— Слушай, — зашептала она мне, — я так думаю, что ваша беседа затянется ещё надолго, поэтому я вот что придумала. Вы тут покалякайте всласть, а я хочу у себя мал-мал разгрести после погрома. Я ведь там так ещё и не была. Да и подобрать надо кой-чего из одежды. Я так поняла, что не сегодня-завтра мы к тётке нагрянем? Не поеду же я в этом? Или ты передумал?
— Ты всё правильно поняла, — я чмокнул её в щёку. — Скоро буду!.. Сезам!
Верный "джинн" вылез из бутылки.
— Я тут вам пожевать приготовила, — кивнула Настя на стол, прикрытый салфеткой. — А то ты вообще ориентацию во времени потерял: уж битый час моришь его своими баснями. Только не тяни с едой, а то тараканы мигом всё оприходуют. И сам не пропадай — жду! — чмокнула она меня в ответ и переступила кромку экрана.
Я вернулся к Саньке в комнату. Он по-своему понял наши с Настей переговоры:
— Я не вовремя? — И поднялся, собираясь уходить.
— Успокойся, — я взял его за плечи и усадил обратно в кресло. — Никому ты не мешаешь. Мы уже одни. Настя ушла.
— Ушла? Ведь я только чо собственными ушами...
— Не верь ушам своим, — улыбнулся я. — Домой я её отправил. Телепортировал.
Санька только головой покрутил. А я продолжил повествование о своих невероятных приключениях.
* * *
**
— Ты что, так ему ничем и не отомстил? — недоумённо проговорил Санька, когда я, окончательно выдохшись, захлопнул рот.
— Настя сказала, чтоб я не связывался, — пожал я плечами. — Овчинка, говорит, выделки не стоит. Хотя, если откровенно, я так не считаю.
— Я тоже! — воинственно сверкнул Санька глазами. — Представляю, если б он с Нинкой такие фортели выписывал! Уж я бы...
— А мне казалось...
— Что я только был бы рад избавиться от неё? — продолжил он невысказанную мною мысль. — Поздно, батенька! Раньше надо было думать. А сейчас она мне не просто стерва-жена, а ещё и мать Юльке. А это — сам понимаешь — накладывает определённые обязательства. Хоть я и готов её иной раз послать... на Альфу Центавра!
— Ну ты тогда меня зови, — пошутил я было, но он только криво усмехнулся. Я тут же поинтересовался: — О чём печаль твоя?
Он вздохнул и бросил на меня виноватый взгляд.
— Позволь мне угадать? — с ехидцей ковырнул я и, когда он обречённо махнул: валяй, мол, я уверенно произнёс: — Деньги назад принёс?
Он только головой покрутил:
— От тебя ничего не скроешь...
— А тут и скрывать-то особенно нечего. Всё было и так ясно с самого начала. А насчёт денег... Есть два приемлемых варианта.
— Какие же?
— Не знаю, насколько придутся они тебе по душе, — с сомнением произнёс я, — но слушай. Вариант первый: внушение. Обрабатываем Нинку, чтобы даже и разговоров не вела, что деньги не ваши...
Он усмехнулся:
— Её обработкой я занимаюсь уж сколько лет и всё безрезультатно, а ты надумал за один раз...
— "Товарищ не понимает"! — вспомнилось мне излюбленное Пашкино. — Неужели ты подумал, что я буду вести с нею душеспасительные беседы?
— А что, разве не так?
— Ради Бога! Вот эта штучка, — любовно погладил я браслет, — позволяет сделать это не отходя от кассы.
— Н-ну... а второй? — деликатно перевёл Санька тему в несколько иную плоскость.
— Второй вариант проще, без всякого "волхования". Ты оставляешь деньги у меня, но пользуешься ими по своему усмотрению. Буду у тебя камерой хранения. Или сберкассой, если тебе так больше нравится. Ну? Выбирай!
— Наверное, второй.... — задумчиво потёр он щёку. — Не подумай, что я не верю в твои чудесные возможности, но в первом варианте есть что-то такое... Не знаю, как и сказать...
— Давай без комплексов, Санька! Чего ты оправдываешься?
— Да нет, ты послушай... Ну, в общем, я привык к ней такой, как она есть. А если ты её... гм!.. подкорректируешь, то это будет уже не Нинка. Я просто не буду знать, чего от неё ожидать в этом новом исполнении. Так-то я приблизительно вычисляю наперёд все её реакции и, кстати, редко ошибаюсь. А в том, что предлагаешь ты... Ну, ты сам понимаешь.
— Делай, как тебе удобно! — сказал я, а он вздохнул и опустил глаза. — А будет мало — ещё нарисуем!
— Шутник! Мне бы с этим справиться...
— С нашими-то аппетитами? Что у тебя, что у меня?
Он иронично заметил:
— Тебе-то, я полагаю, и деньги не понадобятся. Смысла нет.
— Ты как-будто завидуешь?
— Если и есть, то самую малость. С миллионом-то в кармане?
— Не завидуй. Ведь у тебя есть я. Всё, что тебе потребуется — к твоим услугам! И в любое время.
— Угу, — он насмешливо фыркнул. — Тебе только и будет дел, что со мной возиться. Поселишься на какой-нибудь Кассиопее и будешь к нам раз в столетие заглядывать. Так, ради забавы. Ведь ты себе теперь можешь такую прихоть позволить. Ищи тогда тебя!
— А что? — подыграл я. — Мысль неплохая! Хотя... — скуксился я при воспоминании о Биэле. — Первый опыт общения с иными мирами тебе известен.
— Ну, здесь-то случай особый! — возразил он. — Ты с присущей тебе горячностью вступился за даму сердца. — Он поднялся. — Если не возражаешь, сделаем небольшой перерыв — курнуть надо.
— Давай. А я тут пока насчёт чайку соображу.
— Я бы на твоём месте только пальцами щёлкнул, — сказал он, обуваясь в коридоре.
— Ну нет, в этом удовольствии я себе отказать не могу!
— А! — он понимающе усмехнулся. — Ритуал!
— Вот именно!
* * *
**
Чайник ещё не закипел, а замок входной двери уже щёлкнул: Санька вернулся. Да не один: на улице его поймал направлявшийся ко мне Пашка.
— О! — воспрял я, увидев его физиономию. — Какие люди в нашем доме!
— Да ты знаешь, — преодолевая смущение и переминаясь с ноги на ногу, Пашка скосил глаза в сторону Настиной шубки, всё так же висевшую на вешалке. — Я это... Я на минутку... Можно тебя? — И он стал возиться с замком двери, пытаясь его открыть и приглашая жестом меня на улицу. — Дело есть.
— Да ты заходи! — рассмеялся я, видя, как он старательно гримасничает, делая значительное лицо. — Нет у меня, кроме Саньки, никого!
— А это чьё? — он ткнул пальцем в сторону вешалки.
— Ушла она. Проходи, не стесняйся.
Он выкатил свои буркалы и промямлил:
— Вроде не сезон...
— Да ладно тебе! — Я схватил его за рукав и чуть ли не насильно поволок на кухню. — Садись, чайку попьём. Музон новый есть...
Он плюхнулся на стул и смущённо пробормотал:
— Володь, да я по делу...
— Ну?
Он поёрзал и сказал извиняющимся голосом:
— Там это... Пиво завезли. Трояк не займёшь? — и тут же торопливо добавил: — До зарплаты?
Мне стало смешно:
— Какой хабар? Конечно, займу! Только зачем куда-то ходить? Пиво и у меня имеется!
Санька, до этого деликатно помалкивавший, удивлённо поднял брови:
— А что ж тогда: "чай", "чай"! Сказал бы, что пиво есть, я бы тоже не отказался!
— Так у меня тогда его и не было. — Я открыл холодильник и достал оттуда две запотевших бутылки только что сотворённого "Жигулёвского". — Как-то и в голову не приходило....
Пашка странно посмотрел на меня и спросил у Саньки:
— И чего она говорит?..
Я приложил палец к губам, давая Саньке понять, чтобы он пока молчал. Но тот удивился в свою очередь:
— Кто "она"?
Я поспешил объяснить:
— Это из репертуара Маврикиевны и Авдотьи Никитишны. — Санька скроил понимающую физиономию, а я бухнул бутылками об стол: — Угощайтесь, гости дорогие!
— ...Всё равно выбрасывать, — продолжил Санька за меня и пожаловался: — Ну ты и запечатал!
Крышка, в конце концов, уступила страстным уговорам и Пашка, отхлебнув полбутылки за раз, мечтательно закатил глаза:
— Щас бы рыбки!.. Может, сходить? — И он выразительно пошевелил пальцами.
— Не надо никуда ходить, — сказал я. — Повернись и открой вон ту дверцу, — мой палец ткнул в кухонный буфет ещё дедовой работы.
— У него теперь всё есть! — Санька незаметно подмигнул мне, пока Пашка разворачивал свой фюзеляж, чтобы выудить из недр старинного шкафа вязанку тоже только что сотворённой тарашки. — Ну, что я тебе говорил? — ухмыляясь, спросил он у Пашки, когда тот со счастливым лицом выпрямился на стуле, держа перед собой рыбу и плотоядно принюхиваясь к ней.
— Честно говоря, не ожидал! — И он принялся активно интересоваться её внутренним устройством. Обычно Вовчик у нас энтим не интересуется... — Он разом вылил в себя остальные полбутылки и довольно ощерился: — Хорошо!..
— А он, как видишь, и сейчас себе не изменяет, кивнул Санька на меня. Я в этот момент колдовал над чайником.
— А чё? — Пашка приглашающе указал на пиво. — Может, того?..
— Травитесь уж сами, — отмахнулся я. — Мало будет — ещё берите!
— А можно? — оживился скиснувший было Пашка. — А то смотрю я... — Он двумя пальцами небрежно взял выпитую бутылку за горлышко и покачал из стороны в сторону. — Фи...
— А вы, батенька, нахал! — усмехнулся размякший Санька.
Пашка уронил на стол бутылку и полез в холодильник:
— Да я чё?.. Я так...
— Ладно вам! — Я похлопал его по плечу. — Чревоугодничайте. И вот ещё, — я полез в карман, достал сотенную и положил перед ним: — Хватит?
У того глаза на лоб полезли:
— Да ты чё, Вовчик? Я ж трояк просил!
— Бери-бери! — Я придвинул к нему бумажку поближе. — Пока есть.
— Во даёт! — Пашка растерянно повернулся к молча ухмылявшемуся Саньке, как бы призывая его в свидетели. — Это ж моя зарплата! Наташка меня убьёт!
— А ты ей не показывай! — посоветовал я.
— "Не показывай"! — передразнил он. — Когда отдавать надо будет, тоже не показывать? Не-е... Не могу я...
— Считай, что я тебе презентик на день рождения подбросил, — задержал я его руку, пытавшуюся отодвинуть бумажку ко мне.
— "День рождения"! — опешил он. — Да у меня он аж весной!
— Я не забыл, — спокойно сказал я. — У меня тоже.
— Тем более, — для чего-то сказал Пашка. Он даже к угощению интерес потерял: бумажка приковывала его взгляд, но принять её он всё ещё не решался.
— Да ты не ломайся! — Санька деловито отхлёбывал из бутылки и потрескивал рыбой. — Дают, значит, бери!
Пашка шумно, с подвыванием, вздохнул и, пригорюнившись, подпёр голову рукой, не сводя, однако, взгляда с сотенной. Потом, вдруг очнувшись, подозрительно прищурился:
— А с чего это ты деньгами стал швыряться?
— Картину продал, — соврал я.
— Да ну? — обрадовался он за меня. — Это ту, с бабой летящей?
— Не, другую, — для чего-то сказал я и тут же пожалел, потому что Пашка живо заинтересовался этим фактом:
— Это какую же?
Я не нашёл, что ему ответить.
— Да какая тебе разница!
— Ну как же! — Пашка вновь проявил интерес к угощению. — И за сколько, если не секрет?
Я переглянулся с Санькой: сказать? не сказать?
— Ты всё равно не поверишь...
— Ну почему не поверю? — Пашка взял сотенную, похрустел ею и опять бросил на стол. — Если такими бумажками бросаешься, то уж, наверное, не меньше куска будет?
Санька прыснул прямо в бутылку.
— Бери выше!
— Да ладно брехать-то! — обиделся Пашка, скорее на реакцию Саньки, чем на меня. — Какой дурак в наше время станет платить такие деньги за картину?
— Я ж говорил, что не поверишь...
Ситуация повторялась. Только в более мелком масштабе.
Я встретился глазами с Санькой и услышал его чётко направленную мысль:
"Колоться будем? Или как?"
Ловок однако! Сам мысли не слышит, но пользуется телеграфом в одностороннем порядке. И недурно!
Я едва заметно покачал головой: нет. Всё равно из моих объяснений ничего путного сейчас не получится. Во-первых, Пашка уже навеселе, а во-вторых, чтобы рассказывать такое, надо, как говорится, клиента подготовить. А этим мы займёмся чуть позже, когда "клиент" попадёт в лоно семьи. Да и вообще, второй раз подряд рассказывать одно и то же? Нет уж, увольте!
Пашка хмыкнул в бутылку, отхлебнул и заметил:
— А пивко-то ничего! Где брал?
Я неопределённо махнул рукой:
— Да там, за лесом...
Пашка покосился:
— Что, тоже секрет?
— Почему "тоже"? — Я прекрасно понял, что он имеет в виду, но вызова не принял.
Пашка вздохнул, допил бутылку и, лениво потягиваясь, мельком взглянул на сотенную:
— Ладно, Володь, пойду я. Ты, вроде, грозился, что музон новый есть? Дашь послушать?
— А вертушка фунциклирует?
— О! — подпрыгнул Пашка. — Диски, что ли?
— Ну дык!
— Ты у нас прям богатенький Буратино! Дыркин подкинул?
— Неважно, — поднялся я.
— Чёй-то ты весь в секретах, в секретах! И чего там?
— Сам увидишь. Деньги-то забери!
Пашка испытующе подырявил меня глазом из-под кучерявой шевелюры и вздохнул:
— Ну ладно... — И тут же предупредил: — Только сразу отдать не смогу!
— Потом разберёмся, — отмахнулся я и пошёл в комнату.
Он посмотрел мне вслед, сгрёб со стола вожделенную бумажку, любовно свернул её, сунул в карман и криво усмехнулся, как бы оправдываясь:
— Змей-искуситель!
* * *
**
Когда захлопнулась дверь за обалдевшим от предложенного выбора пластинок Пашкой, Санька тоскливо вздохнул:
— Итак, продолжим нашу беседу?
Я улыбнулся:
— Какая уж там "беседа"? Пора приступать к практической части!
Санька аж засветился:
— Именно это я и имел в виду!
— Ну тогда прошу пассажиров занять свои места! — Санька заёрзал, поудобнее устраиваясь на диване, а я плюхнулся в кресло и торжественно провозгласил: — Сезам!
— Интересно, — прошептал Санька, изумлённо разглядывая возникший перед нами светящийся прямоугольник, — чья это "буйная" фантазия наградила его таким пошлым именем?
— А почему шёпотом? — спросил я.
На что он пожал плечами и ответил:
— Нервы, нервы...
Я с улыбкой припомнил, как сам вибрировал во время первого своего испытания и попросил:
— Сезамчик, Нью-Йорк, пожалуйста!
Я постарался как можно живее представить ту же улицу, по которой дед таскал меня чуть ли не волоком. Браслет послушно её воспроизвёл. Санька восхищённо затаил дыхание, всматриваясь в изображение, появившееся на экране.
— Вы с ним общаетесь, как родные...
Я почувствовал неожиданный прилив нежности к послушному аппарату и ничего не ответил. Только ласково провёл по нему рукой.
Над городом ночь распростёрла свои чёрные крылья. Видимо, это была улица не первой важности, потому что жизнь, бурлившая здесь днём, заметно поубавила в своей активности. Проще говоря, улица была пуста и только редкие прохожие, как тени, жались к тротуарам, стремясь прошмыгнуть как можно быстрее и незаметнее. Наверное, это имело свой резон.
Мы зависли над тротуаром где-то в полуметре. Рядом, как на заказ, огнями сверкала витрина, заполненная тем, что радовало наши с Санькой сердца: аудио— и видеопродукция всех мастей и многочисленные примочки к ней.
Санька довольно щурился, едва не облизываясь, смотря на вожделенное изобилие. Я и сам был очарован не меньше его. Глаза по привычке искали знакомые названия на конвертах пластинок, но удавалось это с трудом: кренделя и завитушки сильно затрудняли восприятие.
