Меня вдруг всего пронзила истома, когда Ригли заерзала по мне голым плоским животом. Совсем не желая доводить дело до крайности, я приподнял юную грешницу за осиную талию, заставив встать надо мной на коленях. Платье упало с ее плеч. Ригли на коленках подползла ближе и сильно прогнулась назад, взявши себя, для упора, за щиколотки. Грива волос ее разметалась в беспорядке.
Покрытый нежным пушком предстал передо мной ее бугорок любви с ложбинкой посредине. И я приник к нему губами, стараясь достать языком как можно глубже. Ригли начала тоненько скулить, я придерживал ее за ягодицы, пока она не задергалась, как на угольях.
Вскрикнула, запустила два пальчика в свое узкое отверстие.
— Сейчас, Нат! Сейчас... сейчас!
Ригли захватила в себя кончик моего ствола, помогая себе руками. Я сохранял еще остатки самообладания и хотел помешать Ригли, пожертвовать мне свою девственность. Но она вцепилась в меня, стремясь подвинуться вперед, несмотря на испытываемую сильную боль. Я тоже ощущал невыносимое напряжение в чреслах и, сдерживаясь из последних сил, стал пробиваться в тугую глубину короткими толчками.
Ригли с силой подалась ко мне, я услышал ее вопль. Задыхаясь, вся в слезах, она поспешила успокоить меня:
— Не бойся! Все хорошо, я сама этого хочу! Бери! Бери, не бойся!
И я взял ее. Тонкие руки девочки-женщины обвивали мою шею с неожиданной силой. Больше она ничего не говорила, дышала тяжко, со всхлипом, и, обнимая ее, я слышал бешеный стук маленького сердца.
Новое утро наступало белесое и пасмурное. "Ариэль" уже снизился ниже облаков. Ригли тихо посапывала в подушку. Будить ее было жалко, но — пора. Она приподнялась и сладко зевала с закрытыми глазами, потом внезапно очнулась:
— Здравствуй!
— Доброе утро, Реджина! Пора соблюсти конспирацию.
Мы долго прислушивались у приоткрытой двери, потом Ригли молча быстро поцеловала меня напоследок и выскользнула в коридор. От ее вчерашней обиды на меня за то, что в последний пронзительный миг я быстро вышел из нее и выстрелил своим добром вхолостую, не осталось и следа. Она поняла, что я берегу ее и еще больше преисполнилась благодарности.
— Вчера, когда открыли ящик, чуть не померла со страху, а теперь умираю от счастья, — таким было ее признание.
"Не надо, Ригли. Не умирай. Вся жизнь твоя — впереди. Но сейчас ты возвращаешься к ее истокам, в город, где родилась. В твоей памяти оживают картинки самого раннего детства, когда грохот выстрелов, крики, топот бегущих ног, кровь на мостовой — казались любопытной игрой... Тогда, восемь с половиной лет назад, режим Великого Ваги потерпел политическую и военную катастрофу, плоды которой мы пожинаем".
<< <
6. ФАВОРИТ
Не понравилось мне, как нас встречали. Хмурое утро, хмурые лица. Адмирал Арни, на голову выше остальных (Хозяйка едва доставала ему до плеча!), смерил меня взглядом, но ничего не сказал. И, разумеется, отправились мы в резиденцию Хозяйки в Вагноке на автомобиле. Вот тебе и запрет на моторы внутреннего сгорания! Что дозволено Юпитеру, то быку — фиг с два... Встречный стикс недоверчиво глянул на несущуюся машину и шарахнулся в сторону. Хорошо, что был без седока — наверняка покалечил бы или убил. Впервые мне пришло в голову, что стиксам, бедолагам, придется со временем вымереть.
Мы с Арни сидели позади водителя — офицера эльберо, а Хозяйка пристроилась на заднем сиденье вместе с сухощавым пожилым щеголем, он всю дорогу втолковывал ей что-то вполголоса. Я держал себя в руках. Явно, любовников своих Хозяйка подбирала по деловым качествам. Возможно, и этот тип с вышитым на лацкане черного костюма цветком орхи... Коротко знакомый с Хозяйкой, он нашептывал ей что-то прямо в розовое ушко. Она изредка кивала, соглашаясь, дважды отрицательно мотнула головой. Под конец отмахнулась:
— Не ко времени... Позже обговорим.
Деревья вдоль дороги, расступаясь, неслись навстречу и убегали назад. Остаток пути прошел в молчании.
О некоторых людях говорят, что от них веет холодом. Когда Хозяйка в строгом деловом костюме — серые жакет и юбка, белая блузка с перламутровыми пуговичками, уселась во главе длинного стола в свое кресло с высокой спинкой — она могла заморозить любого.
Небольшой, прямоугольный в плане зал заседаний Госсовета наполнялся ароматом цветущих роз, вплывающим сквозь открытые широкие окна. Я сидел в дальнем конце стола, напротив Хозяйки, и мог хорошо разглядеть всех остальных... Арни сидел справа от Хозяйки, ближе всех к ней, а напротив него... Алек! Я уставился на него, он насупился и покраснел. Заметно было, как старается он держать дистанцию от суровой начальницы, отодвинув свой стул подальше.
Кроме глав военного и технического департаментов, остальные были хозяевами, в Эгваль сказали бы — мэрами городов. (Но выборная система времен Великого Ваги не существовала больше на Острове). Массивный, крупнолицый мужчина рядом с Арни, к которому он обращался: "Дерек" — оказался комендантом Вагнока. Кроме этих троих, державшихся свободно, вся прочая братия, по-моему, втайне трепетала перед повелительницей.
Хозяйка встала, коротко окинув нас взглядом — словно выглянуло странное существо, настороженное, выжидающее и вновь спряталось за привычной личиной. Честно, она мне в этот момент стала очень неприятна. Но ее звучный, теплого тембра голос развеял наваждение:
— Представляю вам нового члена Госсовета — Натаниэля Гарига — человека долга, честного и смелого. Умного. Прошу согласиться с моей рекомендацией.
Я встал, руки по швам, форма майора эльберо сидела на мне идеально. Кивнул присутствующим, дал им секунду полюбоваться на себя и сел.
С Хозяйкой согласились. Никто не поперхнулся и не тявкнул поперек. Секретарь — невзрачный человечек с мышиного цвета волосами, положил передо мной текст присяги. Пока я читал, Хозяйка коротко уточнила присутствующим: чем я хорош, почему считаюсь умным и, что действительно — не трус. О кругосветном полете "Дракона" здесь знали все. Арни в полголоса чертыхнулся — я уже знал о его неприятии этой авантюры, удавшейся скорее благодаря милости Божьей, чем стараниями нашей троицы. Прочие же глазели на меня с любопытством. О том, что я — выходец из Эгваль, Хозяйка культурно умолчала.
Присяга оказалась не самой оригинальной. Я клялся лично Хозяйке в преданности, обязался по первому чиху исполнить ее любую прихоть, а если нет — расплачивался жизнью. Ну и чудненько. Размашисто подписался, сердце билось ровно, я не кудахтал от радости и не расплывался в дурацкой улыбке. Эна с ее вывихнутыми мозгами многое делала через задницу, но, в конце-то концов, я получил то, на что рассчитывал.
Мою присягу передали Эне, тот же секретаришка вручил указ о назначении — прекрасная бумага, красивый шрифт и аккуратная роспись внизу: Naomy Vartan. Отчего-то вдруг стало тоскливо и больно.
Объявили перерыв, и я вышел прогуляться. Чтобы не столкнуться с Алеком, направился к выходу через южное крыло Дворца правительства. Лучше б я этого не делал.
Лестница вывела меня в образованную рядом стройных колонн, крытую матовым стеклом галерею. В десяти метрах от входа справа к колоннам были прикованы обнаженные трое молодых мужчин, слева и ближе ко мне — женщина. Позы бессильно повисших тел наводили на мысль о наступившей смерти, но, всмотревшись пристальней, я обнаружил, что женщина жива и подошел ближе.
Ощутил душный запах — несчастная вынуждена была ходить под себя. Ноги от долгого стояния страшно распухли и уже не держали ее. Она висела, раскинув руки, на тонких цепях, голова упала на грудь, медного отлива волосы скрывали лицо. Услышав мои шаги, она с трудом подняла голову.
На вид я дал бы ей лет тридцать пять, сорок и если б не следы страданий, то счел бы, по меньшей мере, миловидной, а фигура зрелой женщины была просто хороша. На лице застыли следы слез, но сейчас она не плакала — в теле уже не оставалось для этого достаточно влаги. Она попросту умирала от жажды. Как издевательство — рядом в двух шагах весело журчал фонтанчик в виде каменного цветка.
Я вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист — свое назначение, развернул и сложил в бумажный стаканчик чистой стороной внутрь. Плотная бумага не размокала и хорошо держала воду. Запекшиеся губы женщины с трудом раскрылись... Четыре раза я наполнял импровизированный сосуд и с каждым новым глотком к умирающей возвращалась жизнь.
— Не помню,... кто ты? — услышал я хриплый шепот.
— Новый человек. Хозяин Тира с сегодняшнего дня.
Она ответила на мой невысказанный вопрос.
— Элиза... Я — Элиза...
Три дня назад Хозяйка обвинила члена Госсовета Элизу Маккиш и трех министров в расхищении продовольствия, предназначенного к отправке в Тир. Разбирательство было коротким, расправа скорой — Хозяйка не слушала оправданий. Все дни до возвращения Хозяйки Элизе и ее товарищам по несчастью не давали ни есть, ни пить. По утрам открывался только южный вход, и чиновники шли на работу, опустив глаза, мимо своих бывших коллег. Я оказался первым, кто подошел к Элизе и проявил сочувствие. Не хотелось думать, что моя жалость обернулась жестокостью — к обреченной на мучительную казнь вернулись силы, и теперь ей предстояло заново пережить муки смертной тоски.
Элиза это понимала.
— Пусть... Легче, когда знаешь, что есть настоящие люди... не трусливое дерьмо... Больше не помогай, не губи себя... Помнить... сколько еще жива... буду...
Промокший самодельный стаканчик я положил в карман. Одернул и так ладно сидящий мундир и вернулся обратно в зал. Все уже были в сборе, Хозяйка недовольно нахмурилась — почему опоздал? Я продолжал стоять в дверях, и молчанье в зале сгущалось, нависая над нами невидимой тяжелой пеленой. Хозяйка побледнела, но сохраняла самообладание. Я сказал громко и отчетливо:
— Немедленно прекрати зверство!
Шагнул к ней, повергая всех в тихую панику. Но успел заметить, что Дерек, похоже, согласен со мной, а Арни еще не решил: вышвырнуть меня вон или ждать развития событий. Хозяйка изобразила мягкое недоумение. Я ухватил ее за лацканы жакета и легко выдернул из кресла, поставив перед собой.
— Не притворяйся, что не понимаешь, о чем речь!
Она не сопротивлялась, безвольно опустив руки. Верхняя пуговичка на блузке, треснув, отлетела. Никто не вмешивался — все просто оцепенели.
— Отпусти, пожалуйста... Мне трудно так с тобой говорить.
Я отнял руки. Она осталась стоять, казалось, в некотором раздумье, потом печально вздохнула.
— Нат... Эти люди обрекли поселение в Тире на голодную смерть. Вина их доказана, не сомневайся. Поставь себя на мое место. Может, я поступила неправильно... Но виновников постигла участь, которую они готовили в Тире всем. Вспомни!
Я помнил. Работяг, падающих от слабости, худую от недоедания Ригли.
— У меня пуговица оторвалась, подыми, пожалуйста...
Я машинально поднял блестящую пуговичку, и тут ладонь Хозяйки коснулась моей щеки. Теплое прикосновение — то ли легчайшая пощечина, то ли проявление грубовато-нежной ласки.
— Пойдем, Нат... Ты прав — нельзя бежать от дела своих рук.
С нами пошли еще двое офицеров охраны. Хозяйка коротко кивнула на троих мужчин:
— Убейте.
Послышались сухие щелчки иглометов. Были ли приговоренные живы, когда их сердца пронзили стальные стрелки? Хозяйка повернулась к Элизе.
— Пора умереть, Элиза.
Та молча глядела на свою мучительницу. Хозяйка, не глядя, протянула назад руку, приняв от охранника игломет. Элиза все так же молча опустила голову. Хозяйка крепко взяла ее за подбородок, заставляя смотреть ей в глаза.
— Элиза! Ты слышишь меня?
— Не люди... вы... все...
Я лихорадочно соображал, как убедить Хозяйку пощадить Элизу.
— Эна! Элиза — хороший специалист?
— Одна из лучших, что были у меня... То что она жадна, завистлива — я считала мелким недостатком.
— Ее преступление касается исключительно Тира, так?
— Д-да... И меня.
— Как хозяин Тира — прошу сохранить мне ценного работника.
— Элиза, слышишь? За тебя просят.
— Я... тоже прошу... не... мсти ему... что заступился... Прошу, ради нашей былой дружбы... Теперь убей...
Хозяйка задумалась, потом вдруг, словно очнувшись, обернулась к охране.
— Позовите Рона! — она воззрилась на Элизу, будто впервые увидела ее или узнала о ней нечто новое.
С весьма кислой миной явился давешний староватый щеголь в черном, и Хозяйка обратилась к нему:
— Рон! Если можно ее спасти — сделайте это. Элиза! Останешься ли жива или умрешь — я отменяю высылку твоих близких и снимаю арест с имущества.
Элизу освободили от цепей, уложили на носилки и унесли.
— Ты доволен, Нат? — Эна взяла меня под руку, — Если выживет, я верну ее в Госсовет, чтобы ты всякий раз видел, кого спас и мог убедиться — ошибся ты или нет.
Мы вернулись в зал, и Хозяйка повела заседание, как ни в чем не бывало. Выслушивала доклады, согласие выражала просто: поручением исполнить предложенное. Иначе — распоряжалась отложить вопрос до нового обсуждения. Регламента никто не придерживался, но общее время собрания было жестко ограничено — до обеда и баста. Слишком говорливый отнимал бы время у своих коллег. Я сидел молча, на меня вроде никто больше не пялился, но теперь я здесь был фигурой. Когда собрание закончилось, и мы стали расходиться, как-то само собой получилось, что в дверях мне уступали дорогу. Последней вышла Хозяйка, я подождал ее, собираясь извиниться за бестактное (мягко сказано) поведение.
Не дослушав, она кивнула:
— Забудем.
Распахнутый ворот блузки открывал ее нежную шею.
— Располагай собой свободно. Больше сегодня дел нет, — все же остался в ее тоне легкий холодок.
На том простились, и я стал "свободно собой располагать". Перво-наперво поел — кормили здесь хорошо. Поселили меня пока в самом Дворце правительства. Остальные чиновники жили в отдельных домах в пределах тщательно охраняемого квартала — Двор Хозяйки мог в случае необходимости долго держать оборону. Из цокольного этажа Дворца Правительства, возможно, расходились в разные стороны подземные переходы, но точно я этого не знал.
Солдат сыт — день прошел удачно. В таком настроении, переодевшись цивильно — в легкие брюки и безрукавку, я вышел в сад. Побродил по хрустящему желтому песку аллей, нашел подходящий пригорок и уселся — один бурьянчик среди роз, посреди окружающей красоты. Стрекоза прошелестела перед самым моим носом, воздух был тих и тепл... Я лениво вытянул ноги и тут заметил, что здесь не один.
Поодаль встрепанная девушка в закатанных до колен штанах из грубой синей ткани и выцветшей, застиранной рубахе старательно ухаживала за цветами. Меня она пока не замечала или делала вид. Вот она выпрямилась, смахнула каплю пота со лба, придерживая липнущие волосы, и я узнал Хозяйку. Она тоже, в свою очередь, как бы только что заметила меня, подошла неспешно и уселась рядом, расслабленно опустив руки между колен. Пошевелила пальцами босых грязных ступней, с убитым видом горестно вздохнула, опустила голову.
