Понятно, что не я первая об этом подумала, но вряд ли кто-нибудь уже составлял подробные планы на этот счет. Не обращая внимания на нудные перечисления вагонов, боеприпасов и валенок, я тут же написала свои предложения и передала записку Сталину, слегка удивляясь своей наглости. Прочитав мое послание, Верховный в мою сторону не посмотрел, но довольно улыбнулся и протянул листок Берии. Тот тоже отчего-то заулыбался, и положил рацпредложение перед Шапошниковым. Борис Михайлович в свою очередь кивнул мне, и показал на часы, дескать, когда освобожусь, поговорим.

Подумать только, а ведь раньше генералов видела вблизи только один-единственный раз. Это случилось, еще когда нас впервые привезли на фронт. В тот день устроили показательный расстрел дезертира, и какой-то генерал по этому случаю выступал перед нами. А теперь вот сижу бок о бок с маршалами, и ничего, от обилия звезд на петлицах голова кругом не идет.

Едва закончились баталии по распределению немногочисленных резервов, сразу попросил слова Тимошенко. К моему удивлению, заговорил он не о боевых действиях, а витиевато и околичностями завел речь о моральном состоянии армии. Это было довольно странно, ведь после остановки вражеского наступления в октябре с боевым духом у нас стало все в порядке. Ну а после большого наступления никто и не сомневался, что война закончится уже в следующем году.

Но маршал нашел таки коварного внутреннего врага, подрывающего боеспособность Красной Армии, и им оказался не кто иной, как журналист Корнейчук, написавший пьесу "Фронт". В чем заключалась его вина, я сразу не поняла, так как Тимошенко к моему удивлению оказался поэтом, и вместо конкретных обвинений прибег к образам и метафорам. Пока я пыталась догадаться, что значит фраза "Эта пьеса вредит нам целыми веками", Семен Константинович добрался до конкретных предложений — "автора привлечь, виновных разобрать". Не удивлюсь, если комфронта специально прилетел в Москву, чтобы разобрать виновных, причем в самом буквальном смысле, по косточкам.

Верховный, слушавший гневную тираду без малейших признаков нетерпения, подержал в руке папку, переданную ему в качестве вещдока, и отбросил ее на стол:

— Сценарий пьесы я читал.

— Ну, и? — было прямо-таки написано на лица всех генералов, и даже на затылках стенографистов, сидевших к нам спиной.

— Написано политически грамотно, литературные достоинства также бесспорны, — отрезал Верховный, вогнав Тимошенко в ступор.

Маршал, не ожидавший такого возражения, даже на минуту онемел, но все-таки решил гнуть свою линию до конца:

— Там же клеветническая пропаганда против нашей армии, — с возмущением поделился он своим виденьем данного произведения.

Однако главнокомандующий с этим не согласился:

— Вы не правы, товарищ Тимошенко, — продолжал Сталин защищать "Фронт". — Вы думаете, Красная Армия идеальная, а она не идеальна, и все недостатки надо открыто признавать.

Воспользовавшись тем, что все сидели остолбенев, я схватила папочку, чтобы хоть одним глазком увидеть, о чем тут толкуют. Ай, как стыдно. Пока читала повести о будущем, не удосуживалась заглядывать в прессу сегодняшнюю. Правильно говорил Остап Бендер, людей, не читающих газеты, надо морально расстреливать на месте. Эту пьесу печатали в газете, но я окромя сводок с фронта и зарубежных новостей ничем не интересовалась. Тимошенко оказался более бдительным, но тут он конечно, сильно промахнулся. Если пьесу печатают не где-нибудь, а в "Правде", то понятно, что публикация была согласована на самом высшем уровне. Не удивлюсь, если Сталин сам же и попросил ее написать. Как-то трудно представить, чтобы обычный военкор по своей инициативе вдруг затеял разгромную критику командования фронтами. Хотя маршалу эта простая мысль, похоже, в голову не приходила. Эх, это про таких как он Саша цитировал "Мне бы саблю и коня, да на линию огня, а дворцовые интриги, энто все не для меня" (* Леонид Филатов.).

Однако Верховный злиться на недогадливого маршала не стал, и воспользовался случаем, чтобы донести свою позицию до всех присутствующих. Убедившись, что все слушают внимательно, впрочем вряд ли могло быть по-другому, он начал лекцию:

— Да товарищи, у нас есть генералы, которые плохо знают свое дело. Пьеса правильно отмечает недостатки Красной Армии, и было бы неправильно закрывать на них глаза. Нужно иметь мужество признать недостатки и принять меры к их ликвидации. Это единственный путь улучшения и усовершенствования Красной Армии. Поэтому пьеса будет иметь огромное воспитательное значение и для нашей армии и для ее комсостава.

Почти все присутствующие, конечно кроме нас, "знающих" были буквально в шоке. Чтобы не демаскироваться, я вместе с другими "знатоками" попыталась тоже изобразить на лице смесь недоумения и согласия.

— Так это что же, всю старую гвардию снять, — недоуменно вопросил Тимошенко, обводя нас растерянным взглядом, — а кого же тогда на наше место поставить? Выходит, надо возродить старый лозунг о том, что любая кухарка сможет командовать армиями. Вот вы голубушка, — обратился маршал ко мне, видимо полагая, что я здесь только для оказания первой медицинской помощи Шапошникову. — Вы можете объяснить, почему летом в Западном ОВО наши войска э ... не смогли остановить фашистов.

К его удивлению я вскочила и бойко принялась докладывать:

— К началу войны войска Западного особого военного округа были практически не готовы к боевым действиям. Начнем с самолетов. Авиационный парк округа сильно устаревший, причем и морально, и технически. Древние Чайки и Ишачки даже в исправном состоянии не могут угнаться за немецкими самолетами, а с изношенными двигателями так тем более. Правда, в округе имелось достаточное количество машин новых типов, но переобученных пилотов для них не хватало. Например, из двухсот сорока истребителей МИГ только четверть была обеспечена летчиками, а на двадцать новейших Як-1 вообще не нашлось ни одного экипажа. Причем в ряде авиаполков, перевооруженных на новую технику, осталось много безлошадных пилотов. Старых самолетов у них уже не осталось, а на новые их по графику должны были обучить только осенью. В итоге получилось, что формально обладая численным преимуществом над немецкой авиацией, фактически мы ничего противопоставить фашистам не могли.

Молотов усиленно подавал мне знаки, чтобы перестала отвлекать людей от серьезных дел, но пока Сталин молчал, насмешливо поблескивая глазами, я продолжала строчить со скоростью пулемета, выдавая факты и цифры:

— Из тысячи шестисот пятидесяти самолетов ВВС округа лишь девятьсот пятьдесят могли подняться в воздух, и в основном устаревшие модели. Но это в мирное время, а в первый же день войны наша авиация понесла колоссальные потери от бомбежек противником аэродромов, причем больше всего как раз в Западном ОВО. Объясняется это тем, что местность в Белоруссии лесистая и болотистая, мест пригодных для оборудования аэродромов, в отличие от соседней Украины, там немного. Причем местоположение старых польских аэродромов немцам хорошо известно, ведь они захватили в Варшаве все карты польского генштаба. Конечно, были приказы о создании новых аэродромов и их тщательной маскировке, но прежнее командование округа их не выполнило. В результате, противник сразу захватил господство в воздухе, тем самым во многом предопределив исход наземного сражения. Далее, противотанковые бригады полностью сформировать не успели, их практически вообще не было, так что остановить наступление танковых клиньев они не могли. Нужно также отметить, что даже в приграничных районах комплектность дивизий была неполной, оставаясь на уровне мирного времени. Усугубило ситуацию то, что в них служило много призывников с новых территорий, которые не все еще полностью лояльны советской власти. По-хорошему, их следовало отправить служить на восток, но это было сделано с опозданием. Также неотмобилизованным был не только личный состав соединений, но и автотранспорт. Наконец, усугубил ситуацию быстрый захват противником большого количества складов с боеприпасами, оружием, горючим и продовольствием. Но самое печальное, это ситуация со связью. Не имея налаженной связи с войсками...

В помещении уже воцарилась полная тишина, и все смотрели на меня, округлив глаза, как будто узрели невиданное чудо, хотя лично я ничего необычного в докладе не видела. Для меня это лишь урок истории, который я тщательно выучила. Конечно, пока все эти данные секретные, но только не для Жмыховой. К тому же, чтобы проверить уровень достоверности попаданческих сведений, к его рассказу о первых месяцах войны были приложены официальные отчеты. Так что я могла черпать данные сразу из двух источников и смотреть на летние событие с двух точек зрения.

Тимошенко, сначала смотревший с иронией, а потом с ужасом, постепенно повеселел:

— И вы, товарищ Жмыхова, — осторожно спросил он, — полагаете, что другой командующий на моем месте смог бы наладить оборону лучше?

— Нет, товарищ маршал, ваши действия в данной ситуации были совершенно правильными, — бодро отчеканила я. Не знаю, так ли это на самом деле, но все сомнения следует трактовать в пользу обвиняемого. Да и ссориться с маршалами по пустякам не стоит.

— Товарищ лейтенант госбезопасности специализируется на армиях иностранных держав, в первую очередь США, — с самым серьезным видом уточнл Молотов. — Поэтому особых подробностей наших фронтовых операций она не знает.

Как все-таки приятно, нарком сократил только одно-единственное слово "младший", и я уже как будто отношусь к старшему комсоставу (* лейтенант госбезопасности соответствовал капитану и носил "шпалу"). И смотрят на меня теперь совсем по-другому. Одним словом, дипломат.

— Специалист по Америке, в самом деле? — почти приветливо улыбнулся Тимошенко, спеша уйти от опасной темы. — Как вы оцените возможности американского гарнизона на Гавайях? Ведь от него зависит ход войны с японцами.

— На архипелаге расположены две пехотные дивизии — 24я и 25я, причем последняя еще не закончила формирование. — Повезло с вопросом, это единственные американские соединения, о которых я что-либо знаю. Впрочем, остальные никого пока особо и не интересуют. А если мне вдруг зададут заковыристый вопрос, скажу, что сведения секретные и разглашению не подлежат. — Недавно началось создание еще одного добровольческого соединения, но для него еще нет ни оружия, ни личного состава. В целом я полагаю, что высадка японцев на Оаху невозможна до подхода значительных подкреплений, которые раньше двадцатого числа не ожидаются. Если американскому флоту ничего не помешает провести конвой к архипелагу в ближайшие дни, то имперской эскадре скорее всего придется уйти, эвакуировав десанты. Ну а если американские авианосцы что-то задержит, то судьба Оаху и Перл-Харбора станет очень неопределенной.

— Задержит, уже задержало, — скромно, но одновременно торжественно объявил Панфилов.

— Вот как? — Сталин произнес только два слова, но выразил ими целую гамму чувств. — И почему его не поставили в известность, и какого черта его диверсанты без спроса портят корабли союзника, нарываясь на международный скандал.

— Наши разведчики только наводили справки о ходе ремонта "Йорктауна", и случайно вышли на след фашистских шпионов, которые подкупом и шантажом задержали выход авианосца в море. Мешать им, — генерал невинно улыбнулся, разрядив обстановку, — естественно не стали, чтобы самим не раскрыться, да и поздно было. Сначала диверсанты испортили на авианосце самый ценный агрегат — аппарат для получения газированной воды, без которого американские моряки воевать в тропиках не смогут. К сожалению, эту неисправность быстро устранили, но зато потом была нарушена работа двигателя корабля. Шифровку я получил только сегодня, и доложить пока не успел.

Сталин одобряюще кивнул, и повернулся к Молотову:

— Раз уж мы коснулись вопроса диверсий, то поясните, почему агенты враждебных государств столь успешно действуют на территории США?

Нарком поправил пенсне, потрогал усы, собираясь с мыслями, но я его опередила:

— Дело в том, что в последнее время между преступными кланами и ФБР возникли серьезные разногласия. Это началось после убийства актера, который оказался федеральным агентом. Полиция выяснила, что покушение было организовано очень тщательно, и что замешаны в ней местные преступные элементы сицилийского происхождения. Однако главари мафии, как местные, так и национального масштаба, упорно отрицали свою причастность к преступлению и отказывались выдать виновных. Вернее, они отдали федералам мелкую рыбешку, но как выяснилось, эти пешки ничего не могли сказать о данном деле, то есть их просто подставили.

Панфилов, который понятия не имел, зачем понадобилось устранять актера, теперь решил, что догадался о сути операции. Он с благоговением смотрел на Сталина, считая его гениальным стратегом, и разве что восхищенно не ахал. Надо же все так просчитать на несколько ходов вперед!

— Конечно, в газетах объявили, что заказчик и киллеры найдены, — продолжала я, видя, что меня никто не останавливает. — Но Гувер прекрасно знал, что истинные виновники ушли безнаказанными, и он начал настоящую тайную войну с главарями преступного мира. Разумеется, глава ФБР продолжает придерживаться прежней позиции и отрицает сам факт существования оргпреступности. Но теперь он предпринял все меры для ее ликвидации. Конечно, результаты пока мизерные, но сотрудничество правительства с мафиози было полностью свернуто, а без него успешно бороться с фашистскими агентами власти не могут.

— Однако, — заметил Верховный, — несмотря на попытки саботажа со стороны германских шпионов, которые действуют столь бесцеремонно, американские поставки нашей стране теперь идут практически без задержек.

Ну, тут уже очередь наркома отчитываться по ленд-лизу:

— Парадокс сегодняшней ситуации, — сел на своего любимого конька Молотов, — объясняется просто. Случаи диверсий, устроенных фашистами, достаточно редки. А вот саботаж поставок, который имел место до вступления Америки в войну, носил постоянный и целенаправленный характер. Теперь президент Рузвельт больше не ведет по отношению к нам фальшивой линии, и все вопросы быстро разъяснились. Мало того, выделение нам сырья и материалов идет со значительным опережением графика, наверстывая упущенное. Можно сказать, что мы уже имеем надежную опору со стороны США. Добавлю, что в связи со значительным усилением японской угрозы, которую американцы пока не могут предотвратить, улучшилось отношение с Великобританией и некоторыми другими странами. Например, о готовности оказать нам помощь заявил правитель Хайдарабада низам Осман Али Хан. Его госбанк уже выделил сумму для покупки двух эсминцев, которые передадут нашей стране.

О пьесе больше не вспоминали, хотя все военные, и даже Шапошников, стали вдруг очень задумчивыми, видимо оценивая свою профпригодность в свете новых веяний. Мне вопросов больше не задавали, похоже, приняв за своего — то ли кадрового разведчика, то ли специалиста по тайным и темным операциям. Не знаю, может в этом и заключается смысл моего присутствия здесь — чтобы все привыкли к тому, что я отираюсь возле руководства страны. А нет, оказывается, не только в этом. Когда отпустили не только большую часть народа, но и всех стенографистов, остались только мы — знатоки будущего, плюс неизменный начальник разведки. Панфилов обреченно вздохнул, поняв, что опять начнутся странные беседы, в которых он понимал только с пятого на десятое. Впрочем, когда слово предоставили ему, он оживился и, достав красную папочку с надписью "Особая папка", с выражением стал читать доклад. Меркулов, которому поручили стенографировать совещание, пока ничего не писал, видимо дожидаясь начала дебатов.