в униформе шпрехшталмейстера. Не только зрители, но вся труппа была сражена наповал. Вот только штаны Сугис заправил в сапоги, чем слегка подпортил внешний вид, да и сами стоптанные сапоги требовали уже замены. Мало того он еще и плетку в них засунул. Купить ему сапоги что ли новые? А то ведь сам ни в жизнь не додумается. Придется купить, вздохнул Виктор и улыбнулся новой мысли. Он проталкивал владельцу цирка идею розыгрыша призов для зрителей и сейчас представил Сугиса в роли Якубовича из поля чудес, который объявляет басом нараспев:
— А теперь главный приз — жеребе-е-е-ц!
Сомов не выдержал и тихонько рассмеялся.
