-А отчего бы и нет? У японцев в кодексе самурая записано, что "нельзя оставлять господина даже в бедствиях, когда число его вассалов и земель сократится до малого". Отчего нельзя внушить быдлу не предавать свою элиту, свою страну?

-Ну, пани Бельковская, не вы ли только что сказали, что по приказу вместе жить нельзя?

-Если без внушения. А если верить и чувствовать себя счастливым?

-Ага. А теперь представьте, что и в соседних странах изобретут то же самое — есть ведь такое понятие, как общий уровень науки. И встанут на границах радиобашни, и будут вам дешево продавать зелье, впихнутое хоть в куриные окорочка. И будет тогда вопрос — кто кого сильнее переубедит?

-Ну, это все же лучше, чем война. Особенно с атомными бомбами. Знаете фразу про нас, поляков — "с немцами мы потеряем жизнь, с русскими душу". Мы с Яцеком спорили, что лучше, что хуже. Яцек говорил, что оставшись без души, но живым, можно потерянную душу вернуть — а мертвое уже не воскреснет. Ну а я — то, что без души, все равно что мертво. Да, моя страна проиграла эту войну — вы это хотели от меня услышать? Умом я это почти приняла, сердцем нет — но это ненадолго. Поступила бы в ваш МГУ — в Варшаве сегодня нет университета, как по сути нет и самой Варшавы, ну а Краковский университет, это бледная тень былого. Вышла бы замуж за русского — вы ведь знаете, что в Польше ваши офицеры считаются самыми лучшими женихами? И мои дети уже считали бы себя русскими, ну а внуки и не вспоминали бы о своих польских корнях. Теперь ничего этого не будет — я ведь стану "лагерной пылью", как говорил один мой знакомый? — что ж, это даже лучше, что я не увижу конец моей страны! Бедная Польша — которая все же не заслужила, чтобы господь отвернулся от нее настолько безжалостно!

-Ну, пани Стася, ведь сказано в святом писании, "мы, кто жалуемся на тяжесть земного пути — никогда не найдем ответа, ибо не обладаем знаниями господа. Потому, даже когда этот путь тернист, мы должны следовать ему, не ради собственного блага, а ради блага общего и замысла высшего". Простите, не могу точно главу назвать. Хотя ответ в этой же цитате — "ради не собственного, а общего". Если даже Черчилль назвал Польшу "гиеной Европы". Так не обижайтесь, что гиене и достаются лишь ошметки, которыми побрезговали львы.

-Коммунист цитирует святое писание? Я думала, вам запрещено верить в бога!

-Верить должны фанатики, которые лбы в молитве расшибают — и свои, и чужие. Ну а знать и понимать мы по службе обязаны. Так же как и святая инквизиция должна была разбираться в ересях, чтобы квалифицировать вину. Вы же пани, хоть и ссылаетесь на бога, но вовсе не истинная католичка.

-Это потому что я не хожу в костел так часто, как подобает? Поверьте, на то есть личные причины...

-И чем же вам не нравится гражданин Ксаверий Борщаговский? Простите, мне наверное, следовало называть его "пан ксендз"?

-Уже и это знаете? О, нет, он не позволял себе ничего физически... пока не позволял. Но видели бы вы его взгляд и слышали его голос, когда он, запершись со мной в исповедальне, расспрашивал о... некоторых вещах.

-Ну, пани Стася, вы же не монашка. И простите за деликатный вопрос, но разве у вас не было мужчин все шестнадцать лет после пропажи вашего мужа?

-Прощаю, поскольку вы, в отличие от отца Ксаверия не спрашиваете, в каких позах и кричала ли я. Да, были — поскольку я не святая. Но на мой взгляд, есть все же разница, между простым знакомым-мирянином и святым отцом, который должен заботиться о моей душе!

-Положим, пани, вам ничего не мешало заботиться о своей душе — не один же в Львове костел? Но грех ваш вовсе не в этом. Как сказано в ваших святых книгах, "все выгоды мира не перевесят спасение одной единственной души". И великий божий дар человеку, это свобода воли — каждый сам вправе поступать, как считает должным, высший суд будет лишь в самом конце пути. Ну и как назвать то, что ваш брат творил — людей в табуретки, марионетки, неодушевленных кукол превращая? Ладно еще, в самом начале, безнадежно больных, кто уже как растения. Ну а сейчас — он с абсолютно нормальными людьми опыты ставил. Причем со своими же соотечественниками — или вы не понимали, кто будет в большинстве среди публики, пришедшей на хоккейный матч, где играет команда Польши? Это как соответствует католической вере?

-Простите, а при чем тут я? Я к этим экспериментам никакого отношения не имела!

-Но вы про них знали. И вполне осознавали их неэтичность — раз сами для себя поставили условие, не участвовать ни в каком виде. Значит, грех есть и на вас — за который вам придется ответить перед богом.

-Надеюсь, он будет ко мне милосерден. Ну а вам-то какое дело до того — вы ведь ответственны не за небесный, а за земной суд?

-Избежать которого у вас есть шанс. Если вы подпишете вот это.

-Что это такое?!

-Подписка о сотрудничестве. Можете рассматривать ее как формальность — однако же, позволившую вам остаться на свободе.

-Вы, только что говоривший о погубленной душе — и предлагаете мне стать вашим осведомителем? Конечно, нет!

-Вы не боитесь лагеря? Вам, интеллегентной женщине — будет там очень трудно.

-Боюсь. Но еще больше, как вы заметили, я боюсь потерять душу и совесть. Стать таким, как вы. Впрочем, вам, сталинским опричникам, этого не понять! Чему вы смеетесь?

-Пытаюсь представить, тысячу лет назад, что говорили князю Рюрику или Олегу — люди племени древлян или какой-нибудь чуди. Те, кто с веками слились в единый и великий русский народ. Ну а те, кто этого не захотел — так и сгинули бесследно. Слова их речи сегодня лишь в географии сохранились — вы знаете, что историки не могут однозначно сказать, что значит "Москва" или "Харьков"? Теперь же мы наблюдаем, как множество народов сливаются в один — советский.

-Скорее уж, русский, москальский. Я тоже знаю историю — "славянское братство" давно было лозунгом русских царей, жаждущих наложить свою руку на чужие земли. Вы свергли царя — но продолжаете его политику.

-Пани, я сказал вам правду, что был на Дальнем Востоке. Вовсе не в интересах геологии — но это уж частности. Могу вас заверить, что представители якутского или бурятского народа сегодня говорят на русском языке, носят русские имена — и никто не считает их "инородцами", в чем-то ниже чем я, урожденный москвич. Монголия вошла в состав СССР абсолютно добровольно, никто ее к тому не принуждал. Теперь и Корея с Маньчжурией обсуждают этот вопрос — если вы читаете газеты, то для вас это вовсе не секрет. В Харбине, столице Маньчжурской Империи, вы услышите русскую речь куда чаще, чем местную — вплоть до официальных документов. Согласитесь, что это "завоеванием" и "порабощением" никак не назвать. Нации могут и расходиться, и сливаться вместе — ну а в каком случае это прогресс, а когда иначе, то ученые изучают. Поверьте, мне искренне жаль, что вы, пани Бельковская, вместо того, чтобы идти по этой же дороге, будучи студенткой МГУ, пребываете в роли фигурантки уголовного дела.

-Делайте то, что вам надлежит, пан судья! Ну а я пойду своим путем, хотя... Вы истинно дьявол, господин инквизитор — если зародили во мне сомнение! Не даете даже на Голгофу свою взойти, с ясностью в душе!

-А кому нужна ваша голгофа, об этом вы не задумывались? Уж точно, не мне, не моей Службе и не моей стране! Что ж, вы сами выбрали свой путь — прощайте, пани Бельковская. Конвой!

-Можно последний к вам вопрос? Вы женаты, пан инквизитор? Или та ваша спутница в поезде, пока еще не ваша супруга?

-У меня была жена, два года назад. Через два месяца после нашей свадьбы ее убили — здесь, во Львове. Вы могли слышать про эту историю, пани Бельковская — случившуюся, когда тут снимали историческое кино (прим.авт. — см. Красные камни). С тех пор живу один.

-Прощайте, пан инквизитор. Ведь мы больше не встретимся, раз вы сами так сказали.

Мда, какая женщина — что-то в ней есть! Даже приговор ей подписывать жалко! Мы, "инквизиция" — не суд, и формально, никаких приказов суду отдавать не можем. Но есть у нас право, дело передавая, вписать свое "особое мнение" — которое на практике суд всегда толкует однозначно. Для указанного человека, или максимально мягкий приговор (а если есть возможность, то и вовсе оправдать) — или наоборот, запрессовать по-полной. Пишем эту бумагу мы не в каждом случае — но уже если написали, то не слышал я ни единого раза, чтобы суд проигнорировал.

Придвигаю к себе чистый лист (со штампом). Ну что, пани Бельковская, куда тебя своим высшим судом отправить — в рай или в ад?

А заодно и еще кое-кого из списка причастных.

Евгения Курица (она же Божена Врынская).

Невиноватая я! Товарищ... гражданин следователь, за что?!

Ну откуда я знала, что это за лекарство? Какое соучастие?! Вот те крест, не знала я, что Бельковский, враг народа и польский шпион! К нему же половина курса ходила... да, конечно, гражданин следователь, я сейчас полный списочек составлю! Не иначе, там все вражины, мечтали нашу Советскую Власть свергнуть и к своей Польше присоединить! Ну а я думала, лишь заработать немножко — жить-то на что?

За что мне — лагерь? Там ведь холодно, я мороза боюсь. Гражданин следователь, а если... От меня больше пользы будет, если я буду как раньше, но тишком вам обо всем рассказывать, что слышала и видела, кто что против замышляет. Меня за дуру все считают, не стесняются — ну я им всем покажу!

Анна Лазарева.

Что ж, Валечка, будем считать что с задачей ты справился.

Все понять не можешь, отчего тебя так используют, как "комиссара по особым поручениям", а не обычного ухореза, пусть и на полковничьей должности. Так ухорезов у нас хватает, и очень хорошо подготовленных — рассказывал Юра Смоленцев что в том времени лучшими школами подготовки спецуры были советская, американская и израильская, так здесь пока что третья из перечисленных в самом зачатке, а вторая сильно от нас отстает (зато корейская очень хороша — так наши учили). А вот лиц высшего эшелона власти, кто были бы не просто исполнителями воли Вождя, а брали бы на себя ответственность, имели нестандартное мышление, ну и еще (для лучшей мотивации) в Тайну были бы посвящены — острейший кадровый голод.

Погибших жалко. И сорванный матч, это тоже нехорошо. Однако же, как заметил Пономаренко (и я с ним согласилась) далеко не факт, что кто-то другой на месте Вали справился бы лучше. Ну не встречались еще мы с такой угрозой (теперь будем и ее иметь в виду). Да, предотвратить не удалось, и жертвы к сожалению, есть — но последствия удалось свести к минимуму, могло быть намного хуже!

Однако же, мы "инквизиция" а не госбезопасность. Из чего следует, что наша задача, не только поиск и наказание виновных, но и устранение неполадок в самой Системе. Как после того ленинградского дела, о котором я уже рассказывала — всему советскому народу стало ясно, что бесчинствующих мажоров в СССР быть не может. Огласка была самая широкая, в прессе — и попутно выяснилось, что еще кое-где сыночки высокопоставленных товарищей всякое себе позволяли, не такого масштаба, но все равно беззаконие, так что судам и прокуратуре заметно прибавилось работы. Хотя нет еще у нас такой гнили в верхушке, как в поздние иные времена — и товарищ Сталин номенклатуру в тонусе держит, и сами ответственные товарищи еще не забыли, из какого класса вышли, и их дети считают нормой со сверстниками "из своего двора" дружить.

Ну а по львовскому делу — МГБ по своей линии разбиралось, как это недосмотрели, под контроль не взяли (и вперед забегая, скажу — много погон слетело, и даже чьи-то головы). Как вышло, что опасные для жизни и здоровья медпрепараты отпускались "на опыты" без надлежащего контроля? А отчего не придали должного значения поступку гражданки Кузьменко, которая явно была под действием препарата — удовлетворились что "помутнение нашло, вроде лунатизма", а ведь уже тогда можно было вывести "отравителей" на чистую воду. Как вообще вышло, что фактически заговор с вовлечением большого числа участников (и препарат варили, и пиво заряжали, и музыку готовили) оказался вне поля зрения соответствующих органов? Считали что "Белый орел" мирная культурная организация — так забыли, кто в тихом омуте водится? Львовские товарищи оправдывались тем, что слишком много за совсем недавние годы прибавилось свободы, и конкретно всяких обществ, клубов, за всеми просто не уследить. И общая линия Партии изменилась в сторону терпимости к такому, за что в прежние времена запросто можно было статью получить — так что как и на что реагировать, политически неясно. Ну, в своей епархии и товарищи Берия с Аббакумовым способны разобраться — и не завидую я тем, кого сочтут виновными. Вот только уточнить текущую политическую линию — это работа нашей Службы.

-Нэ слишком ли много свободы мы дали нашему народу? Которой отдэльные нэсознательные личности стремятся пользоваться в разрушительных для советского общества и государства целях.

Нет, товарищ Сталин этих слов не произнес. Но именно на этот его не заданный прямо вопрос мы должны были ответить. Не получим ли мы ту же "перестройку" на тридцать лет раньше? И не будет ли полезным, гайки прикрутить, хотя бы временно и чуть-чуть? Но с возражениями выступило тот, от кого я меньше всего ожидала. Мой муж, мой Адмирал — кого я считала в настоящий момент, всецело нашедшим себя во флотских делах (построить советский атомный флот десятилетием раньше, и гораздо лучшего качества) и ради этого устранившегося от "политики" (которую, как мне казалось, он считал делом нечистым).

Тут я немного расскажу о необъявленной войне против СССР западных (прежде всего, американских) спецслужб. Попытка захвата в Черном море пассажирского парохода, на котором я, мой Адмирал, и наши дети (как вспомню, так не по себе становится!) в отпуск отправились, от Одессы до Батуми (прим.авт. — см. Рубежи свободы) была лишь верхушкой айсберга. В иной истории даже ЦРУ на такое не решалось — но в этой реальности уж очень сильно их подперло: мало того, что никакого военного преимущества перед СССР у них нет, так еще информация о межвременном контакте все же просочилась, но на уровне гипотез и без подробностей. Кстати, говоря о Самой Главной Тайне СССР мы имеем в виду не сам факт Контакта, а подробности — единичный или регулярный, пропускная способность межвременной "двери", политический и военный расклад на той стороне. Короче — может ли вдруг за политическим столом в этом времени появиться намного более сильный игрок — без прояснения этого вопроса, как стратегию планировать? Вот и решились на акцию в мирное время, причем силами не только нанятых бандеровских боевиков, но и собственной спецгруппы. И получили по мордам!

А были (и там, и здесь) другие операции, менее зрелищные, но также опасные. Например "Расщепляющий фактор" в конце сороковых годов. По образу и подобию тридцать седьмого — но если вопрос про папку с компроматом на Тухачевского, подкинутую абвером, до сих пор неясен, то вброс масштабной дезы про готовящуюся "измену" в кругах восточноевропейских компартий абсолютно достоверно (в 2012 году уже секретом не было, в литературе писалось) был плодом деятельности ЦРУ. И ведь там этому поверили — хотя товарищ Сталин поначалу сомневался, что Ласло Райк (убежденный коммунист с незапятнанной репутацией, в народной Венгрии министр иностранных дел), Трайчо Костов (в народной Болгарии — зам.премьер-министра), Рудольф Сланский (Генеральный секретарь компарии Чехословакии) — предатели и заговорщики. Но лжедоказательства от ЦРУ показались убедительными — и под каток репрессий попало больше ста тысяч человек в Венгрии, Болгарии, Румынии, Польше, Чехословакии, Восточной Германии, Албании. И около тысячи были казнены — лучшие, наиболее надежные коммунисты, искренние друзья СССР, последствия этого наша страна в полной мере ощутила во время перестройки и "бархатных революций". В этой же реальности американцы тоже пытались провернуть что-то подобное — но товарищ Сталин, уже предупрежденный, заявил: