Неудачная реинкарнация-2

Она поправила платьице. Невинно потупилась. Бросила жалобный взгляд из-под челки. Чуть согнула ноги в коленках — почему-то мужланам это кажется соблазнительным. И легкой походкой отправилась к войску. Она пробьется к власти. Пусть хоть на копья принимают — всё равно пробьется...

...Она очнулась и бросила осторожный взгляд на Володю. Не подслушал ли ее тайные мечтания, не подглядел ли сон? А вдруг она во сне бормотала — или, того хуже, плакала? Стыда тогда будет...

А он, как обычно, сидел за пианино и осторожно пробовал аккорды. Наверно, всю ночь так и просидел, как в бреду. Сочиняет очередное бессмертное творение. Хотя — сочиняет ли? Скорее из сердца берет. Страшная сила его музыка. И его рассказы. Стоит забыться — и словно наяву попадаешь в проход на яйлу, и краски мира начинают сиять нестерпимо насыщенными цветами, и совершенное тело поет от счастья жизни каждой жилочкой...

Нинель Сергеевна села в кровати и обняла подобранные колени. Ох и дрянь эта эльфийка. И так не хочется признавать, что "эта эльфийка" — она сама и есть. Тоже ради власти на всё готова!

Не на всё, запальчиво поправила она себя. Пока что не на всё! И не ради власти, а... а всё дело в том, что на нее снова начали обращать внимание мужчины! На улице поглядывали на ноги и выше. И из машин бибикали. И жесты всякие сквозь стекла изображали. Такое раздражающее, оскорбляющее, такое сладкое внимание. А всего-то и надо было, что купить не ту одежду, что возможно, а ту, что хочется! И вдруг выяснилось: не врут пословицы, действительно по одежке встречают! Деньги на это, правда, появились только после того, как она решилась на сумасшедший шаг и связала свою судьбу с реальной, такой непростой жизнью — то есть с арт-ансамблем, каждый момент существования которого нарушал множество неписаных и писаных законов. А писаные законы — это вообщето уголовная ответственность, это следствие, милиция, протоколы...

Вот в этой милиции она и побывала. И теперь терзалась: сказать Володе или не сказать, что им интересовались очень серьезные люди? Там же приказали помалкивать!

А ведь так хорошо пошла жизнь! Первые же поступления от ансамбля избавили от давящей зависимости от зарплаты и работы, и стало легче жить и дышать. А тут еще старшеклассники завели забавную, но такую приятную традицию:

встречать ее у входа в школу и провожать до кабинета. Под ручку. Оценили наконец, кто у них лучшая учительница! Это оказалось феноменально приятно — до горделивой улыбки во всё лицо. А коллег почему-то бесило страшно, до невменяемости! Ей даже в учительской молчанку устроили. Странно устроена психика человеческая: почему внимание к одной — это одновременно плевок в лицо всем остальным? Володя, естественно, связал эту извращенность психики с отсутствием в обществе института полигамии. Не в восточном виде, а в каком-то странном, его, Володи, варианте. Хотя, если поразмыслить, наличие в жизни двух и более мужчин у нее самой точно бы видоизменило психику, и в частности, такое базовое чувство, как ревность! И что-то подобное у нее даже начало обрисовываться! Работа с арт-ансамблем вывела ее на совершенно новый уровень общения, на деловых состоятельных людей, и с некоторыми установились неплохие такие отношения. Установились — и успешно себе развивались. Друзья ее, кстати, и предупредили об интересе органов, посоветовали подготовиться.

Она думала — спросят про платные гастроли, левые билеты, тайные, но такие приятные доходы. Перепугалась страшно. Одно дело — почувствовать наконец себя человеком. И совсем другое

— отвечать за это по уголовному законодательству. Володя, когда действует, на законы не оглядывается, говорит, они специально писаны, чтоб все население виноватыми держать. То есть, он еще как оглядывается на законы, но на какие-то другие!

Вот про Володю ее и стали спрашивать.

Вообще-то спрашивали о многом — но все вопросы сходились в одну точку, на дела маленького школьника В.Переписчикова. Что он делает. Что и по поводу чего говорит. А правда ли, что угрожает руководству школы? Учеников притесняет? А с кем дружбу водит? И против кого? Вот детей из школы олимпийского резерва жестоко избили — причастен ли? А кто тогда? И так далее. И неоднократно промелькнула личность достойного гражданина Акбарса Дадашева... и личность не менее достойного гражданина Типунчукастаршего! И назывался этот допрос невинным словом "беседа".

Профилактическая.

Нинель Сергеевна в панике выбрала, может, и неумную, зато безошибочную тактику — ничего не знаю, не слышала и не видела! А офицер все спрашивал, умело и настойчиво. И постепенно до нее стало доходить, как же много хорошего, но уголовно наказуемого успел совершить в своей короткой жизни ее странный ученик! Так много, что, видимо, переступил какую-то невидимую черту. Границу дозволенности? Дозволенности чего? Хороших дел?! Ведь не зря спрашивает офицер! Да и не он спрашивает, если на то пошло, а ктото властный за его спиной...

Наконец офицеру надоело слушать бесконечные "не знаю".

Советую сменить школу, — сказал он серьезно. — А то на вас уже заявление.

Она не поняла, какое заявление. Тогда прикатился какой-то толстячок-майор и показал ей, какое именно.

Вы состоите в интимной связи с несовершеннолетним?! — агрессивно спросил он. — Тут заявление от ваших коллег... черт знает что!

Она сидела, красная от стыда. Что, такие дела обсуждаются при полном кабинете народа?! И не все же здесь сотрудники!

Владимир Владимирович Переписчиков! — громко прочитал майор. — Ученик восьмого класса? Это же ребенок!

И сердито уставился на учительницу. Он явно не знал, что делать.

Вы хоть объясните, что у вас там произошло! — решил толстячок. — Черт знает что...

Видите ли, в чем дело, — волнуясь, сказала она. — Володя — очень талантливый, очень необычный ученик! Он необычайно одарен артистически — и в то же время он — ребенок! Он играет! Живет в выдуманных мирах. И это естественно для детей! Для гениальных детей, по крайней мере! Вы знаете, что он в свои годы сочинил целый спектакль, с музыкой, с танцами? Такое мало какому взрослому под силу, знаете ли! Для этого ему приходится погружаться в свой мир, думать и говорить, как думают и говорят его герои. Вот то, что все слышат в школе и, может, как-то не так понимают — это наша общая игра! Мы помогаем ему в творчестве, одновременно вживаемся в образы, потому что артисты все учатся в нашей же школе... Это такой артистический прием!

Сейчас так в школах работают? — с сомнением спросил толстячок. — Нахватались с Запада! В мое время мы просто учились, и все было понятно!

Нинель Сергеевна внутренне усмехнулась. Так уж получилось — но она тоже училась в " мое время". И прекрасно помнила, что понятно было не все! И молодые учительницы выходили замуж за своих учеников, а уж что бывало с учителями-мужчинами! Так что — всякое было! Только тайно. И редко.

Тут написано — он от вас утром уходит! — прочитал майор и уставился вопросительно.

Он пишет у меня новые произведения! — вспыхнула она. — Для его работы требуется пианино! И вообще — было бы

странно, если б я отказывала в гостеприимстве сыну мужчины, с которым собираюсь связать свою жизнь!

Это был ее последний аргумент. Насквозь лживый, но действенный, как обычно и происходит с ложью.

Так его отец — ваш будущий муж? — понял майор и просиял. — Так и надо было сразу сказать! И в школе коллегам объяснить! Ну что такое: хорошая школа, руководство у вас замечательное — и такие дрязги, как в бичевнике, простите за выражение! И все тащат к нам! Идите — и объясните коллегам сами, что к чему, а то они как-то неправильно поняли! И на будущее — поаккуратней с детьми, чтоб не было кривотолков! Под ручку не гуляйте по школе, по крайней мере, и у себя не оставляйте ночевать! А то черт знает что!

Он обливал ее грязью в присутствии многих, не понижая голоса и не стесняясь — а городок-то маленький. Видимо, на то и был расчет. За что?!

А потом знакомые дядьки отпаивали ее в ресторане, вытирали ей глаза и утешали. И давали очень дельные советы. Бросить школу, например, и заняться продюсерской деятельностью, у нее же получается, и перспективы есть. Взять прицепом к ансамблю еще пару коллективов, есть интересные варианты, и по финансам, и вообще. А еще — принять помощь одного из серьезных дядек, можно даже двух! И обязательно расстаться со своим детским окружением. В смысле, чтоб артансамбль был, без него никак, но чтоб рядом с финансами с и ней лично — никого.

Если сильно хочется, то вообще-то можно! — подмигнул ей один из дядек. — Уж мы-то понимаем. Тайно — можно. Но лучше не надо. Ты лучше с нами дружи!

Она была согласна дружить с ними! Ради более достойного положения она была согласна на многое! Это оказалось неожиданно сладко и приятно: не отказывать себе в одежде, посещать рестораны без страха за содержимое кошелька, вызывать к дому такси... и просто ощущать себя уверенным и независимым человеком. Но для этого теперь требовалось сказать Володе, что... его присутствие нежелательно. Присутствие создателя ансамбля в ансамбле — нежелательно. Присутствие в ее квартире человека, давшего ей возможность шагнуть в достойную жизнь — нежелательно особенно! Каково?! Ну и чем она отличается от эльфийки из снов?

Такая же дрянь. Та собиралась запустить комком плазмы промеж лопаток, она — предать. Не плазма, но как бы не хуже. А еще ее просили — очень просили! — отдать Эвелине роль героини. Мужчина, ее просивший, был настойчив и нежен, и она, дура, согласилась. Ради власти согласишься на многое! Только как это теперь объяснить Миле? И всем остальным?

Она внезапно поняла, что же ее всегда так пугало в Володе. Вот это и пугало. Полная несовместимость его манеры жить с окружающей гнусной реальностью. А он еще и других за собой ведет, заморачивает доверчивых дурачков сказками о высшей справедливости! А они верят! И тоже начинают жить странно честной и самоотверженной жизнью, которая несовместима с гнусной действительностью! Вот как в их большой семье, что называется артансамбль, отдалиться, тем более самолично выгнать кого-то и поставить другого? Тем более — другую? А ведь она уже обещала!

Володя повернул к ней внимательное лицо, и она в отчаянии зажмурилась. Захотелось уйти от проблем, провалиться в сон, где всё решено за нее, где она просто играет роль. Где она не отвечает ни за что. И где каждой клеточкой поет от радости жизни совершенное, сильное и неутомимое тело.

И пришел сон, в котором она шла дразнящей соблазнительной походкой навстречу власти, и собиралась пробиться к ней, даже если ее встретят копьями! Дребен Хист.

Лучники достали стрелы и сосредоточились. Хист в отчаянии огляделся. Нет, помощь ниоткуда не шла — и не собиралась. На будущее наука — никогда не отрываться от войска! До него тут же дошло, что будущее закончится прямо сейчас парой стрел в горло, и стало грустно. Вот так и погибнет средь безлюдных гор Дребен Хист, император из величайших, и только степнячкадозорная на дальнем пригорке станет равнодушной свидетельницей его бесславной смерти...

Джайгет, ты бы отодвинулся, ежели жизнь дорога! — дружески предложил старшина егерей.

Я тхемало, — отозвался побледневший пограничник. — Честь дороже.

Правильный принцип! — одобрительно кивнул старшина егерей. — Сам бы с тобой рядом встал, но у нас приказ! Лучники?

Хист вдохнул последний раз чистый горный воздух и прощально отсалютовал саблей далекой степнячке. Та ответно вскинула пику. Полыхнула на солнце багровая челка.

Имангали куул! — разнеслось звонкое меж склонов.

Лучники опустили оружие и настороженно развернулись. На пригорке рядом с дозорной появился еще всадник. И лес пик за их спинами.

Джайгет, ты знаком с егерями? — быстрым шепотом осведомился Хист.

Мы все друг с другом знакомы, — пожал плечами пограничник. — Профессионалов не так уж много, сам понимаешь.

Может, переговоришь с ними? — с воскресшей надеждой предложил Хист. — Поищете компромисс...

Не найдем. Кто помешает им расстрелять нас и уйти от конницы по ближнему склону?

Что ж, Джайгет действительно был профессионалом и ход мыслей таких же профессионалов представлял хорошо. Старшина егерей зыркнул по сторонам, прикинул расстояния, поднял руку, чтоб отдать приказ стрелять на поражение — и осторожно опустил...

Под крайней сосной, прислонясь бронированной спиной к стволу, сидел командир спецгруппы "Кулак императора" Ворта Урсаш и никуда не спешил. На коленях у него покоился метатель спецсредств, а в шлеме рядом — горка капсул с этими самыми средствами.

Джайгет! — прошипел еле слышно Хист. — Перевес в нашу сторону! Начинай переговоры!

Не думаю, — отозвался пограничник, отвернувшись от егерей, чтоб не прочитали сказанное по губам. — Где остальные "Кулаки"?! Был бы перевес, Ворта уже выстрелил бы! Значит, что-то ему мешает! Это — баланс сил! Надо выжидать! Вдруг у них нервы подведут? Любой профессионал тебе то же скажет!

Курган сложу из голов профессионалов! — мгновенно взбеленился Хист, не выдержав упоминаний о больной теме. — Не будь я император из величайших! Совсем от жизни оторвались, людоеды! Я вам всем покажу баланс сил!

Степной жеребец, проникшись злобой хозяина, заплясал и боком пошел на егерей, хрипя и скалясь.

Вы кому служите, людоеды?! — рявкнул маленький полицейский, наезжая на старшину егерей.

Главному визирю! — сказал старшина, побледнев.

Хист яростно хлопнул обнаженным клинком по голенищу сапога, дико сверкнул глазами — и огромным усилием воли взял над собой контроль.

Ну так разъясни, слуга главного визиря, чем ему помешали степные роды и одна крохотная деревенька, которые я сопровождаю на яйлу! — хмуро предложил он.

Да я человек маленький! — пожал плечами егерь. — У меня приказ визиря: раздавить самозваную гадину.

А сам он кто? — огрызнулся Хист.

Тоже гадина, — честно признал кто-то из егерей.

Установилась задумчивая тишина. Хист наблюдал, как от отряда степняков в их сторону неторопливо едут два всадника, и нервно играл клинком.

С гадиной в целом понятно, — вдруг подал голос пограничник. — Врете вы все. Про гадину — это императора был указ! А император у нас с тех пор сменился, и он как раз перед вами! Самозваный, нет ли — неважно. Важно, что единственный и к тому же получивший присягу от лучших боевых частей императорской армии! Ты лучше огласи, маленький человек Здыхло Подгай, эпсар прямого подчинения Ставке императора, секретную часть приказа!

Да она у меня та же, что и у тебя, эпсар для особых поручений при Ставке императора Джайгет! — усмехнулся егерь.

— Не допустить исполнения пророчества. Любой ценой. Разве нет? Только ты решил охотиться за принцессой, а я — за тем, кто принцессу возведет на трон!

Надоели, — устало сказал Хист. — Надоели профессионалы. И эльфы придурочные надоели. И гномы озабоченные. Как вы мне все надоели со своим пророчеством, сил нет! Ну что ж вы такие тупые, э? Научились зубами выгодные местечки в жизни отбивать, больше ничего не требуется осваивать? А думать?! Империя на сломе, здесь уже думать надо, как дальше жить!