Кентавр сказал, что старейшина хочет меня видеть.
Почти не поняв, что он имел ввиду, я прошла за ним к большому шатру, выкрашенному в желтый цвет с кривыми зелеными и красными символами.
Внутри этого шатра не оказалось комнат, как у меня. Как я узнала позже, у кентавров просто не было необходимости разделять свои дома на отдельные помещения, им нужны были только стены от чужих глаз, крыша от дождя и место, где можно хранить оружие и немногие вещи.
— Бэйр, ведьма с Великих Равнин, — исковеркав мое имя чудовищным акцентом, Дендегар назвал его кентаврам в шатре и удалился.
Четверо обратили свои взгляды на меня.
Все они были чистой масти, без пятен, и, видимо, это указывало на благородное происхождение и оправдывало их лица: они смотрели на меня с истинно княжеской надменностью, сам Кудеяр бы их в этом не переплюнул.
Их одежда тоже отличалась от той, какую носили другие кентавры, на их спинах красовались причудливые попоны и на груди были уложены широкие полосы зеленой ткани на подобии шарфов.
Старейшину среди них я определила сразу. Он был гораздо крупнее, даже больше, чем Дендегар, поразивший меня своими размерами.
Вождь не был стар, он выглядел лет на сорок по человеческим меркам. В его оранжевых волосах не было седины, широкие мохнатые брови разлетались в стороны, как стрелы. Лицо было узким, с острыми чертами и длинным подбородком. Глаза напоминали по цвету ржавое железо, как и шерсть на конском теле, длинная и волнистая.
— Я — Уландар Осенний, — произнес он тягучим низким голосом. Кентавр говорил очень отрывисто, со знакомым акцентом, растягивая гласные "у" и "и". — Я отец и хранитель Кленовой Рощи. Ты — наш гость. Демон по имени Рэмол назвал тебя целителем Безумия. В нашем селении зараженных нет, но они придут сюда за исцелением из других мест.
— Наш друид поможет тебе. Он задерживал болезнь на месяцы, и смог уберечь наше селение от эпидемии, — сказал один из трех других кентавров. Возможно, они были советниками или сыновьями Уландара. — Ты должна слушаться его и учиться.
— Чему учиться? — спросила я, но мой вопрос оставили без внимания.
— Ты будешь жить здесь, в нашем селении, в шатре, который тебе приготовили, — добавил второй советник. Он говорил значительно хуже, я с трудом поняла, что он пытался до меня донести.
— Что, простите? — переспросила я, но меня как будто не услышали. Продолжил говорить третий кентавр с не менее ужасным акцентом.
— Есть правила. Ты должна их соблюдать, — произнес он. Он переглянулся с Хранителем. Тот кивнул, и тогда советник продолжил говорить со мной: — Выходить одной и без сопровождения охраны ты не можешь. Ты будешь есть и работать со всеми, но твоя работа будет легкой и еды ты будешь получать меньше. Ты можешь готовить себе сама, если хочешь.
— Ты можешь учиться у нас или учить тех, кто захочет стать твоим учеником, — добавил второй советник.
— Ты можешь драться с мужчинами и женщинами на состязаниях, но не должна нападать на детей и матерей, — сказал первый.
— Ты не можешь никого лечить, пока тебе не позволит друид, — произнес третий.
— Ступай. Пусть тебя отведут к друиду, — велел Уландар, заканчивая эту странную встречу.
Я вышла из шатра в полной растерянности. Я едва ли успела разобрать, что они мне говорят, запомнила только три правила из всех, которые мне надиктовали, и так и не поняла, что они пытались сказать мне про друида.
Зачем мне драться с кем-то?...
Снаружи у входа в шатер старейшины меня ждал Дендегар.
— Кажется, мне сказали пойти к друиду. Отведешь меня к нему? — спросила я у молчаливого кентавра. Он, как будто не поняв, что я ему говорю, зашел в шатер. Там ему что-то сказали, тогда кентавр вышел и, сделав мне знак следовать за ним, направился куда-то. Видимо, к друиду.
— Ваш друид тоже кентавр, или он сатир? — спросила я, догнав своего проводника. На мой вопрос он не ответил, даже не обратил на меня внимания. — Тебе что, запретили со мной говорить? — удивилась я.
Дендегар снова не удостоил меня ответом.
В деревне в это время дня кипела жизнь, кентавры сновали повсюду: дети играли, хозяйки плели корзины, носили воду, следили за скотом — по большей части птицами и странными существами, похожими на свиней и собак одновременно.
Но стоило мне пройти мимо, как кипящая жизнь замирала. Заметив меня, кентавры расступались и спешили поскорее убраться подальше, некоторые даже прятались в шатры, забирая с собой детей.
Мне пришло в голову, что они, скорее всего, никогда не видели людей.
Дендегар привел меня к небольшому шатру. Полог был приоткрыт, и, видимо, это означало, что мне можно войти.
Внутри все было забито сеном — высушенными вениками из целебных трав, иногда даже из целых кустов. Посреди них суетился высоченный сгорбленный сатир.
Он был стар, шерсть на его ногах росла совсем серой и в некоторых местах редела, на голове тоже появились проплешины, открывающие розоватую кожу. Лицо сатира обезобразила старость.
— Здравствуйте, — сказала я, обращая на себя его внимание.
Сатир замер, прекратив всю свою суету, и повернулся ко мне.
— З-туй-те? — произнес он с вопросительной интонацией.
— Я — Бэйр, ведьма, — объяснила я, уловив в его голосе нотки недовольства.
— Вэдма? — переспросил сатир.
Я создала огонек правой рукой и бирюзовую искру, поглощающую магию, левой. Соединив две силы, я показала, что могу. Если Рэмол рассказывал им обо мне, то сатир должен понять, в чем дело.
— Бейрь... — он проблеял мое имя и подошел ближе ко мне. Несмотря на преклонный возраст, сатир был выше меня — все из-за длинных ног.
Наклонившись, чтобы посмотреть на мое лицо, он скорчил недовольную мину.
— CИ go bhfuil tЗ? — спросил он.
— Что?
— CИ. Go. Bhfuil. TЗ! — повторил он медленнее и по слогам.
— Я не понимаю!
Раздраженно фыркнув, сатир махнул на меня рукой и вернулся к своим травам, громко и недовольно ворча свои странные слова.
И только тут я поняла, в чем дело... Меня оставили в лагере с кентаврами, которые не понимают моего языка! В этом причина молчаливости Дендегара и странного акцента старейшин. Скорее всего, Рэмол просто перевел их требования, написал им переведенный текст и научил их произносить звуки, чтобы было похоже на человеческую речь. Они зазубрили их и потом просто выдали мне, как школьники зазумбренные правила! Поэтому они говорили по очереди — так легче было учить — и поэтому не отвечали на вопросы! Они даже не понимали, что я им говорю, и вряд ли понимали, что они мне говорят!
— Проклятие!...
Я заломила руки, чтобы со злости, не выпустить магическую стрелу во что-нибудь.
Я готова была терпеть ссылку, готова была уехать... Но запереть меня за тридевять земель с копытными, которые даже языка не знают!?
— Да за что, черт возьми!?
— Seo bИic! — заблеял на меня сатир, недовольный шумом.
— Заткнись, старый козел! — крикнула я на него, не выдержав.
— Seo bИic! Seo! — он заблеял еще громче.
— Это уже вне всяких границ... я тут не останусь! Спалю весь лес, но сбегу отсюда к дьяволу!
Я выбежала из шатра и устремилась к себе, не обращая внимания на непонятные мне крики Дендегара.
Быстро собрав сумку со всем необходимым, я выскочила наружу и побежала к воротам. Рядом со мной скакал Дендегар и пытался остановить, чуя неладное.
Я отогнала его магической стрелой, ударив ей в землю прямо под его копытами.
Оказавшись в трех метрах от ворот, я приготовилась обратить их в пепел, стала собирать в руках магию. Мне нужно было всего несколько секунд!
Я почти закончила, когда ко мне подскакал Дендегар. Я была уверена, что он не подойдет, поэтому не обратила на него внимания... Внезапно магия исчезла.
— С какого!?...
Я обернулась к кентавру.
В его руках был внушительных размеров мешок с антимагическим порошком. На нем я заметила крупные инициалы Арланда.
— Ну конечно!... — меня пробрал истерический смех.
Не в силах сдержаться, я согнулась пополам, а потом повалилась на землю, не переставая смеяться.
Магии не было, я превратилась в самую обыкновенную девицу, которую можно было без труда связать. Я пыталась сопротивляться, ударила кулаком по челюсти Дендегара, но в итоге все равно оказалась со связанными руками в глубокой яме без лестницы.
В такие ямы в моем мире люди загоняли мамонтов, держали пленников или врагов. Из таких ям невозможно выбраться с голыми руками.
У меня же не было ничего: сумку, кинжал... да что там, даже перчатку, обувь и черепок несчастного Распутина у меня отобрали, как у опасной психопатки, прежде чем посадить в яму!
Первые часы в яме были самыми сложными. Расшалившиеся за последние дни нервы породили самые дикие чувства.
Арланд, подлец... он ведь знал, куда ведет меня! Он запер меня тут, лишив всякой возможности выбраться, пока сам рискует жизнью — пока все, кого я знаю, рискуют жизнями, действуя по указке Рэмола, у которого якобы есть какой-то план, о котором мне почему-то не говорят!
Я готова была выть от бессилия: мысли о том, что я заперта и не могу помочь им, что я безмолвная пленница, сводили с ума. В голове носились безумные планы побега — я не видела никакого смысла в том, чтобы оставаться здесь. О каком лекарстве может идти речь, если у меня ничего нет!? Ни ингредиентов, ни инструментов для лаборатории, я даже не смогу поговорить с этими копытными! Что вообще я могу сделать в таких условиях?
Однако, того порошка, который был у кентавров, хватит на несколько лет, даже если буду пытаться сбежать каждый раз, как восстановится хотя бы часть магии. А больше противопоставить этим копытным гигантам мне было нечего.
Совершенно обессиленная злостью, к ночи я уснула.
Утром мне спустили лестницу и проводили в мой шатер. Там я обнаружила новый предмет, не понятно откуда взявшийся, — это было простое зеркало в деревянной рамке. Оно стояло в умывальной, на столике.
Увидев свое отражение, я ужаснулась: ночь истерики в грязной яме вряд ли могла кого-то украсить.
Я переоделась в чистую одежду и попыталась занять себя одним из учебников, которые захватила с собой. Чтение могло отвлечь меня от мыслей о тюрьме, в которой я оказалась, необходимость вдумываться в прочитанное, осознавать и размышлять, вернула мне некоторое душевное равновесие.
В полдень один из кентавров вошел в моей шатер и оставил на столе в спальне миску с едой. Вспомнив, что я почти два дня ничего не ела, я быстро смела все, что мне подали, не почувствовав вкуса и даже не поняв, что именно было в миске.
Вечером мне принесли еще еды.
На следующий день ко мне пришел друид и жестом велел идти за ним. Я пошла, но только после того, как два здоровых кентавра, ждавшие снаружи как раз на такой случай, вошли и, показав веревку, дали мне понять, что я снова окажусь в яме, если не буду перечить их друиду. Пришлось послушаться.
Старый сатир, в сопровождении тех же двух кентавров, решил пройтись со мной по лесу и собрать травы. Я получила возможность нарезать того, что могло бы мне понадобиться, однако все, что мне попалось, — это слабенькие травки для успокаивающих чаев и не более. Одно в этой вылазке было хорошо — на время привычной работы раздражение отступило.
После сбора трав друид позвал меня в свой шатер. Я пробовала отказаться, но кентавры снова пригрозили мне веревкой, тогда я пошла к Старому Козлу.
Сатир показал мне, как он варит зелье из собранных трав, пытаясь обратить мое внимание на свойства варева. Я слушала его с той же внимательностью, с какой обладатель научной степени слушает рассуждения школьного учителя. Ничего нового он мне не сказал: такой чаек даже Леопольд варить умеет, еще и посильнее.
После "занимательного зельеварения с дедушкой Козлом" я смогла вернуться в свой шатер, но ненадолго. Вскоре вошла какая-то кентавриха и, схватив меня за руку, потащила на улицу.
Я было замахнулась на эту беспардонную скотину посохом, но тут же в шатер вошел кентавр мужского пола и пригрозил разломать мой посох пополам, если я не пойду с его сообщницей. Пришлось повиноваться, как бы унизительно это ни было.
Кентавриха, как выяснилось, решила заставить меня плести корзины. Я пожгла к чертям все доверенные мне прутья на зло этой зеленоволосой мымре, но бунт не пошел для меня даром: мне пришлось идти за новыми прутьями в лес под конвоем из двух кентавров, да еще и с выводком из четырнадцати жеребят, беспрестанно гогочущих на своем языке. Я для них была чем-то вроде смешной собачонки, никакая ругань и искры не могли разогнать эту бестолочь, то и дело норовящую меня щипнуть или пихнуть.
После сбора прутьев меня снова попытались заставить плести корзины, но я опять взбунтовалась. Только на этот раз я решила быть умнее и не просто отказалась выполнять работу, а вызвалась заниматься другой — готовкой.
Смекнув, что к котлу меня подпускать нельзя, иначе у всего селения начнутся проблемы, главный повар деревни доверил мне только резать продукты. С этим делом я справилась отлично, учитывая то, что со вчерашнего дня меня так и подмывало прирезать кого-нибудь от злости.
Вечером я ужинала вместе со всем селением, вокруг гигантского костра в центре деревни. Молодежь танцевала у огня, женщины болтали о чем-то, а мужчины любое взаимодействие обращали в испытание силой.
На меня никто не обращал внимания, и это позволило мне успокоиться и понаблюдать за своими надзирателями. Я с удивлением заметила, что они, как и гоблины, напоминали индейцев.
Следующие дни потекли однообразно. Каждый день я должна была внимать откровениям старого сатира насчет зельеварения, которое он пытался мне все объяснить с помощью жестов. Удивительно, но я его понимала, а он упорно отказывался воспринимать то, что я пыталась до него донести. И это при том, что я предлагала вполне разумные способы усовершенствования его зелий!... Зато на "Старый Козел", как я называла этого колченогого, он откликался с удовольствием, потому что интонацию я подобрала к этому имени как нельзя более почтительную. В общем, друид оказался типичным старым брюзгой: ничего не хотел слушать, зато не затыкался, извергая нескончаемые потоки свой мудрости, зачастую забывая, что я ни слова не понимаю.
После занятий с колченогим меня тащили на общественные работы. Готовка была самой приятной из работ, самой отвратительной — слежение за детьми. Видят боги, я возненавидела этих мелких мерзавцев! Совершенно неуправляемые сорвиголовы, которые или дрались друг с другом, или объединялись, чтобы поколотить меня или отдавить мне ноги — ту часть моего тела, которая им, надо понимать, больше всего во мне не нравилась.
По вечерам я закрывалась в своем шатре и читала, но иногда мое любопытство перебарывало злобу, и я ужинала со всеми у костра, наблюдая за новым народом. Каждый вечер они умудрялись вытворить что-то, это был какой-то бесплатный цирк.
Кентавры оказались настоящими варварами, первое впечатление оказалось верным. Никакого стремления к прекрасному, они ничего не делали, кроме предметов хозяйственной необходимости. Даже то прекрасное оружие, которое у них было, они сняли с каких-то лесных разбойников, которым не посчастливилось забраться слишком глубоко в лес.
