И память людей и волшебников, следуя новому курсу, изменилась. Были забыты причины Великого лондонского пожара. Пропали волшебные свойства у десятков тысяч амулетов, принадлежащих магглам. Изменились строки летописей и строки метафорической Книги Судеб. Изменилось всё, и изменения эти, точно снежный ком, нарастали и сталкивались, противореча друг другу. На рассвете пятого мая тысяча шестьсот восемьдесят девятого года двенадцать самоуверенных волшебников, назвавших друг друга великими, едва не уничтожили сам мир. И даже Пернелла не могла уже удерживать буйство энергий, даже Сей-Тиор не могла направить рост ритуала в единое русло, даже Блу не способен был остановить ритуал от уничтожения всего и вся.
Им помогли. Она появилась в центре пентаграммы. Сотканная из серебристого света и журчащих вод, Вика Эа-Тиайо, сплетённая вечности и глас Элайи, двумя гармоничными взмахами рук устранила все противоречия и все ошибки, все последствия и весь энергетический шторм. Она скрепила величайший ритуал — но не своей волей, а своим течением. Она осмотрела их, вымотанных, разбитых, только осознающих, что всё завершилось и завершилось хорошо, осмотрела — и изрекла:
— Да будет так, маги. Ваше желание услышано, ваши мотивы признаны достойными и воля ваша исполнена.
Она не говорила своего имени — оно было слышно в каждом отзвуке её слов. Она не говорила, что сделала — смысл точно сам постучался им в головы, играючи минуя все мысленные щиты. Именно тогда они осознали, что есть кто-то выше их. И выше не на голову, не на уровень — нет, разница была не количественной, но качественной. Там, где они распоряжались состоянием, Вика правила процессами, там, где они реализовывали единственный вариант, Вика тасовала возможности, точно колоду карт, там, где они высвободили силы, могущие разрушить саму Землю — Вика одним филигранным вмешательством даже не отменила их деяние, а позволила ему случиться в безопасной и полностью их удовлетворяющей форме. Тогда они в первый и последний раз попробовали себя на месте высшей власти, вершащей судьбы всего человечества — и были поставлены перед фактом, что есть власть выше и глубже, чем они, и эта власть настолько естественна и настолько едина с окружающим, что попросту ускользает из их восприятия и понимания.
И им осталось только осознавать да анализировать случившееся и делать для себя выводы. Он знал, какой выбор сделала Сей-Тиор — иного выбора она сделать не могла, горячая, не признающая над собой никакой власти мятежная душа. Знал он и выбор Пернеллы, которой была безразлична власть, а свободы более чем хватало. Выбор Николаса так и не стал ему известен — но он мог предполагать, что тот был недалёк от выбора Пернеллы. Остальные просто не дожили до современности, а новые великие маги так и не узнали о том, как проходил величайший ритуал, обо всём, что они узнали и постигли в процессе.
Был ещё один выбор — выбор, который привёл Сапфира к девочке по имени Сабрина, на его взгляд — единственно верный, пусть и труднонаходимый. Действительно, зачем плыть против течения, зачем плевать против ветра, зачем бороться, если можно использовать природу в свою пользу? И теперь этот выбор с весёлой улыбкой сообщил ему:
— Сейчас, он сейчас будет!
— Леди навигатор, вы — прорицатель? — аккуратно поинтересовался Фёдор Бардин.
— Я не... — и осеклась, поймав не то взгляд, не то мысль Сапфира. Умница какая! — Это — секрет, — подняла пальчик для большей вескости. Она что, наловчилась-таки подсматривать за людьми вдали жесты с их значением? Или прочитала где-то? Надо будет не забыть спросить. В случае Саабрин лучше вникать во все тонкости, чем оплошать, когда придёт черёд важных дел.
— Понимаю, леди Блу, — поклонился Бардин. И вот где вся эта церемонность в общении с ним, например? Чудак — иначе про Бардина и не скажешь. Чудак, но чудак более чем полезный.
— Три, — оттопырила первый палец из зажатого кулачка Сабрина, — два, — второй, — один!
С едва заметным хлопком ловко приземлился на ноги высокий худой волшебник в большущей тёмно-зелёной шляпе с большим рюкзаком за плечами, чемоданом в левой руке и палочкой в правой. Он молча, с огромным интересом огляделся, даже не задержав взгляда на летучем корабле, но пристально, на взгляд Сапфира, невежливо пристально рассмотрел Сабрину. Потом шагнул к Сапфиру, поставил чемодан, коротко поклонился:
— Рольф Скамандер к вашим услугам! Когда в путь?
Глава двадцатая: открытие
Атика весьма удивилась, когда узнала, что у Гермионы проблемы с магией. Нет, это мягко сказано — она весьма удивилась.
— То есть как это — неуверенность в себе? — спросила она непонимающе, даже с капелькой растерянности. — Не веришь, что ты маг?
— Ну, эффект теоретика... — начала было Гермиона.
— Эта муть? — подняла бровь Атика. — Нет, серьёзно, стоя около этого, — она обвела рукой замысловатые потоки энергий, пульсирующие вокруг огромной запутанной системы фигур — моделирующего ритуала, — и видя, кожей чувствуя его волшебство, ты сомневаешься в своей магии?
— Я... — Гермиона запнулась, и ей на помощь пришёл стоящий рядом Флитвик:
— Эффект теоретика — это реальность. Ты можешь в неё не верить, но где-то в глубине Гермиона испытывает сомнения в своих силах, которые перекрывают путь к собственному волшебству.
— Сомнения, значит, — зловеще начала Атика. — Сомнения? Это поправимо. Очень даже поправимо. Посмотрим. Легилименс. Хм. А ведь Альбус прав, потенциал менталиста. Никогда не видела столь хорошо организованное сознание у одиннадцатилетней. Хм? Какой-такой эффект теоретика? Где?! — Гаррин учитель всё больше недоумевала, а Гермиона чувствовала в голове напряжение и странную смесь щекотки с давлением. — Не вижу в упор. Может, в глубине? Хм. Хм. Нет. Ничего, — она развела руками. — Филиус, там нет серьёзных сомнений. Я прошлась в самую глубь, чуть ли не до ядра личности — пусто. Ну-ка, Герми, сколдуй что-нибудь.
— Я не Герми! — возмутилась та. — Люмос.
На конце палочки появился и тут же погас тусклый огонёк. Как всегда...
— Интересно... — задумалась Атика. — Так, давай по-другому. Повтори.
— Люмос.
— Специалис ревелио, — лоб Атики прорезала морщинка. — Что за чёрт? Вообще ничего, будто она сама не хочет вкладывать энергию! Давай попробуем более тонкие инструменты, — Атикина палочка взметнулась, выписывая сложную фигуру, и Гермиона увидела с помощью "ациус магика", как вылетают нити, сплетаясь в сетку, окружившую её. — Ещё раз!
— Люмос!
— Чёрт, — Атика в раздражении махнула палочкой, сыпанувшей искрами. — Если сенсорная сеть бессильна, то это или что-то сверхтонкое, или сверхслабое, или просто скрыто внутри. Первое маловероятно, второе уже бы рассеялось, зато третье... Филиус, что ты смыслишь в целительстве?
— Основы и первая помощь, — пожал плечами профессор Флитвик. — Предпочитаю зелья или профессионального медика.
— Альбус занят, так что придётся мне. Формос, — на каменной поверхности пещеры появился матрас. — Гермиона, будь добра лечь и расслабиться.
— Это неопасно? — спросила она, надеясь, что голос звучит не слишком слабо.
— Нет. Я не профессиональный врач, но это не настолько тонкая магия. Расслабилась? Ревелио валетуд. Ничего, но ожидаемо. Специалис ревелио магика. Так, отклонений в ауре нет. Перквириус аура. Депрамитс магика ритар. Ага! Линиа. Посмотрим, посмотрим... — магическая нить осторожно коснулась ауры — и рассеялась. — Не пойдёт. Гермиона, расслабься. Демоны пустыни, как же, расслабишься тут! Эксплисо лангури.
Гермиона обмякла на матрасе, отстранённо, будто сквозь сон воспринимая — магическом зрению не препятствовали закрытые глаза — как Атика аккуратно погружает в её ауру нить магии, вслушиваясь в её трепетание. Долго это продолжалось, не ли — Гермиона уже потеряла счёт времени, когда Атика, наконец, рассеяла нить и произнесла:
— Энервейт.
Гермиона мгновенно пришла в себя, пошевелила расслабленными мышцами, осторожно поднялась и осмотрелась. Атика хмуро смотрела в пространство, шевеля губами. Флитвик не спешил отрывать её от мыслей, бросая вопросительные взгляды, благополучно игнорируемые. Гермиона хотела было спросить сама, но вдруг осознала, что не знает, как обращаться к ней. Профессор? Она, вроде бы, учитель, но не в какой-то школе или институте. Мисс, миссис? Ей это совершенно не подходило, а если и подходило — что выбрать? Наконец, Гермиона вспомнила, как Атика говорила с призраком, и тихонько окликнула:
— Леди Атика.
Резкий поворот головы — Гермиона едва не упала от неожиданности.
— Не леди. Просто Атика. О чём-то хотела спросить, Гермиона?
— Что показало моё... обследование?
— Ничего. Ровным счётом ничего, — опять нахмурилась она. — Это-то и настораживает. Я не вижу ни внешних, ни внутренних причин, почему бы тебе не колдовать, как положено. Вера в собственные силы есть — даже не вера, а знание, уверенность, пусть и слегка придавленная страхом да сомнением. Важно не то, что есть вера, а то, что нет неверия, ощущения собственного бессилия, выученной беспомощности. Аура полностью чиста, не считая парочки аурных паразитов — но это не та публика, что должна волновать, выжжет после первого же серьёзного заклятия. Тонких проклятий на тебе нет. В сердцевине ауры сенсорная нить, беря мою ауру за образец, всё же выявила, что воздействие есть. Очень тонкое, очень слабое — его достаточно, чтобы в нужный момент частично отсекать тебя от Истока Магии.
— Истока Магии?
— А, ты же не знаешь. Новейшая теория, в книгах такую не найдёшь, — усмехнулась, уловив интерес Гермионы. — Исток Волшебства — это то, откуда мы все черпаем энергию. И магические существа, и маги, и вечные артефакты с ритуалами, и простые природные источники обязаны своим существованием именно Истоку. У каждого мага есть свой канал к нему. Ширина канала определяет, как много магии ты способна тратить постоянно, его направленность — какую энергию черпать проще. У тебя чёткой направленности нет — универсал, как Филиус или я. Правда, для меня это не природная особенность, а результат долгой работы... но это вторично. Так вот, я не смогла найти ничего, что бы влияло на тебя. Есть только одна сумасшедшая идея — сейчас проверю. Филиус!
— Да? — моментально откликнулся профессор. Гермиона позавидовала моментально вспыхнувшему энтузиазму профессора — это придало сил, надежды и ей самой.
— Подстрахуй меня — нужно принять отдачу.
— Какой уровень? — деловито уточнил Флитвик.
— Второй, до меганумана, — об измерении магии Гермиона слышала много — но пока только абстрактно, единицы для неё слабо соотносились с реальными заклинаниями. Мегануман — это же много?
— Давненько я таким не занимался, — Филиус повертел палочку, словно примериваясь, взял её двумя руками и направил в пещерный мрак. — С университета, если быть точным.
— Будь осторожен, — посоветовала Атика. — Готов? Ну, поехали!
Сначала её палочка описала сложную фигуру, затем Атика провернулась на пятках, очерчивая окружность, и буквально впечатала, вкладывая в каждый слог силу волшебства:
— Эл-фините ритум.
Её палочка рванула в руках, Атика едва устояла, а палочка Флитвика выплюнула метровый синий шар, слепящий в магическом зрении — он исчез где-то вдалеке. Профессор, в отличие от страхуемой, на ногах не удержался, но поднялся гибко и ловко, будто так падал по многу раз в день. Вихрь фиолетовых искр закружился вокруг, медленно угасая.
— Это то, что я думаю? — мрачный тон совсем не вязался с тонким голосом и обычной жизнерадостностью Флитвика. И это только подчёркивало серьёзность происходящего.
— Если думаешь о фоновом ритуале, охватывающем половину Земли, если не весь мир, то ты полностью прав, — сухо ответствовала Атика Сей-Тиор. Вот на лице её была не мрачность или хмурость. Гермиона не очень-то умела читать лица, но могла поклясться, что это азарт — как у гончей, взявшей след.
— Да, это очень серьёзно, — кивнул Дамблдор, глядя в озёрную глубь. — Не представляю, что бы делал без тебя, Атика. События как с цепи сорвались! Неизвестный фоновый ритуал планетарного масштаба, который прозевали вообще все. Эти Запретные Врата, за коими хранится нечто невероятно ценное для призраков Аркзасса. Вика Эа-Тиайо, эссэль озера Тиайо и её загадочный дар, последствия которого видны лишь на высшем плане и даже там — непонятны. Да... — Альбус прикрыл глаза — Атика же в уме отметила, что стоит рассказать ему о Вике. Позже. — Призраки говорят, что природные пробои магии закрываются уже третье тысячелетие, Квирнуса Квирелла видели в компании неклановых гоблинов, а Фадж вдруг поверил в мои идеи и решил довести их до абсурда, запретив тёмную магию целиком, исключая только аврорат, невыразимцев да членов Визенгамота. Иногда я думаю — а не стар ли стал для всего этого? — вздохнул он (Атика сдержала смешок — она, выходит, совсем уж древняя развалина?) и присел на камень, наклонившись к воде так, что его борода промокла.
Атика, материализовав точную копию камня, села рядом. Молвила:
— Если не ты — то кто? На меня можешь полностью рассчитывать, а Лондонская Община гоблинов всегда готова оказать несколько услуг. Как ты любишь говорить, ресурсов достаточно, вопрос только в плане.
— План... — Альбус поднялся рывком, опровергая собственные слова о старости. Борода высохла сама по себе, спутанные волоски разгладились, принимая презентабельный вид. О, было время, когда Альбус мог дать ей фору в косметической магии! Впрочем, не то чтобы большое достижение — в косметической магии ей каждая вторая волшебница фору даст. — Да, план у меня есть. Он не так уж и меняется. Вносить корректировки будем только после выяснения всех обстоятельств.
— Неужели ты решил посвятить меня в свои интриги? — демонстративно подняла бровь. А внутри и сама не знала, нужна ли ей вся эта политическая муть? Она помнила, чем заканчивается большая политика, когда назревает.
— Когда ты так говоришь, я почти верю, что тебе о них ничего и не известно.
— Не то чтобы совершенно, — хмыкнула Атика, вставая. — Но найти то, что ты прячешь в самой глуби себя незаметно — не под силу и мне, — а ещё больше она просто не считала нужным читать, чтобы не ввязаться ненароком. Это она не озвучила — он знал и так.
— Значит, я не самый бесполезный ученик на свете, — улыбнулся Альбус.
— Не самый, можешь смело ставить себя следом за Гарри.
Они улыбнулись друг другу, и Атика сообщила после быстрой мысленной проверки:
— Пора. Все ритуалы набрали силу.
— Тогда приступим, наставница, — этим словом он напомнил ей о тех давних временах, когда они совершили несколько совместных путешествий. Гриндельвальд, северная экспедиция, полярные ночи... Было весело, двумя словами. — Нам ещё многое предстоит сделать.
Квирнус Квирелл устал. Он прошёл долгий путь, и путь этот завершался. Полгода. Не больше. Что бы там ни говорил Тёмный Лорд, осталось всего полгода. Даже если он воскреснет, покинув тело, его преданного слугу уже ничто не спасёт. Потому что не Лорд пил кровь единорога. Её пил Квирелл. А проклятие единорожьей крови — одно из страшнейших. Квирелл подсчитал, сколько ему осталось. Ровно двести дней. Мало.
