"Абсолютно", согласился Пиацца. Он порылся в кармане, достал связку ключей и, быстро отделив один из них, протянул ключ Джеффу. "Не рассчитывайте воспользоваться библиотекой. Там всю ночь кто-то будет. Кроме того, в моем офисе пол покрыт ковролином. Вы, возможно, и в самом деле сможете заснуть. Только попытайтесь исчезнуть оттуда прежде, чем придет Лен Траут, а то он о вас споткнется. Он будет сонным и дурным, как обычно по утрам. Диабет, вы же знаете. Это делает его немного сварливым, пока он не выпьет кофа, а вы будете лежать прямо на дороге к кофеварке."
Джефф взял ключ. На его лице застыло встревоженное выражение. Все старшеклассники абсолютно точно знали, что не стоило пробуждать ярость замдиректора прежде, чем он примет утреннюю дозу, состоящую из трех чашек кофе с сахаром и сливками. Не стоило.
Он и его друзья почти бежали. "Раньше ляжешь, раньше встанешь".
Когда Джефф и его друзья удалились, Квентин Ундервуд испустил глубокий вздох. "О, ад и десять тысяч чертей! Я все еще считаю, что этот парень сумасшедший. Но вы знаете, что ещё? После этого кошмара, в который мы провалились, я клянусь, что не могу не могу подумать о лучшем лекарстве для своей души, чем зрелище молодой женщины, идущей по проходу церкви к алтарю в подвенечном платье."
Дрисон кивнул. "И я тоже. Подозреваю, что и весь чертов город так решит."
Его глаза расширились.
Майк засмеялся. "Я ещё более безумен, Генри. Если уж мы не сможем отговорить Джеффа от женитьбы в самое ближайшее время — а это будет нелегко, позвольте вам сообщить, потому что я на самом деле видел его избранницу — тогда я хотел бы устроить свадьбу через четыре дня."
Мелисса выглядела пораженной. "Четыре дня?" — Ее взгляд метнулся к стене — "Между прочим, каким календарем мы тут пользуемся? Здесьм в семнадцатом веке..."
"Меня это не волнует!" — объявил Дрисон — "По моему мнению, и по календарю у меня дома, " — он хлопнул в ладоши — "через четыре дня День независимости США!"
Майк усмехнулся. "Ага, именно так. Это как раз то, что нам надо. Празднование, парад, фейерверк — и мы увенчаем это самой большой свадьбой, которую когда-либо видел этот город."
Спокойно: "Это напомнит нам всем, о чём идёт речь." — он подарил Ребекке теплую улыбку — "И о чём не идёт."
На этом заседание закончилось. Пока Мелисса шла по коридору к выходу из школы, она услышала быстрые шаги позади. Повернувшись, она увидела, что Джеймс Николс торопился догнать ее.
Когда он приблизился, лицо доктора расплылось в улыбке. "Я могу проводить Вас до дома?" — спросил он.
Мелисса ухмыльнулась. "Бесстыдство!" — провозгласила она.
Николс был поражен. "Я? Я всего-навсего..."
Мелисса покачала головой и взяла Джеймса под руку. "Не вы, доктор. Я польщена вашим предложением проводить меня до дома." Пока они шли по коридору, она усмехалась "Я имела в виду одного моего бывшего студента. Боксера-профессионала, превратившегося в сводню. Бесстыдную сводню."
Николс выглядел немного смущенным. "О" — они сделали ещё несколько шагов бок о бок. Он откашлялся. "На самом деле, это Ребекка подтолкнула меня к действию. Не то," — широкая улыбка — "чтобы я не думал об этом."
Мелисса повернула голову и внимательно посмотрела на него. Скорее, на его улыбку. Ей понравилась эта улыбка. Очень понравилась. Это была веселая, счастливая, умиротворенная улыбка. Улыбка абсолютно взрослого человека, человека в годах, умудренного опытом. Ему было пятьдесят пять лет, она знала это, он всего на два года моложе её. Уверенный в себе, хорошо знающий себя, удовлетворенный своим местом в жизни. Но, в то же самое время, обрадованный внезапным пониманием, что он не так уж стар, в конце концов. Столь же обрадованный, как и она.
Теперь они оба улыбались. Оба наслаждались умиротворенностью, приходящей с возрастом. Знанием, уверенностью. Обжимания на заднем сиденье автомобиля было для них древней историей. С годами пришли возрастные болячки, но, по крайней мере, им уже не нужно было гадать.
Как только они вышли из школы пошли по автостоянке в сторону извивающейся в низине дороги, рука Джеймса скользила вокруг талии Мелиссы. Мягко, легко, он прижал ее к себе. Она прижалась к нему, накрыв его руку своей. Ее ладонь нащупала обручальное кольцо на его пальце.
Мелисса знала, что Джеймс был вдовцом, его жена погибла в автомобильной катастрофе, но она не знала подробностей.
"Когда..."
Очевидно, он мог прочитать ее мысли. "Очень давно" — был его ответ. "Я горевал, Мелисса. Долго и трудно. Я очень её любил. Но это было очень давно."
Когда они приблизились к дому Roтов — теперь дому Ротов и Абрабанелей, так как их договоренность, по обоюдному согласию, стала постоянной — Ребекка повернулась и прижалась к Майку. Он обнял её, и они начали целоваться.
Пять минут спустя, плюс-минус, они оторвались друг от друга. Возможно, на половину дюйма.
"Я должен говорить с твоим отцом," — сказал Майк мягко.
Ребекка кивнула, положив голову ему на грудь. "Как ты хочешь это сделать, Михаэль?" — прошептала она.
"Твой отец?"
Она покачала головой. "Нет, Не, не это." Она улыбнулась, все еще положив голову ему на грудь. "Я не думаю, что это сейчас будет такой проблемой, как я когда-то думала. Я не уверена, но после того, что сказала Мелисса..."
Она уткнулась носом в его плечо. "В последнее время, он много читал этого философа по имени Спиноза. Он много улыбается. Особенно мне. И время от времени я вижу, что он улыбается и тебе. Как будто он знает что-то, чего мы не знаем."
Майк хихикнул. "Скорее всего, это так и есть."
Ребекка откинула голову назад и посмотрела Майку прямо в глаза. "Я сделаю так, как ты захочешь," — сказала она мягко.
Майк изучил ее в лунном свете. Ее глаза походили на два ночных водоема, темные, мягкие, прозрачные, любящие.
"Ты предпочла бы не торопиться" — сказал он. Эти слова были простой констатацией фактов.
Ребекка колебалась. Затем, с сожалением: "Не совсем!" Ее руки внезапно обхватили его ребра, стискивая, почти исследуя. Майк почувствовал страсть, струящуюся из её пальцев вниз, к его ступням, оттуда назад в его голову, вверх и вниз по позвоночнику. Он пошатнулся и с силой прижал её к себе.
"Не совсем!" Она смеялась, нетерпеливо поднимая лицо, встречая его взгляд. Прошло ещё пять минут.
Когда они отодвались друг от друга — на дюйм, не более — она тепло улыбалась. "Но — да. Если ты не возражашь. Я все еще..." — она заколебалась в поисках слов.
Майк подсказал ей. "Ты попала в новый мире, и пришпориваешь себя, насколько это возможно, чтобы разобраться в нем. Тебе нужно время, чтобы отремонтировать и обставить мебелью каждую комнату в доме прежде, чем ты туда переедешь."
"Да!" — сказала она. "О, да. Именно так и обстоят дела, Михаэль." — она уставилась на него.
"Я тебя люблю." — прошептала она — "поверь мне, это именно так."
Майк поцеловал ее в лоб. "Ну, ладно. Вот что мы будем делать дальше." — на мгновение, чувствуя ее плечи под своими руками, он почти шипел. Желание.
Он продолжал, мягко посмеиваясь. "Ну и дьявол с ним! Мой дедуля имел обыкновение говорить, что мы, молодежь, не понимаем, что мы упускаем. Предвкушение, как он бы сказал. 'К тому времени, когда вы, мелкие извращенцы, наконец поженитесь, секс для вас уже слишком скучен.'"
Ребекка хихикала. Как легко они говорят и шутят об этом!
Майк отстранился. Два дюйма, возможно три. "Вот что мы будем делать дальше" — повторил он — "Мы обручимся. Долгая помолвка, точно так же, как в былые времена. Столько времени, сколько вам потребуется, Ребекка Абрабанель."
Он отстранился ещё на несколько дюймов, медленно и неохотно, но твердо. "Завтра я поговорю с твоим отцом." После этого он обернулся и начал удаляться.
Стоя на крыльце, Ребекка наблюдала, что он уходил, пока он не повернул за угол, напоследок на мгновение повернувшись к ней и помахав рукой. Она смотрела прямо перед собой, руки сжаты, пальцы прижаты к губам. Просто смакуя страсть, которая текла вверх и вниз через ее тело, как половодье.
Не такая уж долгая, Михаэль! О, как я тебя люблю. О, как я тебя хочу.
Глава 27
Гретхен проснулась в панике. Дезориентированной во времени, путающейся в пространстве, и, самое ужасное, оцепеневшая от воспоминаний.
Её взгляд метнулся к двери. Закрыто. На секунду она испытала облегчение. В дверях никого и ничего не было, это подсказывало, что воспоминания были ложные. Закрывая эту дверь, она запомнила улыбающееся лицо.
Однако она села. Её глаза обежали комнату. Это
давно наработанное требование осторожности (*1) вернуло ей чуточку самообладания. Её семья расположилась по всему полу, сбившись в кучки, переплетаясь во сне руками и ногами. Рефлекторная реакция людей, для которых зима была привычным убийцей. Даже в середине лета, ощущение тепла другого тела приносило детское чувство безопасности.
Улыбнувшись, Гретхен посмотрела вниз. Её собственный ребёнок лежал на её руках, как в колыбели. Слева, почувствовав внезапное исчезновение плеча, к бедру Гретхен прижалась Аннелиза. Справа также привалилась бабуля. Бормоча спросонья, как это бывает у пожилых людей, пыталась удержать сон.
Глаза Гретхен вернулись к двери. От настойчивых усилий память неспешно возвращалась.
Я должна знать!
Как можно осторожнее она выпуталась из клубка тел. От этого бабуля проснулась полностью. Обстановка смутила и сбила старуху с толку. Гретхен вручила ей Вильгельма. Бабуля рефлекторно его приняла. Знакомое действие успокоило её.
Гретхен встала и шагнула к двери. Она могла бы услышать голоса, доносившиеся из-за двери. Услышать только шум голосов, но не разобрать слова. Она заколебалась.
Я должна знать. Твёрдо, решительно, почти яростно, она открыла дверь.
Там находились четверо молодых людей. Свободно сидя на полу, спинами привалившись к одной стенке коридора, и вытянув ноги к другой. Они вели, очевидно, весёлый, но тихий разговор.
Внезапность, с которой Гретхен открыла дверь, их всполошила. К ней устремились взгляды.
Она смотрела только на одно лицо — посередине. Вот оно улыбающееся, теперь сияющее, поднимающееся на ноги, приближающееся к ней и улыбающееся, так страстно улыбающееся. Зелёные глаза, словно сама весна. Живые, слегка увеличенные стёклами очков.
От облегчения на Гретхен накатилась предательская слабость. Неуверенно она прислонилась к дверному косяку, уцепившись за него рукой. Мгновение спустя она оказалась в его объятиях.
Она в безопасности.
Не задумавшись о причинах, она заметила, что один из друзей Джефа поспешил вниз по коридору сразу, как только она вышла из своей комнаты. Минутой или двумя позже он вернулся. Вместе с ним подошли несколько пожилых людей.
Двоих из них Гретхен узнала — это герцогиня и военачальник. К её облегчению, они оба широко улыбались. Гретхен была наполовину уверена, что влиятельные фигуры из мира Джефа запретили бы ему брак с такой как она. Затем, при взгляде на лицо молодой женщины, их сопровождавшей, у Гретхен едва не отвисла челюсть. Она не видела такого ранее — подобные вещи были издавна запрещены в её родном городе — но все сомнения отпали.
Евреи при дворе, здесь?
В том, что женщина была иудейкой, Гретхен была уверена. Её черты, её кожа, её длинные чёрные волосы — такие вьющиеся! — соответствовали описанию, что она слыхала. И мужчины всегда говорили, как иудейки красивы, и эта женщина, определённо, таковой была.
Что еврейка придворная, Гретхен была не столь уверена. Она мало знала об аристократах, и принцах, и королях, и про жизнь их придворных. Но кто ещё мог иметь такое самообладание?
Гретхен немедленно взяла себя в руки. У неё не было личного предубеждения к евреям, и она не желала обидеть женщину. Оставляя в стороне влияние, которое могла иметь еврейка на её собственные права при американском дворе, по маленьким намёкам на языке тела, Гретхен была вполне уверена, что женщина стала наложницей военачальника.
~~~~~~
(*1) 'That act of long-practiced vigilance' — дословно, действие давно практикуемой бдительности
Герцогиня подошла первой (*2), широко раскинув руки в знак приветствия. Герцогиня её обнимала!
Гретхен не могла понять большую часть того, что герцогиня говорила. Она разобрала много слов, но их смысл был просто бредовым.
'Получите некоторую -не разборчиво— первым делом.
Вы не можете -не разборчиво-смех— в халате! (*3)
Потом -не разборчиво— помогите нам -не разборчиво— нужно хороших людей -не разборчиво— зёрна -не разборчиво— от плевел?'
Иудейка стала переводить слова герцогини. Её немецкий был превосходен. Акцент был немного странным — голландским? Испанским? Интонации были много более воспитанными, чем что-либо привычное Гретхен. Но она поняла всё прекрасно.
Сами слова, по крайней мере. Содержание же слов было безумным.
~~~~~~
(*2) У автора 'duchess arrived first' — герцогиня прибыла первой, что звучит солиднее, по-королевски, но трудно стыкуется с длиной её маршрута — пройти по небольшому коридору.
(*3) Гретхен удалось разобрать 'in a robe', что может означать 'в мантии', 'халате', 'свободной одежде' или 'не застёгнутой, распахнутой одежде'. Гретхен не удалось разобрать слово 'банный'.
* * *
Всё, что произошло в этот день, было безумием. И на следующий день. И на следующий. Гретхен, конечно, подчинилась происходящему. У неё, в любом случае, не было выбора, и постоянное присутствие Джефа поддерживало её спокойствие. Правда, её муж был столь же безумен, как и другие американцы, но Гретхен училась доверять этим зелёным глазам. Доверять почти полностью (*4).
На четвёртый день, день её свадьбы, Гретхен вроде бы примирилась с новой реальностью. А почему нет? В мире попадались вещи куда хуже, чем терять разум и собираться на небеса. Много хуже.
~~~~~~
(*4) 'Very much' — очень сильно. Поскольку с жизненным опытом Греты трудно доверять кому либо полностью, переведено как 'доверять почти полностью'.
Глава 28
Гретхен наблюдала происходящее в большом новом здании, которое американцы построили сразу после того, что они называли 'электростанцией'. Временами ей трудно было удержаться от смеха. Толпа наёмников, набитая в помещение, выглядела совершенно несчастной. Причиной некоторой части их страданий были влажные условия. Очевидно, американцы пропустили их через тот же процесс помывки, что уже испытали Гретхен и её семья. Но она, подозревала, что процедуры были куда более резкие, чем они прошли по указанию герцогини и вместе с ней.
И, конечно, что было основной причиной их страданий. Мужчины, особенно солдаты, не имеющие никакой одежды, кроме полотенца, обёрнутого вокруг талии, вовсе не радовались присутствию других солдат, державших оружие. Особенно другие, а не те свирепые американские пушки с их странным механизмом для быстрого ведения огня. Они называли их — 'ружья насосного действия' (*1). Несколько наёмников видели их действие в бою, и их рассказы быстро распространились.
