Я скосил взгляд на Камориль. Его серьги-полумесяцы были все еще на нем — видимо, их не удосужились сорвать, а значит, у нас есть кое-что неожиданное для наших тюремщиков. А кроме прочего, где-то во мне все еще сидит костяной нож. Вот только, как его достать?
Я запоздало понял, что не спросил у некроманта, каким образом этот нож извлекается из костей носителя. Выходит, нож во мне, а как его достать, знает только Камориль. А Камориль не может говорить, да и я ничего не могу спросить у него.
Что же делать?
Пошевелиться я не мог. Вообще. Только голову мог поворачивать. Проклятый пластмассовый кляп у меня во рту был явно куплен в каком-нибудь секс-шопе и придавал моему положению толику горькой ироничности. Стоп. Пластмассовый?..
Я сделал то, чего раньше не пытался: попробовал применить силу и как бы разжевать кляп. Все-таки не зря же я всю жизнь вынужден подавлять свою улыбчивость и прятать от посторонних глаз мои желтые клыки. Мне пришлось изрядно напрячься и даже опереть нижнюю челюсть о плечо, повернув голову, и вот, при помощи такой импровизированной точки опоры, я смог раздавить пластмассу. Под напором моих зубов кляп треснул, и через некоторое время я радостно плевался его разжеванными кусками.
К сожалению, дотянуться ртом до связывающего меня скотча я не мог.
— Эй, Камориль, — позвал я. — А я разжевал кляп!
Камориль издал непонятный звук, похожий на хмык. Наверное, маска не дала ему изречь какую-нибудь колкость по поводу моей сообразительности, но это и к лучшему.
— Йер, как мне вытащить нож? — все-таки попытался я. — Что-то не нравится мне тут! Надо выбираться!
Камориль промычал что-то невнятное.
— Не понимаю, — грустно сообщил я.
Ну, что же делать дальше? Попробовать выработать какой-то шифр, чтобы Камориль по буквам намычал мне, как вытащить нож? Можно, но долго. Что же делать? Очень актуальный вопрос в таком положении.
Я стал осматривать нашу камеру на предмет чего-либо, что может мне помочь или натолкнуть на идею. Вот стол, на нем строительные и слесарные инструменты, мотки скотча, которым нас привязывали, какой-то мусор. Лампочка под потолком, опять же. Камориль, распятый на кресте, его черные кожаные штаны в какой-то белой пыли, как будто бы его тащили по побеленной известкой стенке...
Лунь придет кормить нас не раньше чем через двое суток. Ну хорошо. Если он придет, то что я смогу сделать? Украсить у него губами ложку? А вдруг это чудовище разозлится? Нет, не вариант.
Может, закричать? И тоже поиметь увлекательную беседу с Верой и ее извращенческими наклонностями? Ну уж, нет. Я, пожалуй, этого удовольствия себя лишу.
Как же быть?
Я снова посмотрел на Камориль:
— Ну и попали мы с тобой, а. Кажется, в таком положении мы впервые.
Камориль ничего не ответил, только вздохнул.
— Довольно неприятно быть настолько беспомощным, — признался я. — А эта барышня... Интересно, откуда ты ее знаешь? А впрочем, нет, не говори, даже думать об этом не хочу. Ее кожаные трусы и твои кожаные штаны... Что-то у вас есть, знаешь, похожее, мне даже удивительно как-то, чего это вы не нашли с ней общий язык.
Камориль, естественно, снова промолчал.
— Она же это... как называется... вуайеристка, да? Иначе б зачем ей такое всякое предлагать. Эх, чем бы дитя не тешилось...
И тут у меня произошел, как это нынче называется, инсайт. То бишь озарение ко мне пришло. Я еще точно не знал, как это сделать, но... Я кое-что вспомнил о Камориль. Кое-что такое, что не делает ему чести в обычной ситуации, но может помочь нам сейчас.
Я сглотнул. Похоже, мне предстоит недюжинное испытание. Мне придется делать то, чего я делать не привык и не очень-то умею. Косвенно выражаясь, сейчас я должен буду поработать языком. Насколько странно бы это ни звучало.
И я начал.
— Эй, Камориль, — мой голос подвел меня поначалу, поэтому мне пришлось повторить: — Камориль Тар-Йер. Знаешь, я вот что подумал... А может, нам стоило принять ее предложение?.. Не подумай чего хорошего. Я имею в виду душ. Ну, она же была вполне серьезна, так? Мало ли, по пути туда или обратно нам бы выдался шанс сбежать. Они же нас всяко развяжут, чтобы мы могли... доставить им это их нездоровое удовольствие наблюдать за мокрыми, разгоряченными телами. Я же... Я же все понимаю. Одно дело — личные отношения, но совсем другое — вопрос жизни и смерти, и здравого рассудка тоже. Ну, в общем, если она еще раз предложит... ты не будь так категоричен. Тем более, я же знаю, что ты этого хочешь. Гадкий ты, кстати говоря, извращенец. Ну, а потом... сделаем вид, что ничего не было. Да и какая кому разница. Это же только... между тобой и мной. К тому же, я уже начинаю чувствовать запах грязного тела... И не только своего. А так... Я бы мог взять тебя... и хорошенько отмыть.
Я сглотнул. Пока что вроде ожидаемого эффекта не было. Градус недостаточен? Ну что ж. Деваться некуда. Надо продолжать.
— Представь себе. Теплая вода струится по моей спине. Волосы тоже мокрые, свиваются спиральками, тяжелые, прилипают к плечам. Ты чувствуешь, что моя кожа горячее воды. Прижимаешься ко мне, ощущая телом все рельефные места. И ты вправе это делать. Можно. Мне приятно. Ты можешь касаться меня всюду. И я целую тебя сразу глубоко и жестко, так, как некоторые девушки не любят. Но тебе нравится, да? Эти сладостные ощущения, так похожие на боль... Твои руки скользят по моим бедрам, плечам и груди. И мое тело отвечает тебе, ведь я чувствителен, как шестнадцатилетка. Я прикусываю мочку твоего уха, прижимая тебя к себе за талию. Спускаюсь к шее и целую ее так, чтобы оставить след. Он будет напоминать тебе об этом, даже когда все кончится. Но до этого еще далеко. Я прижимаю тебя к холодной стене, наваливаясь теплой приятной тяжестью, и ты чувствуешь, как мои прикосновения обжигают тебя, проникают под кожу, заставляют ластиться и желать большего. И ты получишь все, чего хотел, в полном объеме, и это будет в тысячу раз лучше, чем ты мог представить. Ведь ты уже представлял себе, как это будет, а? Так вот, это будет глубоко, долго и горячо. Я буду истязать тебя, пока ты не станешь просить пощады, изгибаясь в моих руках молодой лозой, постанывая от растекающегося внутри тебя удовольствия...
Сработало.
Примерно на высоте пятых ребер у Камориль стремительно выросли еще четыре руки, по две с каждой стороны. Они вырастают у него каждый раз, когда он по-настоящему возбужден. И отпадают пустыми хитиновыми оболочками после. Это не настоящие руки, они только выглядят человеческими. В них, по сути, даже костей нет.
Камориль тут же стал расшнуровывать свою маску одной парой рук, а другой расстегивать ремни у горла и за головой.
Когда маска полетела куда-то вниз, и он смог говорить и смотреть на меня, первым, что он сказал, было:
— Ах ты, сукин сын, ты думай вообще, что говоришь! Если я сейчас освобожусь первым, то ты рискуешь быть изнасилованным прямо не слезая с креста!
— Я знаю, что ты знаешь, что я никогда тебе этого не прощу, — с усмешкой проговорил я.
Камориль попытался дотянуться дополнительными руками до ремней на основных руках, но не смог.
— Еще б чуть-чуть! — заскрежетал зубами он.
— Ты лучше скажи мне, как вызвать костяной нож? — поторопил его я. — Если, например, я его из запястья вызову, то у меня рука освободится, и я смогу себя развязать и потом тебя.
— Мне надо тебя коснуться для этого, — расстроено сказал Камориль. — Такая вот... накладочка получилась. Ну ничего. Мне чуть-чуть осталось... А ну, Мйар, давай... поработай еще немного. Раз теперь я тебя вижу... оближи губы.
Как-то мне стало совсем уж обжигающе стыдно. Но, что делать. Подчинился.
— А теперь медленно... оближи плечо... я верю, ты сможешь... Да, так, хорошо... О-о... Очень хорошо... Отлично.
Дополнительные руки Камориль смогли дотянуться к запястьям основных и развязать на них ремни, а потом и отодрать скотч.
Через пару минут Камориль был уже на свободе. Потирая ноющие суставы, он присел на стул Веры и глянул на все еще связанного меня снизу вверх.
— Какие недюжинные таланты сокрыты в тебе, друг мой, глубоко и надежно! Какая страсть!..
— Камориль, развязывай меня давай! — зарычал я. — Не будь свиньей!
— Сейчас-сейчас. Успокоюсь. Не хочешь же ты и правда...
— Камориль!
— Ладно-ладно. Считай, уже.
ГЛАВА 14
Никс, гуляя по не слишком знакомому ей городу, тщетно пыталась придумать план, как же ей вызволить Эль-Марко и, если получится, остальных, и при том не пропасть самой. Она не знала, где именно искать тех вампиров, что похитили ее друзей, но помнила, как легко загорелся напавший на нее упырь, как он вспыхнул, будто бы бензином облитый. Мясо так не горит.
Тем временем над городом сгущались сумерки, и вот-вот должны были загореться фонари. Похолодало. Люди с удивлением косились на девчонку, гуляющую в такую погоду с коротким рукавом, но Николе снова не было холодно.
Она купила себе в ларьке два пирожка с повидлом и чай и умостилась на ступеньках под массивным бронзовым памятником, изображающим трех коней на горящем шаре. Символизм скульптуры остался для Никс неразгаданным.
Фонари наконец включились, но странный памятник почему-то остался в тени. Никс покончила с пирожками, а чай решила растянуть на подольше, ведь всем известно, что под чаек думается лучше всего.
Итак, ключ от всех дверей, кроме одной — не вещь, а понятие. Но когда Никс начинала об этом думать, в ее мозгу как будто бы кто-то дергал стоп-кран. Мысли упирались в стерильную белую стену из гладкого пластика.
— Ну хорошо, предположим, этот ключ — ну, например, любовь. Хорошо, — Никс решила проговорить вслух свои мысли, в надежде их собрать. — То есть, с необычным даром Ромки справится любовь? И он должен ее найти. Нет, они все должны ее найти. Слишком просто и слишком сложно, как по мне.
В трех метрах от ступенек памятника нарисовалась темная фигура. Судя по очертаниям, это был мужчина в какой-то мешковатой мятой одежде. Двигался он как-то неуверенно, расхлябанно, а когда он подошел совсем близко, Никс по запаху определила обыкновенного горожанина навеселе.
— Эй, детка, куришь? — спросил потрепанный жизнью мужчина с мутным взором.
Никс, смотря на него снизу вверх, спокойно ответила:
— Ну.
Мужчина вынул откуда-то суровую папироску и протянул характерным жестом, выпрашивая огня. Никс подняла руку и щелкнула пальцами. Третью фалангу указательного обвило живое пламя, не причиняя никакого вреда своей владелице, однако, соприкоснувшись с сигаретой, огонек будто бы взбесился: он поглотил бумагу и пахучую траву разом, как 'слизал'. Мужик, охнув, отдернул руку, попятился, споткнулся, упал, прополз немного, потом снова поднялся на ноги и спешно скрылся за поворотом, выкрикивая от испуга мерзкие в своей вульгарности оскорбления и проклятья.
Никс хохотнула ему вслед, допивая чай, подогретый прямо в стаканчике ее же ладонями.
В этот момент откуда-то с другой стороны, из самой густой темноты вышел кто-то еще.
Никс дернулась, расплескивая остатки чая — больно уж внезапно этот некто проявился. Она могла бы поклясться, что секунду назад там, в темноте, никого не было.
— При-ивет, — нараспев произнес молодой человек, проводя пальцами по волосам. Между недлинных русых прядей сверкнули маленькие фиолетоватые молнии, и волосы парня поднялись вслед за его пальцами. — Ты чего цивилов пугаешь? И кого здесь ждешь?
— Охренеть, — произнесла Никола. В этом ее возгласе смешалось на самом деле очень много чувств. — Ты... это... чего такой дерзкий?.. И откуда взялся? Ты что, наблюдал за мной?
Никс поднялась на ноги. Парень тем временем остановился в двух метрах от нее и дальше не шел.
Пахло дождем.
— Я тут ребят жду, чтобы провести в 'Колбасу' через черный ход, у нас там выступление скоро, — молодой человек улыбнулся, пытаясь сгладить конфликт. — Ну чег ты как дикий бурундук? Я прям даже испугался. Испепелишь же!
— Испепелю, можешь не сомневаться, — пообещала Никс. — И сам ты — бурундук! И ты... что ли... что это за молнии у тебя между пальцев бегают? Неужели ты...
— Ну да, я — как ты, только... немного не так, — парень растопырил пятерню, демонстрируя свой 'талант', и снова сжал в кулак. — Такие дела. Но ты бы, на самом деле, не показывала это на людях... не принято это, как бы.
— Знаю, — фыркнула Никс. — У меня просто настрой мерзкий, а тут этот мужик пьяный еще...
— Чего настрой мерзкий? — осведомился незнакомый элементалист, стремительно превращаясь в знакомого.
— История длинная, и я не вру, — вздохнула Никола.
— Что, парень бросил?..
Вот этого ему лучше было не говорить. В точку он, конечно, не попал, но Никс разъярить сумел. И если ее обычная злость бывала яркой и быстрой, то глубокие эмоции обычно никак не отражались у нее на лице, зато все, что вокруг, горело синим пламенем, и никаких иносказаний.
Никс положила руку на металлический шар, на котором стояли гарцующие кони. Металл зарозовел.
Парень присвистнул.
— Все ясно, — сказал он, как будто бы и правда все понял. — Ну, значит, тебе Потерянным велено было со мной встретиться! Пойдем, фрик-клуб 'Колбаса' как раз для таких, как мы!
— То есть? — Никс отняла руку от статуи, побоявшись, что та совсем расплавится.
— Придем, поймешь, — подмигнул элементалист. — Да не бойся ты! Ты ж вон чего творить умеешь, чего тебе бояться? А там послушаешь песенки, дернешь чего покрепче, потанцуешь, развеешься. Глядишь, к утру тоска пройдет. Возможно, оставив кратковременную головную боль, но то пустое. А? Ну, чего? Не ломайся, пошли.
Вот это хорошо ему говорить такое девушке, еще и в темной подворотне. О чем он только думает... хоть бы вспомнил, во что одет: широкие джинсы, толстовка, жилетка с цепочками, баф на шее черный и внезапно зеленый галстук, — итого получается достаточно хулиганский вид, если не брать в расчет тот самый галстук. Однако же лицо у парня было простым и открытым, и еще на нем примечательно выделялись широкие черные брови.
Никс поджала губы, подумав, что парнишка вроде как искренне ей добра желает. Наверное, и правда подумал, что ее 'парень бросил'. Это ж кого из 'бросивших' парнем считать...
Щеки Никс стремительно порозовели. Она попыталась взять себя в руки так оперативно, как только можно.
— А звать-то тебя как? — спросила Никс у элементалиста, который терпеливо ждал, пока она решит, что делать.
— Я — Ари, это сокращенное от Аристарх. Мой папаня — оригинал и упрямец, каких поискать, так что мама не смогла его никак переубедить и назвать по-своему. Она, впрочем, предлагала имя Модест, так что я, порою, даже рад тому, что батя настоял на 'Аристархе'.
— То есть, — голос Николы стал тихим, — тебя отец... учил...
— Ну да, — Ари кивнул. — А тебя как зовут?
— Никола.
Аристарх широко улыбнулся.
— Со всеми бывает! То есть, будем знакомы! Ну что, пошли?
— Но у меня денег нет...
— Ничего, все в порядке, я тебя так проведу!
— А как же друзья, которых ты ждешь?
