Моя Святая Земля

Эральд обошёл комнату, заглянул за ширму — и обнаружил там форменный ночной горшок с крышкой, таз на треногой подставке и большой кувшин с водой. Номер люкс с удобствами, подумал он с невольным смешком. И я — уже не узник, а постоялец. Любопытно, чем кончится эта авантюра.

Он боится. Правильно боится. Кто знает, как ему будет с душой — не привык он с душой, неизвестно, что почувствует. И что было с его душой в аду? Зачем души демонам? В пищу? Для коллекции? В качестве источника энергии? Зачем?

И каково-то будет замученной душе Алвина в его замученном теле...

Эральд ждал долго. Туман за окнами посветлел и слегка рассеялся, но мутная хмарь так и стояла, а к полудню по подоконнику зашуршал мелкий дождь. Площадь перед дворцом, на которую выходили окна, была пустынна, будто город притаился, не зная, чего теперь ожидать. Время от времени на лестнице мерещились шаги, но только мерещились. Принести Эральду какой-нибудь еды Алвин, разумеется, не распорядился — то ли не подумал, то ли побоялся, что благого решат отравить — и Эральд старался не думать о тянущей пустоте в желудке. В конце концов, это не дыра на месте души — не смертельно.

Когда пасмур начал сумеречно сереть, Эральд задремал на антикварного вида диване, обтянутом светлой, вышитой райскими цветами тканью. Во сне, кажется, не вещем, а обыкновенном, шуршали по Невскому машины, из-за деревьев мёртвого леса пялились в спину неживые твари, скорбно смотрел с храмовой стены нерукотворный образ Творца — и тявкала крохотная собачка-звоночек.

От тявканья собачки Эральд проснулся — и понял, что слышит его наяву.

* * *

Марбелл ничего не успел. Он многого ожидал от королевской свадьбы, но не думал, что маленький некромант попадёт к нему в руки именно в этот день. Крайне некстати. У Марбелла не было на него времени.

Если бы шпик из Тайной Канцелярии не подстрелил бы щенка так удачно, всё вышло бы совсем грустно: ведь и держать-то негде, в сущности. Но рана сильно облегчила дело.

Марбелл зафиксировал мальчишку на операционном столе в лаборатории — только не ремнями, как всех, а серебряными цепями. Надел серебряный ошейник со Святым Словом. И когда убедился, что пациент не сможет кусаться, даже если очень захочет, принялся, не торопясь, обрабатывать рану.

Идеальная рана, просто идеальная. Сам Марбелл не придумал бы лучше: хорошая, надёжная рана, но не особенно опасная для жизни. Удаляя пулю, Марбелл невольно думал, как отлично можно будет всё это использовать.

Но ему помешали. В дверь лаборатории постучал какой-то смертный, да так настырно, что Марбелл заподозрил срочное дело — не от демона, а от кого-то из сильных мира сего.

Распахнул дверь с досадой, которую пришлось скрыть.

— Мессира желают видеть в Зале Совета, — сообщил лакей.

Марбелл кивнул, а сердце ёкнуло и провалилось. Зал Совета? Он не ослышался? Его приглашают на Совет? Демон всё же решил дать ему титул? По трудам — давно пора.

Но тут охнул и шевельнулся раненый щенок.

Марбелл, проклиная про себя судьбу, которая устраивает всё вроде бы и неплохо, но чудовищно не вовремя, плеснул в мензурку с водой пять капель Серебряного Тумана. Подумал — и добавил ещё пять. Разжал раненому зубы и влил воду ему в рот. Тело мальчишки вздрогнуло и обмякло.

Прекрасные сны. Серебряный Туман вызывает прекрасные сны, утишает боль и гасит волю. Ну, пусть деточка напоследок посмотрит прекрасные сны.

Марбелл вышел из лаборатории и запер дверь. Шёл — и невидимые крылья несли его.

В Зале Совета оказались уже в сборе все его участники — кроме демона, который, как полагается королю, всегда приходил последним. И лица королевской родни и слуг выглядели далеко не радостно, однако Марбеллу кивнули, и невидимые крылья снова подняли его к облакам: ага, принимают безродного выскочку! Не смогли обойтись без лейб-медика, который тут — второй человек после короля, если кто понимает!

— Простите мне опоздание, прекрасные мессиры, — сказал Марбелл, отвечая на кивки поклоном. — Меня задержали дела чрезвычайной важности.

— Раньше, чем начнётся Совет, — сказал канцлер мрачно, — вы, Марбелл, тоже должны узнать наши главные новости. Весь праведный мир — и Святая Земля как часть его — осиротели сегодня. Мы остались без Иерарха, Отца Небесного.

Марбелл подвинул ногой ближайшее кресло и сел.

— Как? — спросил он, на миг не совладав с удивлением. — Отец Дерек умер?

— Покоится в бозе, — кивнул канцлер. — Наставник-целитель сообщил, что в церкви с нашим Отцом Небесным случился сердечный удар. Иерарх умер полчаса назад.

— На этой свадьбе всё пошло не так, — сокрушённо вставил герцог Наджел, единственный приглашаемый ко двору родственник, смотритель северных провинций. — Его прекраснейшее святейшество переволновались... из-за этого самозванца и изменника, я так полагаю.

— Отличное предзнаменование, что и говорить, — буркнул генеральный прокурор. — Свадьбу придётся отложить из-за траура, потом ждать, когда Святой Орден выберет нового Небесного Отца — а народишко будет болтать, что это из-за глупостей, которые несла девчонка из Златолесья...

— Стойте-ка, — вдруг сообразил маршал, который никогда не отличался острым умом. — Это как — отложить? Никак нельзя откладывать. Ведь Оловянный Бор-то должен пойти...

— Помолчите-ка, Лонг! — довольно бесцеремонно оборвал его канцлер. — Думайте, что говорите.

— А что я сказал-то, чего никто не знал? — возмутился маршал обиженным басом. — Тоже мне, секрет нашли! Да государь на первом обеде с невестой так прямо и сказал: Златолесье будет нашей провинцией, точка.

Дамьен воздел глаза к небу с выражением "Боже милосердный, с кем приходится работать!"

— А как, прекрасные мессиры, прошу прощения, обойдёмся с самозванцем? — вкрадчиво спросил шеф Тайной Канцелярии.

— Никак, — отвечал канцлер со вздохом. — Забудьте. Его уже, можно сказать, нет. Государь решил им позабавиться...

Шеф шпионов улыбнулся наивной и весёлой улыбкой.

— Ах, проницательнейший мессир Дамьен, а знаете ли вы, что наш добрый государь, после довольно продолжительной беседы, пригласил самозванца в свою любимую гостиную в Западной Башне? И там они снова дружески беседуют, пока мы тут пытаемся разобраться в ситуации.

Канцлер оживился.

— Так это же прекрасно, мессиры. Я полагаю, что этот юноша может быть очень и очень полезен короне. Проявить милосердие, объявить его безумным... не знаю... одержимым — и сослать в замок, к примеру, в Медовый Приют. Или в Гнездо Ветров. На моей земле...

— Так ведь не получится, прекраснейший мессир, — возразил шеф Тайной Канцелярии, приподняв брови в этакой нарочито скорбной гримаске. — Ведь мальчик-то — не иначе, как посланец Тех Сил. Оказался ночью в запертом храме, который проверяли и монахи, и мои люди — э? — да ещё и в обществе проклятого. Расстроил свадьбу, смутил невесту. Взбаламутил народ — весь город уже неделю болтает о Благом, якобы, Истинном Короле. В довершение всего — уморил Иерарха. Ну ведь очевидно же, что он уморил Иерарха?

Маршал кивал, генеральный прокурор — тоже. Герцог Наджел тоже делал какие-то одобрительные жесты. Марбеллу было, в сущности, всё равно: ну, что это решает, в самом деле? У старого дурака от ужаса разорвалось сердце — меньше бы жрал, здоровее был бы. Вдобавок, члены Совета ещё не знают, что принц-регент тоже мёртв уже около часа — слуги думают, что он снова в беспамятстве, и пока что пусть себе думают. А дальше-то что? Решится, как всегда решалось. И благой король — тоже мне препятствие! Бриан, когда понадобилось, пристрелил его отца, как оленя — и Святая Земля не провалилась в преисподнюю, и даже храм Святой Розы ещё стоит. Мёртвых похоронят, кое-кого из живых заткнут на веки вечные — на том мир держится и будет держаться...

Но канцлер возмутился:

— Я вас умоляю, Холан! Это не разумно, более того — преступно расточительно!

— А! — воскликнул шеф шпиков. — Так вы верите, что мальчик — благой король?

— А вы — нет?

— И будучи убеждены в том, что мнимый самозванец — настоящий сын покойного государя — не осознаёте ли себя государственным изменником в любом случае? — осведомился шеф Тайной Канцелярии развесёлым тоном. — Дорогой Дамьен, простите, но ваше поведение нелепо — из уважения и любви не говорю "преступно".

— Я пекусь о казне, — упавшим голосом сказал канцлер.

— А вот не надо так печься о казне, — улыбнулся Холан. — Надо не на мистические силы надеяться, а работать, знаете ли. Зарабатывать деньги для казны. А не собственные карманы набивать, дражайший мессир. Лучше подумайте о том, как скорее устроить эту свадьбу — и будут деньги на перевооружение армии. Отважнейший мессир Лонг ведь на это намекал?

Марбелл, совершенно не желавший влезать в разговор, не выдержал;

— Прекрасный мессир Холан, — сказал он, — всё это звучит логично и здраво, но вы упускаете одно обстоятельство.

— Какое же? — шеф шпиков поднял бровь, и Марбелл порадовался, что его удалось выбить из невозмутимо весёлого расположения духа.

— Волю государя, — отчеканил Марбелл. — Вы не принимаете во внимание волю государя. Вот сейчас войдёт государь и скажет, что самозванца желает отпустить. Или жалует титулом. Или объявляет собственным братом. Или намерен зажарить и съесть. И что вы, прошу прощения, ему скажете?

— Хм... — задумался Холан. — Тогда вы скажете, Марбелл. Ведь в том и заключается главное, ради чего вас с вашей проклятой кровью, жуткой репутацией и сомнительным происхождением терпят при дворе. Вы, милейший, славитесь умением уговаривать государя. Именно поэтому вас до сих пор не сожгли в корзине, полной чёрных кошек.

Марбелл поклонился, думая, что если и скажет демону что-то в этом роде, то о том, как Холан, лейб-шпион двора Сердца Мира, поучал его, Марбелла, принуждать к чему-то государя. И от Холана в момент останется мокрое место, которое займут раньше, чем оно успеет высохнуть.

— Конечно, мессиры, — подытожил генеральный прокурор. — Конечно, тут должен быть громкий процесс. Вот ещё принц-регент бы... догадался промолчать...

— Что за процесс? — раздался от двери ледяной голос демона, поразивший увлёкшихся вассалов, как гром среди ясного неба.

Король стоял в дверях. Осунулся в одночасье, глаза красные, словно от бессонницы или слёз, под глазами — чёрные круги. Багровый туман ужаса окружал его и стелился шлейфом.

Члены Совета поднимались слишком поспешно, грохоча ножками кресел. Физиономии у них были перепуганные, и все, кроме Марбелла, пытались сохранить хорошую мину, но, очевидно, думали, сколько же прекрасный государь успел услышать.

— Сядьте, твари, — бросил демон в тихой ярости. — Говори ты, Марбелл.

Важнейшие люди Святой Земли сели, бледнея и стараясь шевелиться как можно тише.

— Мессиры Холан и Шодар считают, что юношу, объявившего себя в храме вашим братом, ваше прекрасное величество, необходимо судить и огласить результаты процесса, — с глубоким поклоном пояснил Марбелл, наслаждаясь ситуацией.

Демон рассмеялся. Шеф шпиков и генеральный прокурор вжались в кресла.

— Марбелл, ты шутишь! Они что, считают что-то там, не выслушав меня? Что-то новое в Малом Совете... Хорошо, что позвали тебя, отравитель. Ты, по крайней мере, всегда подставишь того, кто начнёт слишком много о себе воображать!

— Я ни секунды не был согласен с ними, ваше прекрасное величество, — тут же вставил канцлер.

Демон отмахнулся.

— Да знаю я, Дамьен! Ты уже сказал мне. Может, и уцелеешь, — сказал он с той ледяной весёлостью, которая пугала вассалов больше, чем гнев. — Что ж до прочих...

— Иерарх умер... — попытался вставить слово герцог Наджел.

— Ну и что? — хмыкнул демон. — Плевать я на него хотел, на живого или на мёртвого. А все эти ваши фантазии, благородные мессиры, можете засунуть поглубже и подтолкнуть кочергой. До горла. Пока я не позаботился о том, чтоб вам помогли это сделать. Ясно?

Члены Совета молчали, опустив глаза. Марбелл наслаждался триумфом, чистым, как утренний воздух.

— Вы приняли решение, прекрасный государь? — осмелился спросить канцлер.

— Нет ещё, — сказал демон. — Я запрещаю говорить об этом до завтрашнего утра. Кто зачирикает раньше, того прикажу ощипать — и на вертел. Всем понятно?

Марбелл счёл возможным улыбнуться:

— А что будет завтра, ваше прекраснейшее величество?

— День, — отрезал демон. — Пошли вон. Только ты мне сейчас нужен, Марбелл.

И напыщенные аристократы пошли, как миленькие, а Марбелл с удовольствием подумал о косности всех этих высокородных особ, так и не усвоивших за три года правления демона: надо учиться влиять на него, прочее — по боку...

— Пойдём, Марбелл, — приказал демон. — Надо поговорить.

Со мной хочет посоветоваться, подумал Марбелл почти с нежностью, но демон направился не в гостиную, а к лаборатории.

— Э... — попытался возразить Марбелл. — Ваше прекраснейшее величество, но лаборатория сейчас... не того...

Демон взглянул нетерпеливо и раздражённо.

— Я знаю! Ты ведь ещё не прирезал этого... однорукого, с располосованной мордой?

Марбелла внезапно прошиб холодный пот. Чего он совершенно не ожидал, так это интереса демона к маленькому некроманту — и этот интерес ему очень не понравился.

— Нет, — сказал Марбелл, пытаясь сохранить спокойствие. — А...

— За дверьми поговорим, — отрезал демон.

Пришлось отпирать и запирать снова. Демон сразу остановил взгляд на спящем щенке.

— Что это с ним? Он что, подыхает?

Марбелл улыбнулся, пожал плечами:

— Просто... пьян. Одурманен. Чтобы не дёргался, пока мы заняты, дорогой государь... Да что вам до него? Скажите мне лучше, как вы себя чувствуете, ваше прекрасное величество. Ваш вид меня тревожит. У вас снова болит голова?

Демон взглянул неожиданно враждебно:

— Хватит уже поить меня всякой дрянью, отравитель! Я сыт по горло, а ты уже мог бы сообразить, что твои зелья не помогают! Мне нужно другое... — и остановился.

— Что же? — вкрадчиво спросил Марбелл, которому было отчаянно не по себе.

— Можешь вернуть мне душу? — бухнул демон.

С демоном явно что-то стряслось. Марбелл снова услышал то, чего никак не ждал — жутковатое желание — и от этого жаркая волна прокатилась по позвоночнику. Демон поверил бреду, который нёс в храме благой, спаси нас всех и помилуй! И сейчас собирался уничтожить чохом сразу всё — и свою грандиозную будущность, и блестящие планы своего вассала-некроманта.

Глупость, какая несусветная глупость!

— Во имя всего святого, дорогой государь, зачем?! — воскликнул Марбелл, чуть не плача с досады. — Это, простите меня, ваше прекрасное величество, очень неразумно!

Он был готов к вспышке ярости, нормальному состоянию демона, которому возразили — но Алвин вздохнул и бросил с усталым отвращением:

— Ну вот, мы и выяснили, кто чего стоит, отравитель. Что, нравится служить одержимому, да? Травки, отварчики, вампирья кровь... Пичкаешь меня своей отравой, чтобы выпросить что-нибудь, когда мне полегчает, да? Пожалуй, моя боль тебе на пользу. Сука...