Путешествие по миру ощущается так же, словно движение — всё, что можно удержать, ухватить и тем самым назвать своим.
Лениво размышляя, следя за раздувающей костерок Ферен, Аратан подумал, будто ему удалось понять природу войны, и мысль его может впечатлить самого Сагандера. Это когда протянута не одна рука; когда возникает спор над желаемым; когда готова литься кровь. Здесь нет ничего рационального. Песок просачивается сквозь пальцы, сыпется вниз из жадных рук, и лежит, когда притязающие уже ушли. Ничего рационального. Просто желание, сырое, как содрогания тела в ночи.
— Аратан.
Он поднял глаза. — Сержант Раскан.
— Свет быстро уходит. Идем со мной.
Аратан выпрямился. — Куда мы?
— Назад по следу.
— Почему?
— Потому что я так хочу.
Озадаченный Аратан пошел за мужчиной. Раскан шагал так, словно торопился оставить лагерь. Он снял поношенные сапоги и был в подаренных Драконусом мокасинах — столь драгоценных во мнении сержанта, что он завел привычку надевать их лишь по вечерам. Аратан не знал точно, но думал, что так оно и есть: дар господина, большая ценность. Это заставляло сержанта казаться младше своих лет, но не столь юным, каким ощущал себя рядом с ним Аратан.
Следы лошадей были заметны: выдранная трава, глубокие отпечатки подков — рваная полоса, так не подходящая открытому, плавно-холмистому пейзажу.
— Уронили что-то сзади, сержант? Что мы ищем?
Раскан остановился, оглянувшись на лагерь — но видны были лишь алые и оранжевые отсветы костра. До них долетал дымок, слабый и лишенный намека на тепло. — Отец желал, чтобы ты изучил пути плоти. Лег с женщиной. Он счел погран-меча полезной, ведь тут не нужно тревожиться о чем-то... политическом.
Аратан смотрел в землю, не решаясь встретить взор темных глаз Раскана. Сунул было палец в рот, чтобы пожевать ноготь, и ощутил след любовных игр прошлой ночи. Торопливо выдернул.
— Но чувства, что могут родиться между мужчиной и женщиной... да, этого не предсказать. — Сержант пошевелился, что-то бормоча, и продолжил: — Ты на ней не женишься. Не проведешь рядом остаток жизни. Она вдвое тебя старше, и ее больше, чем тебе нужно.
Аратан смотрел в темноту, желая сбежать, потеряться. Пусть Раскан высказывает жестокие слова пустым теням.
— Понимаешь меня?
— Нужно было взять больше женщин, — сказал Аратан. — Тогда вы смогли бы иметь свою.
— А не дырку в земле? Тут скрыто большее. В них больше, чем ты думаешь. Вот я о чем. Она не шлюха, не думает как шлюха. Как думаешь, за что мужчина платит деньги женщине? За отсутствие сильных чувств, вот за что. Твой отец счел, что тебе будет полезно. Несколько ночей. Чтобы ты освоился с этим делом. Но он не хотел, чтобы ты нашел женщину — полулюбовницу, полумать.
Аратан трепетал, ему хотелось ударить мужчину, выхватить меч и порубить на куски. — Не вам знать, чего она хочет, — заявил он.
— Знаю. Он послал меня к тебе — он знает, о чем мы говорим прямо сейчас. Более того, он взял Ферен с собой. Объясняется с ней так же прямо, как я. Все зашло слишком далеко, слишком...
— Да что тут такого?
— Она принимает твое семя...
— Понимаю.
— А когда понесет, выбросит тебя.
— Нет.
— Придется. Чтобы ты не потребовал дитя. Чтобы не украл его, когда вырастет, или когда тебе захочется.
— Я не стану. Я буду жить с ней...
— Отец не позволит.
— Почему нет?! Какая ему важность? Я ублюдок, он выбросил меня!
— Хватит орать, Аратан. Я пытался тебе показать. Пытался использовать доводы разума, но ты не готов, ты слишком молод. Отлично. Посмотрим, поймешь ли так: если вы продолжите, он ее убьет.
— Тогда я убью его.
— Верно, тебе захочется. Но он не желает такого разлада. Вот почему нужно покончить с этим здесь и сейчас. Тебя не отдадут за женщину из погран-мечей лишь потому, что тебе хочется, и не оттого, что она недостаточно красива или еще что. Оттого, что ей от тебя нужно лишь одно, и получив это, она тебя жестоко обидит.
— Зачем вы твердите одно и то же? Вы ее совсем не знаете!
— Я знаю побольше твоего, Аратан. Она потеряла ребенка — вот что я знаю. Это не догадки, тут всё очевидно. И теперь она засасывает тебя. Неправильно, всё неправильно.
— Отец прямо сейчас ее убивает? — Аратан шагнул мимо сержанта.
Раскан схватил его за руку и развернул. — Нет. Не этого он желает и, уверяю тебя, Ферен сейчас не столь нетерпелива, как ты. Она слушает; она внимает тому, что он говорит. Вашим ночам конец, уж поверь моему слову.
Аратан вырвался и побежал назад, в лагерь.
Миг спустя Раскан пошел следом. — Верно, — сказал он в спину бегущего мальчишки, — я знал, что будет нелегко.
Едва увидев, как сержант уводит Аратана, Ферен поняла, что случится. Когда Драконус подал знак, она выпрямилась. Сказала брату: — Не сожги жаркое — уже загустело.
Он хмыкнул, выражая понимание — всего.
Лорд повел ее в руины, к подножию кургана, у которого привязали лошадей.
Ферен не желала, чтобы ей долго ерзали по ушам. — Я сделала так, как вы велели, господин.
— Убери железо.
— Простите?
— Твой кинжал. Меч и пояс.
Она не шевелилась. — Вы хотите меня обезоружить, лорд Драконус? Хотелось бы знать, ради чего?
Через мгновение она лежала на земле, кости болели от силы падения. Что же произошло, он ее ударил? Непонятно. Она не ощущала следа от выпада кулаком или пощечины. Ошеломленная, слишком слабая, чтобы пошевелиться, она почувствовала, как он шарит по боку, потом услышала скрип — он сорвал пояс. Металл лязгнул, падая неподалеку. Следом полетел кинжал.
Она беспорядочно хватала его за руки, пытаясь оттолкнуть, пыталась подтянуть ноги... защититься...
Мужчина издал недовольное ворчание, Ферен ощутила, как ее хватают за локоть. Переворачивают на живот и волочат через траву. Она хотела закричать — позвать брата — но тогда прольется больше крови. Преступление затронет всех — слишком многих, чтобы... Если Драконус вознамерился ее изнасиловать, она стерпит. Месть можно отложить на долгое время.
Он втащил ее в проход между рядами валунов, в зернистом сумраке она видела, как мимо проползают неуклюжие стены дверного проема, и тотчас же ночная темнота сменилась тьмой более глубокой.
Она так и оставалась слабой, бессильной в его хватке. Какое-то волшебство? Сила от его возлюбленной Матери Тьмы? Тянуться так далеко, так легко отдать силу для гнусного использования этим мужчиной, консортом — нет, какая бессмыслица.
В тесных пределах гробницы — пол шел куда-то вниз — Ферен почуяла смерть. Древнюю, высохшую, слабую.
Ее влекли к длинному саркофагу.
Внезапный ужас обуял Ферен. — Лорд, — захрипела она — я сдаюсь. Не нужно...
— Тихо, — рявкнул он. — Здесь мы страшно рискуем.
Он отпустил ее ногу, вывернул ступню, заставляя перекатиться на спину, и грубо толкнул к краю холодного камня. — Лежи.
Она видела, как он склоняется, тянется к саркофагу — кажется, крышки нет — раздается шелест, треск и тихие щелчки, затем шуршание, как от песка.
Драконус вытащил труп на край гроба. Пыль полилась на Ферен, засыпала лицо. Она кашляла, задыхаясь.
Ногами он прижал ее с боков, удерживая на месте; прильнул к саркофагу. Она видела, что лорд словно сражается с сухим телом — существо было большим, кости ног толстыми и длинными. Черные волосы упали, закрыв Ферен лицо, обдавая запахом плесени.
Костистая рука внезапно прижалась к животу.
Судороги мучительной боли охватили Ферен, даже Драконус вынужден был отпрянуть — он пошатнулся, удерживая труп за обтянутое сухой кожей запястье. Тело накренилось, тяжко наваливаясь на ноги Ферен.
— Дрянь! — заорал он. — Двигай прочь, женщина — быстрее!
Рот трупа издал какое-то бормотание.
Перепуганная — волны боли в животе быстро утихали — Ферен выползла из-под тела.
Драконус нагнулся и уложил огромный труп в саркофаг. Он упал, поднимая тучу пыли и треща костями.
— Должно хватить, — буркнул он. — Благословение тебе, и мольбы о прощении, о Королева! Выбирайся отсюда, Ферен, да поскорее.
Она исполнила приказ, вскоре миновав тесное устье и увидев над головой круговорот звезд, ярких как подарки. Пробралась по проход, упала на колени, кашляя и сплевывая кислую грязь.
Драконус присоединился к ней, отряхивая брюки. Стащил перчатки, выбросил. — Собери оружие, погран-меч.
— Лорд...
— Я видел, как ты вздрогнула. Ощутил.
Она удивленно кивнула.
— Смерть и жизнь не приветствуют взаимное касание. Ты несешь дитя, Ферен. Семя растет в тебе. Теперь оставь моего сына.
Неуклюже собирая снаряжение, борясь с приступами неестественной слабости, она подняла глаза на Драконуса. Ощутив гнев: он все равно что ее изнасиловал. Она еще чувствовала касание мертвой руки на животе. Ферен оскалила зубы. — Забирайте же.
Ринт один сидел у костра. Ужин пригорел. Слишком мало воды в похлебке, слишком мало мужского внимания. Он не сомневался в том, что творится в темноте, и молился, чтобы слов оказалось достаточно — но сестра его женщина суровая, ее так просто не отвадишь. Драконус — лорд, но и он может обнаружить себя наедине с гадюкой. Мысль эта вызвала пронизавший кости страх.
"Навредишь ей — получишь войну. С Пограничными Мечами. Со мной. Я завалю тебя, Консорт, и в Бездну последствия!"
Он расслышал, как кричит Аратан, хотя не разобрал ни слова. Однако догадаться нетрудно. Хозяйский сынок вышел из себя, отброшенный от возмужания обратно в детство. Она так хотела. Но не сойдет. Драконус не слеп, что его намерения оказались искажены.
А вот со стороны развалин — не звука...
Через несколько мгновений Аратан показался из темноты, выйдя на свет костра. Увидел Ринта и замер. Гнев и стыд катились от него волнами, тело дрожало. На кратчайший миг взоры сплелись, затем сын Драконуса отвернулся.
Раскан появился сзади него, присел у котелка. Склонился, понюхал и скривился.
— Прости, сержант, — сказал Ринт. — Мало воды оказалось.
— Сойдет и так. — Раскан протянул руку за миской.
— Где они? — выкрикнул Аратан.
Ринт промолчал, а Раскан занялся наваливанием подгоревшего месива в миску.
— Ты не выиграл. Никто из вас. Она не боится отца, и я тоже.
"Слишком всё затянулось" . Ринт боролся с желанием встать, выхватить меч и отправиться на поиски. Сделай он так — Раскан воспротивится, проявляя власть, и дела пойдут худо. Двое ночных любовников способны развязать войну во всем королевстве. Они не станут глядеть дальше друг дружки, так всегда бывает.
— Аратан, — рявкнул он, когда юноша попытался покинуть круг света.
— К чему мне тебя слушать?
— Может, ни к чему. Но я гадаю, говорил ли тебе учитель насчет жертвенности? Отказе от желаний ради мира? Пробовал ли провести тебя от детства к взрослению? — Ринт пнул костер, послав к небу столп искр. — Мужчина понимает жертву. Знает, от чего нужно отказаться.
— Ты так потому, что у тебя нет женщины.
— Аратан, у меня есть жена. Она осталась в Райвене. Когда вернусь, найду сына — или дочку. Я припозднился, видишь ли, ведь я служу в Погран-Мечах, шли войны.
Кажется, слова возымели действие. Аратан стоял неподвижно, словно лишившись сил, потеряв волю.
— Зная заранее, — сказал Раскан, поднимая глаза от миски, — отослал бы тебя назад, найдя другого меча. Тебе нужно быть с ней, Ринт.
— Был у меня дядя, которого жена ткнула ножом в разгар родов. Слишком много нежничал и суетился.
— Убила?
— Нет, пришпилила заботливую руку к земле. — Он помедлил и добавил: — Говорят, он вытащил нож и вернулся гладить ей волосы. Но вскоре повивальные бабки его выволокли из комнаты. Так что все кончилось хорошо.
Раскан фыркнул.
Шаги возвестили о возвращении Ферен. Драконуса видно не было.
Сержант выпрямил спину. — Где лорд?
— Свершает приношения, — ответила Ферен. — Ринт, черт, ты всё сжег.
— Ну, да.
— Приношения? — удивился Раскан.
— Курган, — сказала она рассеянно, принимая миску.
Аратан стоял, не сводя с нее глаз, однако она никак не реагировала. Ринт понял: сестра уже рассталась с мальчишкой.
— Нет, — сказала Ферен в темноте. — Кончено.
Аратан отодвинулся, чувствуя себя потерявшимся. Слезы туманили глаза. Отец его правит всеми, а править значит — пользоваться. Всюду, куда не погляди, видно тяжелую руку отца. Она отталкивает, тащит, держит — где удар, там синяки и саднящие раны. Вот смысл власти.
Ему хотелось убежать. К утру он исчез бы... Но Ринт его выследит. К тому же от иных событий не сбежать.
Он прошел к вещам, подобрал гирьки, лежавшие в ящичке в совершенной последовательности. Одну за другой выбросил в ночь.
В дне пути к западу от Абары Делак Гриззин Фарл сидел около костерка, который разжег ради пойманного днем зайца. Настоящие охотники пользуются пращой или стрелами. Возможно, даже копьями — такими, каких у него много. Но Гриззин Фарл не был охотником. Он загнал животное. Довел до паники и подчинения. Но даже потом, держа трепетное создание на коленях, он потратил немало времени, поглаживая мягкую шерстку, изгоняя страхи, и поморщился, сворачивая шею.
Смерть — ужасная сила. Приносящему страдания никогда не отмыться. Он видел у охотников и скотоводов неоспоримую холодность духа, умение представить нужду как добродетель. Горе не касается душ, когда они забивают живые существа, ходящие на двух ногах или четырех, наделенные крыльями или скользящие в потоках воды. Нужда — сама по себе ответ. Нужно есть, нужно кормить, и смерть становится разменной монетой.
Эта истина ему не нравилась; той ночью, разгрызая мелкие косточки, он ощущал свое прозвание — Защитник — как пустую насмешку.
Утром он заметил двоих погран-мечей: они отвезли наставника Сагандера на север — наверное, в Абару Делак — и теперь торопились нагнать своих. Если они, в свою очередь, заметили Азатеная, то прожевали и выплюнули любопытство. Умы многих замкнуты, сосредоточены на одном и узки в интересах. Они живут, не чувствуя чудес. Однажды, вообразил он, все места всех стран будут заполнены такими мужчинами и женщинами, и каждый станет деловито отцеживать краски из мира. Ну, он не намеревается до такого дожить. Горе царству, в котором смелый смех встречают недовольными гримасами и сердитым возмущением! Серьезный народ не устает вести войну против радости и наслаждения, он и неутомим, и безжалостен. Пролагая путь жизни, Гриззин стоит против них, и в упорстве видит величайшую заслугу. Поистине защитник!
Мысль эта вызвала тихий взрыв смеха.
Увы, заяц не увидел повода присоединиться к веселью.
Едва сумерки сгустились в ночь, он увидел идущую с востока одинокую фигуру. Говорят, что случайность не предугадаешь, однако грядущая встреча вовсе не случайна, и он решил держаться настороже. Далеко на западе королева Тел Акаев забеспокоилась в вечной дреме, и нрав ее оставался скверным, несмотря на все усилия успокоения.
Старики так не любят молодых, и на пределе обоих состояний нелюбовь превращается в истинное отвращение. Глядите, как мерзки новорожденные; смотрите, как убого дряхлое старичье. Полные отвращения взоры вполне заслужены обеими сторонами.