Я пожала плечами. Успев заметить, что на его руке нет обручального кольца — спросила про ту женщину в поезде.
-Это всего лишь коллега по службе. Не скрою, что у нее есть по отношению ко мне свои намерения — но лишь с ее стороны. А вы, пани, не замужем?
Я улыбнулась. Разве приличная замужняя женщина позволила бы себе вот так пойти в ресторан с малознакомым мужчиной? Тем более, католичка — нас ведь с Анджеем венчали в соборе. Это случилось 20 августа, за десять дней до войны — а последнее письмо от него я получила 5 сентября, с тех пор прошло шестнадцать лет. Я была тогда, как Скарлетт из кино — девятнадцатилетняя пани, а он, бравый поручик-кавалерист. Знаю, что по советскому закону пять лет отсутствия, это повод для признания умершим — но у нас, католиков, правила другие. Два года я думала, что Анджей однажды постучится в мою дверь, затем немец напал и на эту страну, и я не знала, буду ли живой через месяц, через неделю, даже через день. Страшный львовский погром в июле сорок первого — отчего не помнят, что поляков тогда били тоже? А при немцах за тобой в любой день могли прийти и отправить в газенваген. Да, пан Валентин, вас не смущает, что вы сейчас беседуете с той, кто "была на оккупированной территории", это не испортит вашу анкету?
Валентин в ответ усмехнулся и сказал, что в Синцзяне, а до того в Маньчжурии, ему приходилось с потомками русских белогвардейцев (а то и ними самими, кто против красных воевал) не только разговаривать, но и работать вместе. И вообще — тут он привел слова, как я поняла, какого-то классика, "вкус рыбы зависит от самой рыбы, а не ее названия" (прим.авт. — В.Шефнер, "Лачуга должника"). Да и разве не заметно, что в СССР сейчас кое-что изменилось в сравнении с тридцатыми годами?
Конечно, заметила. Потому и говорю сейчас с вами. Ведь советский закон сегодня реально (а не по декларации) наказывает лишь за дела — а не за слова? Потому наше общество, в котором состоим мы с братом, вполне законно занимается сохранением нашей памяти. Зачем — ну просто потому, что будет неправильно, если польский народ, язык, культура растворятся в общеимперском. Кстати, вас не смущает, что я называю СССР новой империей, ведь так и есть по существу? Может, этот процесс и "прогрессивен", но сердцу не прикажешь.
-Пани Стася, так ведь на Польшу никто не посягает? На земли, населенные собственно поляками. Кстати, а отчего вы сами не едете туда — вы ведь там родились?
Я нервно рассмеялась. Ваш Сталин как настоящий иезуит. Поднял на щит "право наций жить на своей земле". Вот только если в СССР все нации движутся к ассимиляции, слиянию в единый "советский народ" — то в Польше всячески проталкивается самобытность и саморазвитие тех, кто о своем особом пути уже и думать забыл. Кто помнит, что когда-то не было и русских — а были поляне, древляне, вятичи, кривичи, какие еще древнеславянские племена? Что бы вы сделали с тем, кто бы у вас заговорил о самоопределении например, ижорского или вепсского народа? Будто мы не понимаем — что так вам легче будет нас проглотить — о нет, без принуждения, без газенвагенов, а чисто культурно: сколько лет пройдет, пока гурали или мазуры, прельстившись богатством вашей страны, сами запросятся в нее, как сегодня словаки? Толпе не нужна национальная идея — ей нужен хлеб. И вы ведь намеренно не помогаете нам подняться — я приезжала в Варшаву в пятьдесят первом, хотела просто взглянуть на наш бывший дом, и даже улицы не нашла, одни пустыри, обгоревшие куски стен среди битого кирпича, и это через семь лет после войны! Стоит ли удивляться, что при более чем ста тысячах польского населения Львова, число уехавших в Польшу после войны не составило и десятой части этого количества. А в нашем культурном обществе состоит всего девятьсот человек, это те кто появляются на наших мероприятиях и хотя бы иногда платят взносы — а активно работающих, ничтожное меньшинство. Бедная Польша, которую предал собственный народ! Сколько времени ей осталось до нового раздела?
-Знаете, пани Стася, — ответил Валентин, — мне кажется, Польша потеряла свой исторический шанс именно из-за шляхты. С того времени, когда польское дворянство стало превращаться в шляхтичей. Во всех странах дворянин служил своему монарху и за это получал земли, богатства, аристократические привилегии — и когда это уходило, начиналось вырождение и крах, как во Франции в конце восемнадцатого века. Дворянин? — служи! А шляхтич, он никому не служит, он "крулям рувный", "первый рядом с Богом" (даже не после!). Самовластный королёк в своей местности — чаще всего мелкий. Что из этого могло выйти кроме эгоизма, гордыни, непомерно раздутого чувства собственного величия, и желания видеть не то что есть а то что хочется? Как с таким материалом создать Империю? Вот Польша и упустила те возможности, которые ей подкидывала судьба. А ведь их немало было. И были храбрые воины, блестящие умы, прекрасные женщины. Но не было главного — способности поставить интересы страны выше своего эго и своих сиюминутных интересов. И из всех возможных решений Польша выбирала самое худшее для себя (даже когда поначалу оно казалось выгодным).
-Я молчала, не зная что ответить. В его словах была логика, которой меня учил в школьные годы ксёндз-пробощ. И всё же, согласиться с ним я не могла. Признать это — значит отречься от польской истории, с её триумфами и трагедиями. Убери из неё шляхту — и что останется? Жолкевский, Скарга, Чарнецкий, Огинский, Домбровский, Чарторыйский, Мицкевич, пан Маршал — неужто Велька Польша и правда погибла навсегда?!
Было видно, что тема моему собеседнику неприятна. И наш разговор плавно перетек к тому, что недавно потряло Львов — истории с гибелью студентов. Так вышло, что я знала одного из них, он был кем-то вроде ассистента у моего брата. Остальные мне незнакомы. И это ужасно, что совсем молодые люди погибли вот так, когда нет войны!
Валентин спросил о моем брате — он профессор или доцент, раз имеет ассистента? Нет, что вы — я же сказала, "вроде", этот бедный мальчик помогал Яцеку на сугубо добровольных началах. Мечтая, что когда открытие моего брата будет опубликовано — часть славы и наград достанется и ему. Чем занимается Яцек — нет, это не секрет. Он потомственный медик, известным варшавским врачом был еще наш отец, Казимир Бельковский, его хорошо знали в довоенной Варшаве. Яцек даже женился на дочке пана Адама, лучшего папиного друга и коллеги. Ну а я, хотя и отучилась год на медицинском, быстро поняла, что это не моя профессия — я боюсь крови, мне делается дурно и руки дрожат. Яцек же истинный ученый, он даже в Львов из Варшавы уехал в тридцать восьмом, потому что ему здесь предложили лучшие условия для работы, бросил папину практику, варшавскую клиентуру, можете такое представить? Зато он продолжил тему, над которой папа трудился всю жизнь. Ну а я, всего лишь бездарность — хотя Яцек вписал меня своей помощницей, чтобы немцы не тронули, я всего лишь вела его хозяйство. Яцек, хотя и старший, такой непрактичный — и бытовыми мелочами приходилось заниматься мне. Что ж — наверное, такая судьба любой сестры гения.
-Но я слышал в университете, что и вы, пани Стася, собираетесь учится в Москве. Кстати, а отчего не в Львове — наверное, здесь поступить вам было бы легче?
Уже разболтали — интересно, кто, Марыся или Оксана? Вам подойдет ответ — что я хочу лучше узнать вас, русских? И при этом не слышать наставлений Яцека — который, доверив мне бренные мирские заботы, весьма щепетильно относится к моему мировоззрению. По счастью, он прежде всего ученый, для которого наука прежде всего — и не надо бояться, что он влезет во что-то противозаконное.
-А какой предмет исследований вашего брата, если не секрет? В Маньчжурии до сих пор помнят японца генерала Исии, который себя "мирным медиком" считал — так его изуверские опыты над живыми людьми не за столом и перед сном вспоминать, тут все фильмы ужасов нервно курят в сторонке.
Пан Валентин, надеюсь, это шутка? Яцек вовсе не такой человек. Да, он фанатик науки — но не беспринципен. Немцам помогать не стал. Работой нашего отца было — восстановление в обществе безнадежных психических больных. У тех, кого разум не работает совсем — и люди уже как растения. Отец пытался заново сформировать в мозгу нужные связи — и больной еще не становился полностью личностью, но мог выполнять заданные команды, как робот у Чапека. И что-то уже начинало получаться! Ну а когда немцы пришли, Яцек пообещал им, что можно так делать идеальных и нерассуждающих рабочих или солдат — причем не только из больных, но и из любого человека: пленных, нелояльных. И тянул так два с лишним года — немцы так ничего и не получили. Потому что Яцек ничего и не собирался им давать!
-Это гипноз что ли? Выполнять команды, не думая.
Не знаю. Яцек говорил — и медикаменты, и гипноз. Он даже обучался в тридцать восьмом, у ученика самого Фрейда — только способностей у него оказалось недостаточно. Помню, как он меня пытался гипнотизировать — смешно! Что-то выходило, лишь я сама поддавалась, себе говорила, усни. А после, бывало, обнаруживала себя стоящей посреди соседней комнаты или даже в саду.
-Пани Стася, вот не хотел бы я, чтобы такое открытие и удалось. Вам бы хотелось — чтобы вами так управляли?
Я пожала плечами — наука есть наука. Предпочла промолчать о том, что сама с самого начала отказалась от участия в опытах, поскольку думала именно так.
Валентин проводил меня до дома, как подобает кавалеру. Снова поймав такси возле самого ресторана — к моему облегчению, так как начал накрапывать дождь, а я была без зонтика, не люблю носить тяжелую длинную трость и не могу позволить себе купить модный складной, да и мое пальто и шляпка также были слишком старомодны и скромны для романтической прогулки, поскольку жалования конторской служащей явно недостаточно, чтобы выглядеть как варшавская пани прошлых лет. Валентин высадил меня у подъезда, не проявив ни малейшего интереса к тому, чтобы подняться со мной в квартиру — не то, чтобы я желала этого, но нашла странным с его стороны, что он даже намека себе не позволил. Был явно был чем-то озабочен, куда-то спешил — я тогда подумала, что он соврал мне про "сослуживицу" и торопится теперь к ней. Что ж, таково большинство мужчин! Однако он был со мной честен, подарив мне приятный вечер и вкусный обед.
Я не знала тогда, что мы еще встретимся. Там, куда я никак не желала бы попасть!
Снова Валентин Кунцевич.
Ну вот, грянуло! И самое обидное, что в этом времени ничего подобного не было пока — но мы-то, пришельцы из будущего, про такое знали!
Хоккей на Кубок Победы — событие года. И отменить матч никак нельзя, без самых серьезных на то оснований. Хотя чуял же, что может что-то случиться! 11 апреля, за два дня, совещание было, у самого Первого, с привлечением всех сторон — на предмет готовности. Ледовый стадион в порядке, играли на нем уже (правда, не матчи такого уровня). Где гостей размещать (кому в гостинице мест не хватит), тоже нашли — в новых общежитиях межвузовского Студгородка. Чем кормить — ну, на обеспеченность продуктами не жалуемся. И частники-торговцы (а также, оказывающие всякие услуги) оживились, предвкушая ажиотаж, сувениры, флажки и прочее уже продают по всему городу, как в мое капиталистическое время. А вот с обеспечением правопорядка — серьезное беспокойство!
"Из Канады к нам едет тысяча самых отъявленных болельщиков-хулиганов, за счет Госдепа США". Якобы, эта информация поступила по линии МГБ — странно, отчего мы, "инквизиция", ничего не знаем? И что организаторы этой акции рассчитывают получить — показать своих же граждан "свободного мира", дикарями? Но делаю заметку — срочно запросить Москву, насколько это достоверно. Вообще-то в мое время подобное было, и без всякого Госдепа — читал, что некий британский футбольный центрфорвард за свой счет оплачивал вояж сотни своих самых агрессивных фанатов, да еще говорил о том репортерам, "это моя личная мафия, не уступающая любой сицилийской". А "подвиги" буйных британских (и не только) болельщиков на чужих стадионах, по всей Европе в историю вошли (и в полицейские протоколы). Вообще, какой дурак у нас додумался выбрать Львов для матча именно между Польшей и Канадой — с учетом, что в этом городе почти четверть населения, это поляки, ну а в Канаде сильна украинская община, представители которой возможно, не только среди болельщиков будут (вот не помню, насколько канадские украинцы были представлены в канадском хоккее?). Но в списке их команды уже вижу минимум одну фамилию — Пол Ватрушефф, восходщая звезда "Монреаль канадиез". Разве был такой в нашей истории — так ведь история изменилась, у нас его родители вполне могли погибнуть где-нибудь в Нормандии или в Корее, и остался паренек от хоккея в стороне. Наверное и другие потомки эмигрантов есть — в Канаду украинцы ехали, причем еще до 1917 года, и не только из России, но и из Австро-Венгрии. Правда, по нашей информации, к ОУН-УПА они относятся "с сытой поддержкой", то есть сочувствуем, но на баррикады не пойдем, поскольку своей жизнью довольны. Но бог его знает — в самом худшем случае возможна великая драка бандеровцев с поляками, причем не только на ледовом поле, но и на трибунах (молчу, но вспоминаю, что в моей истории, футбольные беспорядки в Ленинграде на стадионе Кирова в 1957 году из-за гораздо меньшего повода начались). Паранойя — но это лучше, чем клювом прощелкать, а после отвечать!
-Так вы что, предлагаете в город войска ввести? В мирное время? Люди не поймут, а иностранцы — тем более.
-Алексей Федорович, ну зачем так примитивно? Во-первых, какие-то подразделения можно и в форму милиции переодеть, к увеличению ее числа я думаю, публика отнесется с пониманием. Во-вторых, ОМОН заблаговременно выдвинуть к Ледовому Стадиону, пусть во дворах побудут, глаза не мозоля. В третьих, и во всем гарнизоне объявить повышенную готовность, чтоб если дойдет до края, реагировать без промедления. В-четвертых, возле стадиона иметь пожарные машины, "а вдруг загорится что-то", ну и водой можно дерущуюся толпу разогнать. В-пятых, туда же выдвинуть заранее и экипажи "скорой помощи". В-шестых, а отчего бы армию к патрулированию улиц еще с утра не того дня не привлечь? Тем более, что предлог есть — читал сводку, всякая шпана оживилась, видя в туристах и болельщиках овечек для стрижки, а это нехорошо, что и советские люди и иностранцы подумают про наш город Львов. И организаторы возможных беспорядков будут стремиться еще заранее ситуацию раскачать, чтобы люди на игру пришли уже заряженные обидой — не допускать этого категорически! В-седьмых, известный милиции криминальный элемент (даже тот, на кого пока ничего нету) задержать до выяснения, пусть сутки, пока матч кончится, в камере посидят, после выпустим (ну а если что-то на кого-то найдется, так еще лучше, можно не выпускать). Все эти пункты я в докладной записке вам уже написал. У кого-то есть дополнения, возражения?
Не претендую на всеумение, и предки не были дураками — но не научились еще в это время обеспечивать необходимый контроль. Были исключительно крайности — если не полная свобода, то комендантский час, всем стоять, без пропуска ходу нет, за неподчинение стреляем. В Москве уже было что-то близкое к современному нам, при обеспечении безопасности товарища Сталина и других Вождей во время их перемещений по городу и присутствия на мероприятиях — но это считалось секретом, которому в провинции ни ГБ ни милицию не обучали. Ну а мы, "инквизиторы", я повторю, не спецы, но универсалы. Обучены не владеть виртуозно каждым из инструментов, но знать, когда конкретный инструмент понадобится и какие у него возможности — и когда случится пожар, то не стоять в параличе, неотложные меры принять в первые, самые тяжелые дни, продержаться до прилета спецов. При этом, не стесняясь ничем — в отличие от товарища из исполкома, что справа от Федорова сидит, и мне пытается возразить: