— Гусев, а тут что?
— Что? — переспросил ушедший глубоко в себя Сергей, поднимая голову и возвращаясь в этот мир.
— Вот тут что? — терпеливо повторил Кощей, тыкая пальцем в карту.
Посмотрев, на что он показывает, майор хмыкнул:
— На опорный пункт похоже, — и на всякий случай уточнил: — Наш. А мы сейчас...
— Тут, — костлявый палец уверенно ткнул в другую точку.
— А ес-ли... — протянул Сергей, пытаясь поймать мелькнувшую мысль. Мысль не давалась, и майор начал закипать.
Кощей какое-то время с любопытством наблюдал за напарником, а потом, указав на карте ещё одно место, сообщил:
— А Колычев здесь.
— Точно! — подскочил Гусев, которого наконец-то осенило. — Княже, а ты можешь нас сюда вывести? — и теперь уже сам указал на опорный пункт.
— Нас — это кого?
— Тебя, меня, "языка"...
Немного подумав, Кощей кивнул:
— Можно то. Ночью.
Сергей скривился: мало того, что задержка, хоть и всего на несколько часов, но пока разбудишь, пока объяснишь, пока почешутся... В общем, пользы столько будет, что и смысла нет дёргаться.
Кто другой после этого плюнул бы и занялся чем-нибудь ещё. Другой, но не Гусев, успевший немного узнать напарника и потому предложивший другой вариант:
— А если без "языка"?
— Всё равно ночью, — не желал уступать Кощей.
— Но почему?!
— Потому, Гусев, — вздохнул князь после того, как полминуты изучал возмущённо-непонимающее выражение на лице напарника, — что нельзя тебе сейчас на Кромку. Не вернёшься.
Потом был недолгий спор, итогом которого стало решение князя отправиться в одиночку, взяв карту и опознавательный знак Гусева. Знак этот следовало предъявить первому встречному особисту, и ему же можно передать карту. Если особиста не окажется, просто отдать карту первому попавшемуся командиру. Знак в этом случае предъявлять не нужно. После чего срочно возвращаться, потому что здесь (да-да, вот на этом самом месте!) Кощея с нетерпением будут ожидать упомянутый Гусев и больше не нужный "язык" ("Ужин!")...
Наконец князь сказал, что всё понял, убрал опознавательный знак и карту за пазуху, сказал: "Жди!" — и...
И никуда не ушёл.
То есть это сначала Гусев так подумал. Потом он посмотрел на хитрую... лицо напарника, и в его... в этой (бога нет! Души тоже нет!)... там, в общем. Так вот, там зародились подозрения. И чтобы их развеять — просто на всякий случай! — Сергей спросил:
— Ну и зачем?
Лучше бы не спрашивал: этот... ходячее суеверие закатил целую речь о том, что люды по натуре своей все неуёмные, с шилом в одном месте. И Гусев — такой же. И хотя за то время, пока они знакомы, шило в... у него поуменьшилось, однако он — князь — не может предсказать, что отколет его напарник, загляни в этот распадок, к примеру, гансовские тарахтельщики на своих тарахтелках. Так что почёл за лучшее дать "вою хороброму" возможность отдохнуть да сил набраться. А заодно и припрятал его и "языка" так, чтобы в глаза не бросались...
Когда Кощей закончил, Сергей некоторое время смотрел на него, не зная, что сказать. Вроде и всё правильно, и в то же время обидно. Он — Серёга Гусев — взрослый человек, а его считают... Кем? Дитём неразумным? Да вроде нет... А кем тогда?.. В конце концов решив не гадать, Сергей спросил:
— Княже, вот ответь, ты меня кем считаешь?
— Учеником, — становясь на миг совершенно серьёзным, хмыкнул князь.
Сходил напарник благополучно. А если учесть, что там как раз оказался комдив, которого зачем-то занесло на передовую, то даже удачно — карта сразу попала в нужные руки. Так что совесть у Гусева могла быть спокойной. Правда, осталось чувство какой-то неправильности, чего-то упущенного, и потому Сергей, пользуясь тем, что до темноты они никуда не двинутся, завалился на пологий склон, как раз освещаемый склоняющимся к закату солнцем — погреться, а заодно и подумать.
Чуть позже рядом опустился и Кощей, "прибравший", как он выражается, ненужного уже ганса. От напарника веяло спокойствием и удовлетворением, как от человека, хорошо сделавшего порученную ему работу. А ещё — весельем. Но это волнами. Как будто увидел или услышал что-то на самом деле смешное и потом время от времени вспоминает и снова веселится...
Кощей...
Во вражьем тылу...
После... ну, скажем, прогулки...
Чувствуя, как по спине начинает пробирать морозец, Сергей повернулся к напарнику:
— Княже, а они тебя о чём спрашивали?
Кощей рассказал. И не просто рассказал — он устроил целое представление в лицах! И слушая его, Гусев думал, что в мирное время, если напарник решит пожить среди людов, его с удовольствием возьмут на радио. Или даже в театр. Потому что — талант!
Сергей слушал, а его воображение, на бедность которого майор никогда не жаловался, послушно рисовало одну картину за другой.
Вот напарник в своей ношеной-переношеной выгоревшей до белизны форме без знаков различия и даже без звёздочки на пилотке, на вопрос: "Кто ты?" — гордо отвечающий: "Кощей, князь ночной!"
Или того хлеще: разговор с комдивом (в том, что князь не ошибся и вручил "подарок" именно комдиву, Гусев не сомневался: знаки различия — и свои, советские, и немецкие, и даже румынские — напарник знал на "отлично"), неверяще глядящим на карту и вопрошающим:
"Ты где это взял?"
"Майор дал", — что было совершенной правдой.
"Какой майор?"
"Этот... — валял дурака Кощей. — Го-су-дарст-вен-ной бе-зо-пасности который! Во!"
"А сам он где?"
"Кто?"
"Майор. Государственной безопасности".
Тут Кощей вертит головой по сторонам, после чего тычет пальцем в одну из стен: "Там!.."
Если добавить сюда, что это только в пересказе напарник обошёлся без словечек на древнерусском*, а тогда наверняка вставлял их через слово, а то, может, и чаще, картина получалась вообще... эта... в общем, та ещё. И Сергею очень хотелось бы знать, в каком виде это донесёт до Командира молва...
*Русский народ был всегда! Просто в древние времена назывался по-другому.
Когда Кощей умолк, они опять грелись на солнце, и теперь Гусев думал уже о том, куда податься следующей ночью. На север? Можно, конечно, вот только хрен знает, как далеко успела уползти ударная группировка и сколько времени придётся её догонять. На юг? Там они уже были. Разве что к дороге выйти, чтобы напарник там косточек навтыкал. На восток нельзя. Пока. Рано потому что — Командир просил не меньше двух дней, но лучше пять. И получается? Запад?
А что? И своим — тем, кто в кольце — помочь можно, и они думать будут, что князь с Серёгой в их районе околачивались. А если захотят подробностей — отсылать к Командиру. На него где сядешь, там и слезешь.
Покрутив мысль так и сяк и не найдя больших недостатков, майор поделился ею с напарником. Добавив, что по его, Гусева, скромному мнению, чем меньше тех, кто знает об умении князя быстро перемещаться на большие расстояния, тем лучше. Кощей, внимательно его выслушав (он Сергея всегда слушал внимательно. Даже очень), недолго подумал и согласился. И как только верхний край солнца скрылся за горизонтом, они двинулись в путь...
Вообще, по мнению Гусева, это походило на ту самую знаменитую стрельбу из пушки по воробьям. Причём не мелкой дробью, а ядрами. Или, правильнее, ядром. Их с князем парой. При этом пушка — приказ любимого командования, а воробьи — подразделения противника, обеспечивающие фланги полосы прорыва. Почему воробьи? Да потому что нет у них ни хрена, кроме них самих! Ни складов, ни тяжёлой артиллерии, ни-че-го! Всё где-то там, в тылу, стоит в очереди на проезд по единственной приличной дороге. Вот через пару-тройку дней, когда они обрастут жирком...
А пока Кощей с Гусевым пошли зигзагом: подскочили к линии фронта, устроили там "весёлую жизнь" гансам — и назад. Потом опять подскочили...
И всё это — постепенно смещаясь к северу. На Полночь, как говорит напарник. Особо не... хм, не зверели, что ли? В смысле, в одном месте больше взвода не вырезали — и время, и... время. Раз уж с жирными целями туго, то хоть ужаса на как можно больше гансов нагнать.
Правда, в одном месте от этого правила отступили. Там рядом расположились рота* двухсантиметровых зениток и батарея восьмисантиметровых миномётов. Майор, которому немецкая пехтура уже поперёк горла стояла, аж прослезился...
*Это не опечатка! Flak 38 сводились именно в роты, а не в батареи.
Вот чего у гансов было не отнять, так это умения делать выводы. И на следующую ночь Кощей с Гусевым испытали это на себе — гитлеровцы, обнаружив в своём тылу диверсантов противника, за один день успели выяснить общее направление их движения и организовать засады. Почти успешно — знать о ночном зрении князя (да и зрении ли?) они не могли.
"Обидевшись" на такое "неспортивное" поведение, обнаруженную засаду численностью в два десятка каких-то странных... егерей, наверное. Так вот её, можно сказать, стёрли в порошок. При этом не резали, как прошлой ночью, глотки, а Кощей их выпил. Насухо. Не по необходимости, а, как он сказал, чтоб знали, на кого охотятся. Потом они стали искать засады уже специально и, обнаружив ещё одну, уничтожили и её тоже. Так же. После чего Гусев предложил оттягиваться поближе к дому — здесь они сделали, что могли, да и срок подходит. Тем более что впереди ещё и река. Северский Донец которая. Да и на дороге не помешает задержаться и воткнуть пару косточек...
На этот раз Командир их возвращению обрадовался, хотя внешне это никак и не выразилось. А когда узнал, что никакого отдыха (разве только помыться) ни Кощею, ни даже Гусеву не требуется, обрадовался ещё больше. Приказав старшине приготовить баню, он пригласил князя с майором в "кабинет" и коротко ввёл в курс дела. Ну, или говоря по-другому, ознакомил с обстановкой. Обстановка эта, по словам Ивана Петровича, складывалась хоть и хреновая, однако всё же лучше, чем могла бы быть.
Прежде всего и самое главное — гитлеровцам так и не удалось сомкнуть кольцо окружения. И хотя ширина прохода всего лишь около десяти километров, войска через него потихоньку выходят. А кроме того, в ближайшее время силами 21-го и 23-го танковых корпусов, которые наконец-то удалось развернуть, будет нанесён удар вдоль северного фаса Барвенковского выступа. То есть как раз вдоль берега Северского Донца. И тогда в кольце окажется уже часть сил 6-й армии гитлеровцев. Меньше, конечно, чем хотелось, но...
Князь, внимательно следивший за карандашом, которым полковник показывал на карте обстановку, а также планы командования, ткнул пальцем севернее Балаклеи:
— А тут?
Колычев только развёл руками — мол, нашим бы с уже задуманным управиться. После чего пояснил, что тот выступ — это участок другого — Юго-Западного фронта. А у них свои... воеводы.
В общем, насколько понял Гусев, очень внимательно смотревший и слушавший, вопрос с выводом войск из котла всё ещё остаётся нерешённым. И следующие слова Командира это подтвердили:
— Княже, а ты можешь сделать такой же проход, как тогда, под Минском?
— Полторы тысячи шагов в ширину и три тысячи шагов в длину? — хмыкнул Кощей и уточнил:
— Моих.
Колычев, в который раз уже обманутый в своих ожиданиях, всё же спросил на всякий случай:
— А больше совсем никак?
Как Гусев успел заметить, лицо напарника становиться каменным либо в присутствии чужих, когда Кощей не хочет, чтобы кто-то догадался о том, что он думает или чувствует, либо когда задумывается. Глубоко. А поскольку сейчас здесь чужих не было, значит, Кощей, как он однажды объяснил, перебирает возможности. И, опять же, если Гусев всё правильно понимает — ищет, что предложить вместо создания прохода. Сергей и сам, чтобы не терять зря время, принялся прикидывать, что можно сделать.
Возможностей этих, по его мнению, было всего две. Первая — они с князем с наступлением темноты выходят на позиции противника и начинают всех резать. Вторая — князь это делает один, без напарника. В первом случае повышалась, гм, скажем, производительность труда. Во втором — Кощей получал свободу манёвра. То есть мог в любой момент взять и уйти на Кромку. И как ни крути, как ни обидно, более выгодным получался именно второй вариант. Потому что насколько больше они уложат гансов вдвоём — это ещё вопрос. А вот потеря такого специалиста, как князь...
Признаваться в собственной... малополезности, да? Пусть даже самому себе, было... неприятно. Но Сергея всю жизнь учили смотреть правде в глаза, да он и сам прекрасно понимал опасность переоценки своих сил, поэтому... Поэтому только и оставалось, что сидеть да вздыхать...
Однако долго жалеть себя не получилось. Напарник, явно что-то придумавший, первым делом поинтересовался, не надумал ли чего Гусев, и пришлось срочно встряхиваться, принимать бравый вид и быстро и чётко, как и подобает красному командиру ("Ага! И гордо!"), излагать... надуманное. При этом от князя веяло только вниманием, а вот от Командира смесью разочарования и почему-то гордости.
Ну, разочарование — понятно. Потому что Сергей не придумал способа решить дело разом. А гордость?.. Но об этом можно было подумать потом, а пока майор чётко закончил доклад, уточнив под конец, что это если не будет шариков.
Шариков не было. Командир сказал об этом сразу же, как только Гусев умолк. И что слоников тоже нет. Кроме — он достал из нагрудного кармана и торжественно поставил, можно даже сказать, водрузил фигурку на середину стола — одного. Да и того нашли случайно. Видно, потерял кто-то.
Осторожно взяв слоника, Кощей повертел его в руках и со вздохом ("С тяжёлым!") убрал за пазуху — для чего-нибудь серьёзного этого явно было мало. Потом посмотрел на Командира и спросил:
— Колычев, а если мы сделаем так?..
Идея князя состояла в том, чтобы не протыкать в боевых порядках противника сквозной проход, а сделать выемку. Ночью. В темноте. И ввести в неё "пешцев", чтобы те заняли позиции на флангах. Для начала. А утром, как рассветёт...
Не договорив, князь поднял глаза от карты, по которой водил пальцем, объясняя замысел, и посмотрел на полковника. Тот какое-то время что-то прикидывал в уме, потом спросил:
— На те же самые полторы тысячи твоих шагов в ширину и три тысячи в глубину?
— Так, — кивнул Кощей.
— А... в каком месте?
— А где скажешь, — хмыкнул князь.
Задав ещё пару уточняющих вопросов, командир отпустил напарников отдыхать, а сам быстро собрался и уехал. Как понял Сергей, предлагать воеводам возможность выбраться из той задницы, в которую они влезли...
Устроившись на завалинке с кружкой того самого чая, заваренного лично старшиной Нечипоренко, Гусев перебирал в уме детали последнего выхода в поисках ошибок и недочётов. Ну, то есть теперь перебирал. А до этого предавался — стыдно сказать! — пустым рассуждениям о том, что баня, пусть и не настоящая, намного лучше, чем такое достижение человеческого разума, как ванна. Потому что баня, хоть и собранная из палаток и железной печурки, здесь, можно сказать, под боком. Да. А ванна — она где-то там. Ну и толку с неё, получается? А?.. Вот то-то!..
