Иан К.Эсслемонт Пристань Мертвого Дома

Верховная жрица Салин не объявила точное время казни, верно?

Подозрение грызло стену покоя, столь тщательно отделившую его от страхов и сомнений. Он начал запинаться. Что же делать?

Один из Клыков толкнул его вперед. Тайскренн зашагал, думая: "Ну, если они зашли так далеко... может, мне не стоит быть столь послушным...."

Впрочем, опасения рассеялись, когда жреца ввели в камеру ожидания Гражданской Ямы. Похоже, казнь состоится днем.

Утренний свет косо падал сквозь узкие пыльные окна. Камера наполнялась дневной жарой. Нарастало приглушенное бормотание. Кажется, собралась изрядная толпа. Затем раздался тихий стук в дверь. Он поднял брови. Неужели? Вежливый стук?

— Да?

Клык открыл дверь, вошла служительница в белой рясе. Обеими руками она держала глиняную чашу с густой темной жидкостью.

Тайскренн узнал "милость Д'рек" — одуряющее снадобье, которое притупит грядущую боль. К сожалению, оно подавляло и разум. Молодая женщина выставила чашу, понурив голову.

Он покачал головой, изумившись, что пришлось проглотить слюну, чтобы сказать: — Нет.

Она склонилась сильнее. — Не нужно храбриться, Тайскренн.

— Не желаю идти к Д'рек с отуманенным рассудком.

Служка кивнула. — Понимаю. — Отошла к двери и застыла там, вся дрожа. — Мне жаль, Тайскренн. Не все согласны с этим.

Он нахмурился. Не согласны с чем? С казнью? С возвышением Телло?

Клык Д'рек схватил женщину за руку и вытащил из камеры, с грохотом захлопнув дверь.

Он сидел в тишине и морщился. Неужели была фракция, готовая пойти за ним? Неужели своим бездействием он развалил ее? Но он ничего не просил и ничего не желал!

Так он сидел, слыша нарастающий и стихающий рев, смех — казнили преступников, мелких нарушителей правил культа — пока не раздался одинокий голос. Неразборчивыми сквозь камень словами он объявлял его выход, перечислял так называемые преступления.

Разумеется, вскоре дверь открылась, Клыки поманили его наружу. Встав, он поразился: во рту было сухо, ладони вспотели, излучая жар. Лишь плоть, напомнил он сам себе, страшится неминуемой гибели. Лишь плоть.

Его вели по узкому коридору меж грубо стесанных каменных блоков. По сторонам виднелись камеры с осужденными; вонь мочи, кала и пота пропитала спертый воздух. Тайскренн не ощущал неудобств, едва замечая окружающее; он знал, что скоро станет куда хуже. Сквозь двери впереди сочился скудный свет, давая видеть надписи на стенах, вроде: "Скажите Герине, я любил ее", "Будь проклята сука Салин" и "Прости вас Д'рек".

Клык впереди вынула алый пояс. Поманила его к себе, велела повернуться. Странно ошеломленный, Тайскренн повиновался. Руки его были туго связаны поясом.

Он едва слышно фыркнул, признавая жест. Телло, похоже, не был лишен поэтического дара.

Железный засов лязгнул, тяжелая преграда заскрежетала, отворяясь; Тайскренна вытолкнули на ослепительно яркий песок Гражданской Ямы. Он долго моргал, приспосабливаясь к свету, вокруг нарастал рев, мучительный ураган криков, аплодисментов, воплей, брани и приветствий.

Поглядев вперед, он нашел ярусы почти полными. Салин и Телло получат свою долю славы.

Он послушно вышел в середину широкой круглой ямы. Под сандалиями хрустели тысячи сухих хитиновых панцирей. Солнечный жар обрушился с небес, а он даже не мог высвободить связанные сзади руки, прикрыть глаза. Тайскренн проклинал жару: одежда его мигом пропиталась потом и тяжело обвисла на теле.

Пот, подумал он отстраненно и методически. "Я так потею, потому что... испуган. Вот. Сам сказал. Могу признать. Ужас перед неведомым. Хотя бы в этом я един с окружающим стадом".

Примерно в центре он встал и обернулся к главному ярусу. Яркий свет не давал различить лиц — только море темных ряс. Мало-помалу крики и рев стихли настолько, что одинокий голос смог прорезаться над злобным бормотанием.

— Тайскренн! — прокричала верховная жрица Салин.

Он вздернул подбородок, надеясь, что в этом увидят непокорство и гордость. Впрочем, он задыхался, сердце частило, сигнализируя неизбежную слабость плоти. "Дыши глубже", велел он себе.

— Твои преступления против единства культа были исчислены, приговор написан. Ты найден виновным в возвышении самолюбивых желаний над верой в Д'рек. Скажешь последнее слово, прежде чем свершится ее суд?

Странно, думал он, моргая, стоя пред всеми, как жадные до власти люди стремятся обвинить оппонентов в собственных грехах. Он открыл рот, но не нашел в себе сил для речи. Сияние солнца заставило глаз слезиться — откуда еще могли взяться влажные потеки на щеках? А стеснение в груди, не дающее проронить ни слова — конечно же, это праведный гнев!

— Ничего? Молчишь? — бросила Салин. — Даже не будешь молить Д'рек о снисхождении?

Ее заявления ужалили Тайскренна сильнее, чем вся нелепица суда, трусливая подлость приговора и фарс милосердия. — Молить? — прокаркал он слабым голосом. — Этовамнужно молить о снисхождении!

Однако Салин уже дала знак барабанщикам, громовая какофония лишила его последних надежд быть услышанным. Тем не менее темная масса рядом с Салин, которая могла быть Телло, зашевелилась — то ли в смущении, то ли от боязни, что он сдастся перед самым концом.

Однако он не желал давать им такого удовлетворения.

Он встретит Д'рек с большим достоинством и храбростью, чем все другие... хотя все сильнее его беспокоили глаза, влага жгла их, а он не мог утереться...

Тогда он повернулся ко всем спиной и стал ожидать конца. Грохот барабанов сотрясал песок под ногами, земля вибрировала, созывая своих обитателей. Он знал: там, во тьме пещер и лазов они шевелятся, ползут, слыша зов. Скоро они насядут на него, киша, кусая, заползая в рот и ноздри, пока он не...

Тайскренн яростно заморгал, ноги вдруг заколебались, готовые отказать.

Жара, решил он. Всего лишь треклятая жара...

Шуршание прибывающей орды донеслось до него. Казалось, оно стало громче барабанов. Вокруг, все ближе... Он моргал, избавляясь от слез, желание бежать стало неистовым. Нет, сказал он себе. Погоди!

Колючая волна захлестнула ноги. Бесчисленные коготки трогали плоть. Миллионы ножек бегали по лодыжкам.

"Погоди! Нет! Не так... я хотел не этого..."

Нарастающее онемение от стоп ползло выше, ему было трудно стоять. Тайскренн пал на колени — ли ему так показалось. Паразиты поднимались приливом или он проваливался в их гущу? Он не понимал.

Онемение захватило грудь, за что он был благодарен, ибо колышущийся ковер насекомых уже охватил потный рот и закрытые глаза. Он не мог закрыть ноздри, и они заползали туда — крошечные серебрянки и хищные личинки. Затем дыхание вырвалось, подобно взрыву, и твари потекли в открытый рот.

Он давился, давился, корчась, извергая рвоту в попытках вдохнуть. Но ни одна порция воздуха не смогла бы проникнуть сквозь море удушающих паразитов. Он неслышно вопил в отвращении и отчаянии, кои не выдержал бы ничей разум. К счастью, и его разум сдался. Снизошла темнота...

* * *

Гражданская Яма была на другой стороне города, но Зилла могла слышать отдаленный шум и рев собравшейся толпы. Даже во дворе дальней капеллы храма она не сумела скрыться от происходящего.

Воспоминания растянутся на весь остаток жизни.

Она охватила грудь холодными руками, шагая по тропе. Почему глупец еще здесь? Неужели ему не хватило? Он пойдет до конца, чтобы доказать?

Мысль заставила ее примерзнуть к месту.

Конечно же, пойдет. Он был прав. Он сознавал себя правым. И готов был на всё, чтобы доказать невиновность.

Телло обещал ей, что да такого никогда не дойдет. Что он сошлет его в новую жизнь на материке.

Блюститель! Она схватилась за каменный край парапета над морем. Будь он проклят! Человек, полный лжи!

Зилла неподвижно созерцала тошнотворное мерцание волн внизу. Нет, не так. Он не солгал. Лишь показал состряпанные доказательства и свидетельства, которых хватило бы для смертного приговора в день суда. Лишь ее помощь спасла ему жизнь. Лишь ее показания спасли его от яда Клыков Д'рек.

До сего дня...

Она подскочила, слыша отзвуки барабанов.

"Он еще там? Почему? Почему он не бежит?"

Она прижала кулаки ко рту. Будь проклят! Будь проклят, упрямый дурак! Неужели он настолько упорен? Иди на смерть, лишь бы не склоняться ни перед кем?

Она кивнула и вздохнула. "Да... да, он может".

Отдаленные крики изумления и восторга тысяч зевак стали громче. Она схватилась за парапет. "Великая Д'рек! Его забирают!"

Все из-за нее. Нет — она его спасла! Спасала до этого дня! И Телло убеждал, что до крайности не дойдет....

Телло! Она выпрямилась, резко вздохнув. Вынула из-под рясы небольшой кинжал, всмотрелась в восковую печать на обводе ножен.

Она хранила кинжал для себя. Но другой заслужил лобзание стали куда больше. Она будет играть роль забитой ученицы. До поры. И тогда он заплатит. Заплатит!

Зилла спрятала ножны под одежду, утерла лицо и скользнула в здания храма.

Глава 15

Картерон, Чосс и Хаул ожидали Угрюмую на палубе "Закрученного". Прошла неделя с того дня, когда они едва вползли в гавань Малаза, и командир желала отчета о состоянии корабля.

Новости будут мрачными. Угрюмая, понимал он, не станет счастливее.

Он смотрел через борт, как она шагает по пирсу, за ней Арко, Прощай и десяток местных громил — ее охрана выросла, когда напаны утвердили власть над большей частью островного "черного рынка". Дальше шел прибившийся к ним Недуриан, старик, в простой одежде и весь в шрамах — скорее бывший рыбак, нежели боевой маг. Картерон еще не готов был ему доверять.

Громилы остались на трапе, Угрюмая и трое ее спутников взошли на борт. Она сложила руки на груди, глядя на него с привычно кислым выражением, как бы говоря: "Ну, что?" Он видел, она еще щадит бок, где Геффен оставил дурную рану, прежде чем она свернула ему шею. Местные лекари потрудились, но такие раны болят долго.

Картерон покашлял, оглянулся на Чосса и Хаул. Все равно что прыгнуть в пучину. — Мы рекомендуем остаться на всю зиму для полной починки.

Он сказал нежеланные слова, было ясно по ее раздраженной гримасе. — Не это я хотела услышать, Сухарь. Хочу убраться с острова.

— Нужно время, — вмешался Чосс. — Мы дважды налетели на льды.

— Мне плевать. Не хочу торчать тут целую зиму.

— Корабль не будет готов, — сказала Хаул.

Прощай нетерпеливо махнула рукой, шагая вперед. — Что за дела? Просто возьмем другой! — Она указала на гавань. — Их тут много.

— Не таких, как этот, — пробормотал Недуриан, сидевший на фальшборте вне их кружка.

Прощай сердито фыркнула ему. По неведомой причине они с магом не ладили. — О? Как этот?

Старик лениво глянул на Хаул, отвечая: — Потому что он зачарован. Не так ли, Хаул?

Та оглядела его, кивнула: — Верно.

— Ни один другой корабль не выжил бы в проливе. Не так ли?

— Возможно, — согласилась Хаул.

Картерон вспомнил "Правое Дело". Они потеряли его из виду, едва войдя в Пролив Бурь. Были слишком заняты, сбивая растущий лед и огибая плавучие льдины, чтобы размышлять об участи преследователей. И все же он не мог избавиться от беспокойства: что, если те, паче чаяния, выжили? Не будет ли разумнее...

Он снова кашлянул и сказал: — Угрюмая, возможно, ты права. Нам следует уходить как можно скорее. Закончим починку в другом порту.

— Но где? — недовольно крикнула Хаул. — Нам нельзя показываться на материке.

— Картул? — предложил Чосс.

Прощай содрогнулась, лицо Арко исказилось отвращением. — Боги, нет, — прогудел он.

— Гораздо дальше, — пожала плечами Угрюмая. — Предложим службу в одном из Семи Святых Городов. В Арене или Убариде.

— Там нет военно-морских сил, достойных такого названия, — заявил Арко, кивая сам себе и почесывая подбородок.

— Придется столкнуться с фаларийцами, — предостерегла Хаул.

Арко пренебрежительно повел рукой: — Фу! Этих мы поборем.

Однако Угрюмая не сводила прямого взгляда с Картерона. Он постучал пальцами по обшарпанному поручню. — Слышал неприятные вещи о тамошнем культе. Как его, Джистель? Кровавые жертвоприношения.

Взгляд Угрюмой оставался твердым. — Мы встретим все, что выпадет на долю. А вот здесь мы явно засиделись.

Картерон кивнул, соглашаясь. Да. Тарел уже должен был узнать, где они, от капитана "Правого Дела" или из других уст. Похоже, он уже положил глаз на остров Малаз. — Ага, — сказал он неохотно. — Минимальная починка. Только чтобы дошлепать до Семиградья.

Чосс фыркнул и едва слышно прокомментировал: — Это довольно далеко, если не знаешь.

— Тем не менее, — развела руками Угрюмая. — Сколько?

Чосс, их лучший корабел, наморщил лоб. — Думаю, два месяца. По меньшей мере.

— Один.

Он взмахнул руками, будто страдая от боли. — Что?

— Один, — решительно рубанула она рукой. — Все будут помогать.

Она развернулась и ушла на берег, Арко, Прощай и новый маг зашагали следом.

Чосс оперся о борт обеими руками, глянул на Картерона и потряс головой. — Впереди чертовская уйма работы. А где твой новый любимчик Даджек и его прихлебатель?

— Приводят в форму новобранцев с Малаза.

Чосс поднял голову, кивнув в сторону пирса. — Что думаешь о новом маге?

Картерон пошевелил плечами, размышляя. — Похож на опытного бойца.

— Так и есть, — сказала сзади Хаул. Картерон обернулся. Она смотрела в спины уходящих. — На нем прямо написано: служил в легионе.

— Легионер? — повторил Картерон. — Железные Легионы Тали? — Он свистнул. — Такой нам может пригодиться.

— Если мы сможем ему довериться.

— Довериться? А почему нет?

Грузная колдунья лишь вздохнула, склоняя в раздумье голову. — Сама не знаю. На этом корабле у меня обостряется необычное чувство... Следи за ним, Сухарь.

Картерон кивнул, совершенно согласный. — Как скажешь, Хаул.

* * *

Караван разбил лагерь в дне пути от Федела, города на юге Итко Кана, в котором оканчивались многие торговые пути с севера. Посреди обширной вытоптанной поляны зажгли костры, животных привязывали, кормили и мыли.

Как обычно, Дассем долго гулял ночью. Сегодня он был один. Коса больше не разговаривала с ним, только опускала маскированное лицо, будто была ему подчиненной. Да, таковой она теперь себя и считала.

Наступила осень; трава стала сухой и ломкой, брюки его покрылись стеблями соломы. Воздух рано стал холодным — многие торговцы говорили, что это свойство моря Бурь, что лежало к югу.

Он помедлил в темноте, глядя вверх. Старые, привычные звезды светили над южным окоемом, созвездия юности: Копье, Повозка, Мать Небес.

Наутро они расстанутся. Он свернет к побережью, чтобы купить место на корабле на Малаз, который ему описали как место холодное, дождливое и унылое. Она же, догадывался Дассем, вернется на родной остров.

Он провел рукой по высоким острым стеблям. Должен ли он позволить всеми идти, как идет? Или следует вернуться к ней, попросить, чтобы она сопровождала его и Неру? Почему бы нет?