— Я тут связалась с дедушкой Тадеком, и он посоветовал поискать специалистов на Марсе, — отозвалась та. — Вроде революция в купольных технологиях под Проционом случилась в восьмидесятых годах, а на Марсе эти нововведения были внедрены ещё позже, значит, специалисты, имеющие опыт работы с системами предыдущего поколения, могут быть ещё живы. Официальный запрос на Марс за подписью Келли уже ушёл. Надеюсь, что через несколько часов нам ответят.
— Хорошо, тогда объявляем перерыв до получения ответа с Марса. И вообще выходной, днёвку, или как это называется в экспедициях, — подвела итог миссис Флинт.
Мара заговорщицки схватила Анджея под локоть.
— Куда ты меня тащишь? — поинтересовался он.
— Извиняться.
— Это как?
— Я опять неправильно веду себя с тобой. Настояла, чтобы мы поселились в одной комнате, как постоянные партнёры, а сама сорвалась в штопор с этим глупым допотопным компьютером и совсем не обращаю на тебя внимания...
* * *
К двум часам дня переписка с Марсом благополучно завершилась. Там и в самом деле нашёлся пенсионер, специалист по городскому хозяйству, который был не против слетать на Луну и повозиться со старинным компьютером.
Неожиданно Мара предложила Анджею лететь вместе с ней:
— Тут ты уже всё видел, а там живая купольная цивилизация. Там очень красиво.
— А у меня будет время рассматривать эти красоты?
— На месте разберёмся, — отмахнулась Мара.
Уже перед самым отлётом, когда Мара около шлюза проверяла надетый на Анджея скафандр, к ним подошёл Шварцвассер:
— Только не вздумай садиться на Марс на одной аэродинамике.
— Ну что вы, профессор, я же понимаю, что там за атмосфера. А главное, что там за диспетчеры. Буду аккуратно, всё по наставлению.
Как Маре удалось уговорить Джека остаться на Луне в качестве "полномочного представителя ВКФ", Анджей не видел, но в итоге они полетели только вдвоём.
Пять дней полёта пролетели как сон. Космический корабль, даже такой небольшой, как пинасса — это маленький самостоятельный мир, что бы там ни говорили отдельные снобы, не признающие миром даже Станцию Сириус. И оказаться в целом мире вдвоём с любимой девушкой — что-то необычайное. Анджей не помнил, занималась ли Мара в принципе управлением пинассой с момента ухода с окололунной орбиты и до входа в зону контроля диспетчеров космопорта Офир-восточный.
Когда Мара отправилась в кабину выполнять посадку, а Анджей сел в противоперегрузочное кресло, ему внезапно пришло в голову, что такое чудо бывает раз в жизни, и чего-то подобного этому полёту повториться уже не может. А значит, что-то должно измениться, и вряд ли в лучшую сторону...
Пинасса коснулась колёсами бетона, начала тормозить и через некоторое время остановилась. Потом что-то ткнулось в обшивку, послышалось лёгкое гудение. Мара выбралась из кабины.
— Вылезай из кресла и пошли в порт.
— А скафандры?
— Зачем? Это же цивилизованный порт с траффиком больше, чем у нас в Порт-Шамбале. Здесь подают переходный тоннель.
Переходный тоннель, гармошка из прозрачного пластика, протянувшаяся от люка пинассы до не такого уж большого здания космовокзала, позволял обозреть окрестности. Рядом с пинассой на бетоне стоял грузный трамп-тысячетонник. К северу и востоку простиралась красная пустыня плато Офир. К югу на горизонте сияло что-то светло-бирюзовое.
— Что это там? — спросил Анджей.
— Это хандрамит Кандор. Была часма19 — такой огромный каньон, её закрыли плёнкой, накачали воздухом — получился хандрамит, такой же, как Офир. Офир мы отсюда не видим, его здание загораживает, а Кандор — вот он. Вообще весь обитаемый Марс — это такие вот хандрамиты. Когда-то этот комплекс часм назывался "долины Маринера", так как их открыл межпланетный беспилотник "Маринер" в Первую космическую эру. Плохие межпланетные дроны наши общие предки научились делать раньше, чем хорошие телескопы.
Переходный тоннель кончился, и они оказались на нешироком балконе, опоясывавшем главный зал космопорта. На противоположной стороне на стене висели плакаты: "Добро пожаловать на Туму" по-русски, "Welcome to Malacandra", "Happy visit to Barsoom" по-английски и ещё с десяток разных названий.
Термин "Малакандра" Анджей с некоторым трудом вспомнил — кажется, так назывался Марс в какой-то английской фантастике докосмической эпохи. Как бишь звали этого автора? Оружейная какая-то фамилия... Максим? Браунинг? Стэн? Мимоходом употреблённый Марой термин "хандрамит" тоже вроде происходил из этой книжки. А откуда взялись остальные названия, он припомнить не смог.
Внизу под балконом располагались столики кафе. За стойкой бара скучал бармен. Все столики пустовали, кроме одного, за которым сидело трое людей в торгфлотовской форме. Вокруг них крутился, подавая блюда, типичный уэллсовский марсианский треножник, правда, маленький, в рост человека.
— Это что, у них юмор такой? — спросил Анджей у Мары.
— Ага! Это же Марс. Планета человеческих фантазий. Тут у всей планеты пунктик: как на Лемурии все бредят Древними, так здесь все норовят припомнить какую-нибудь докосмическую фантастику, в которой был описан Марс. Какое кафе ни возьми, обязательно будет названо в честь какой-нибудь прекрасной марсианки, в которую влюблялся пришелец с Земли. Тут даже городам дают названия из фантастики. Скажем, тот человек, которого мы должны привезти в Клавиус, проживает в городе Корада. Это отсюда почти час на рейлере. Ладно, подожди меня в кафе, а я схожу выполню кое-какие формальности, — с этими словами Мара исчезла за явно служебной дверью.
Анджей спустился с балкона и подошёл к стойке кафе.
— Добро пожаловать! — приветствовал его бармен. — Первый раз у нас на Марсе?
Анджей кивнул.
— Тогда возьми буклет, — бармен ухватил со стенда в углу стойки брошюру в глянцевой обложке и протянул Анджею. — Ты сам-то откуда? Смотрю, на такой фитюльке прилетел. Как только в неё воткнули двигатель Ангстрёма? Я был уверен, что таких маленьких скачковых кораблей не бывает.
— Не бывает, — подтвердил Анджей. — Это ВКФ-овская пинасса, а я прилетел на ней с Земли.
Бармен смерил Анджея взглядом:
— На офицера ты не похож. На экспедиционщика из МИСС тоже.
— А я и не тот, и не другой. Я журналист.
— Земной журналист? Который пишет во всякие земные издания? Не в National Geographic часом?
— И туда тоже. Может, видел в позапрошлом номере статью про Терранет?
— Ух ты! У нас тут добрых полсотни лет не было земных журналистов. А откуда ты на Земле?
— Из Вены. Это в Европе.
— Тогда давай сделаю тебе кофе по-венски за счёт заведения. Заодно скажешь мне, правильно ли я его готовлю.
Вооружившись чашечкой кофе по-венски, Анджей уселся за столиком и занялся изучением буклета-путеводителя. На первой странице было написано: "Марс — старейший из обитаемых миров". Анджей хмыкнул. "Хандрамиты долин Маринера — крупнейшие в Галактике искусственные сооружения". Здесь возразить было нечего — на более благоприятных для жизни планетах не строят перекрытий в десятки километров шириной и сотни длиной.
"Рейлер — самый быстроходный наповерхностный транспорт". В этом Анджей попробовал усомниться, вспомнив китайские дороги на магнитной подушке, но, вчитавшись, понял, что китайцам ничего не светит: рейлер, который был явным родственником тех дорог, ходил не только по хандрамитам, но и по поверхности плато к рудничным посёлкам, и вот на харрандре, где давление воздуха в сотню раз ниже, чем на Земле, он разгонялся до сверхзвуковых скоростей.
После этой краткой демонстрации достижений шла страница с описанием того, чего на Марсе стоит опасаться.
"Парциальное давление кислорода в воздухе хандрамитов значительно ниже, чем на большинстве обитаемых планет. При серьёзной физической нагрузке возможны одышка, головокружение и прочие неблагоприятные эффекты. Если в первые дни пребывания на Марсе у вас начнётся сухой кашель, немедленно обратитесь к врачу."
"Сила тяжести на Марсе примерно в два-три раза меньше, чем на других обитаемых планетах. Вероятно, вы не ощущаете этого после космического перелёта, так как в космических кораблях обычно поддерживается ещё меньшая псевдотяжесть, однако будьте осторожны во время физических упражнений."
"Содержание кислорода в воздухе хандрамитов достигает 45%. Будьте осторожны с открытым огнём".
Разлука, разлука
Из какой-то неприметной двери на первом этаже появилась Мара, подошла к столикам — и вдруг окликнула грузного пожилого человека в торгфлотовской форме:
— Кого я вижу! Дядя Захариос!
Тот, к кому она обращалась, обернулся, посмотрел на неё внимательно, а потом расплылся в широкой улыбке:
— Это же малышка Мара! Как ты выросла! — и встал из-за столика навстречу ей. Мара подбежала к нему, обняла, а потом взяла да и подкинула в воздух.
— Что ты творишь! Надорвёшься, я же тяжёлый! — завопил он, когда Мара поставила его на пол.
— Это же Марс, — ухмыльнулась Мара. — Тут всё в два с половиной раза легче.
— И давление кислорода тоже в два раза меньше. Задохнёшься.
— Ничего, я тренированная.
— Ну, рассказывай, — потребовал Захариос, немного придя в себя. — Как там Тадеуш, как Тордис, как твои родители, как Келли и Ким? Судя по тому, из какой двери ты вылезла, вы с Кимом уже можете говорить "Мы не ребята, мы капитаны", как балаклавские рыбаки царю.
— Мне бы мичмана получить, — с грустью сказала Мара. — Четыре экзамена ещё не сданы, а я тут мотаюсь по всей Солнечной системе. Капитан, как же. Сам свой лоцман, сам свой боцман. Одна за весь экипаж, с одним пассажиром.
— С пассажиром-то хоть познакомишь?
— Да, конечно. Анджей, знакомься, это капитан Захариос Ставраки, транспортник "Ариадна", из-под Арктура. А это Анджей Краковски, журналист с Земли.
Тут же Анджея пересадили за столик, где сидели офицеры "Ариадны". Мара устроилась там же.
— Анджей — тот самый человек, который может показать землянам, что Вселенная не ограничивается их маленьким шариком, — похвасталась она. — В сентябре я показала ему, как обслуживают спутники СНМ, так он такой репортаж сделал в National Geographic о нашем "Терранете"! А теперь Клавиус. Но это всё-таки немного не то. Клавиус — вообще какая-то техноархеология, город, заброшенный сто лет назад. А теперь вот притащила Анджея на Марс. Жаль, нет времени как следует тут погулять и посмотреть — надо срочно возвращаться, потому что мы прилетели за ценным специалистом для Клавиуса, а расположение планет ухудшается с каждым часом.
— А у тебя самого есть время? — поинтересовался капитан Ставраки у Анджея.
— Да я вообще-то фрилансер. Ради хорошего репортажа можно потратить и месяц, и два.
— Так послушай, парень, зачем тебе с ней возвращаться? Давай лучше с нами под Арктур. У нас стартовое окно только через семь дней, ещё успеешь тут нагуляться. И пойдёт у тебя по нарастающей: Луна, теперь Марс, а потом уже и под другой звездой побываешь. Человека, о котором так отзывается Мара, свезу бесплатно.
Мара ткнула Анджея локтем в бок: мол, соглашайся, пока предлагают.
— Э, и как же мои марсианские впечатления доберутся до читателей? — растерялся Анджей.
— Мы же будем идти к точке скачка целых две мегасекунды, — пояснил капитан Ставраки. — Успеешь сделать из своих впечатлений статьи, видеосюжеты или что у вас там полагается, и отправить по е-мейлу на Землю, пока мы будем в этой системе. А там разберёшься. Последнее время корабли что-то зачастили в Солнечную систему, так что больших задержек в доставке писем из-под Арктура не будет.
— А ты? — спросил Анджей у Мары.
— Что ж, если ты примешь предложение дяди Захариоса, попробую вызвонить мастера Брукмана прямо сейчас и попросить его приехать ближайшим рейлером. Чтобы улететь в течение двух часов, пока ещё возможен гравитационный манёвр около Венеры.
С этими словами Мара извлекла из кармана кителя обыкновенное зеркальце и начала говорить, держа его перед лицом.
— Зачем тебе зеркало? — удивлённо спросил Анджей, когда разговор был закончен.
— Неужели за время нашего знакомства я при тебе ни разу не общалась по видеофону? Это же очень просто — у меня камеры в очках, смотрят вперёд. А люди привыкли видеть лицо собеседника, поэтому во время разговора приходится держать перед собой зеркало.
По громкой связи раздалось:
— Прибывает местный рейс 144, Ноктис-третий — Офир. Высадка пассажиров будет производиться через второй шлюз первого этажа.
Анджей повернулся в сторону лётного поля и увидел, как два маленьких робота-буксировщика волокут к самому космовокзалу тяжёлый флиттер размером с автобус. Потом там что-то опустилось, зашипел выпускаемый воздух, и двери открылись. Из флиттера в зал повалила толпа радостно галдящих, преимущественно молодых людей в одинаковых ярких куртках и дружно направилась к стойке.
— Шеф! По рюмке можжевеловки каждому! — закричал на весь зал идущий впереди. — Мы сделали это!
— Что сделали?
— Первая очередь Ноктис-Лабиринта встала под закачку воздухом. Компрессоры уже третий час как пыхтят.
Новоприбывшие столпились у стойки, и Анджей разглядел на их куртках надпись готическим шрифтом "LebensRaum".
— Местные терраформисты, — каким-то бесцветным голосом пояснила Мара. — Что-то там доделали и радуются.
— И что, на Марсе все так бурно выражают эмоции? Больший процент кислорода в атмосфере, что ли, влияет?
— Почему все? Вот мы с тобой... Только что решили, что через два часа расстаёмся. Не знаю, на сколько. Может, навсегда...
— Ну хочешь, полечу с тобой обратно? — Анджей осторожно опустил руку ей на плечо.
— Не хочу, — отрезала Мара. — Не хочу, чтобы из-за меня ты изменял себе. Я же видела, как вспыхнули у тебя глаза, когда дядя Захариос предложил тебе пассажирское место. Мы с тобой уже говорили об этом. Помнишь — тогда, когда провожали "Марианну"?
Анджей прекрасно помнил тот разговор. Для него это было абстрактное сожаление о несбывшемся, загадывание желания на звёздочку, карабкающуюся вверх по небосводу. А теперь — вот, стоит за стеклянной стеной тысячетонная туша "Ариадны". А для Мары, значит, тот разговор был столь же конкретен, как и этот...
— Помнишь песню, которая тогда звучала в кафе? Где механик смеётся, а пламя в топке бьётся?
— Ты лучше вспомни третий куплет, — ответила она. -
И кто-то вновь вернётся,
Полсвета исходив,
Волна на берег рвётся,
Припасть к его груди.
На берег, на берег,
В который свято верят,
Который, как надежда,
Синеет впереди
Последующие два часа запомнились Анджею как-то сумбурно. Вот так внезапно и случается, что у вас остаётся ровно два часа до разлуки, и даже эти два часа вам не принадлежат. Зарезервировать слот в стартовой очереди, проследить за заправкой пинассы, рассчитать траекторию и убедиться, что манёвр у Венеры получится... да мало ли дел у межпланетного пилота-одиночки за два часа до вылета! Человеку, который не может помочь, лучше отойти и не мешать.
Анджей вспомнил старинное стихотворение:
