Третий шаг. Книга 5. Иллюзия реальности

— Стало быть, Двойка — это... своего рода законсервированный кусочек человеческой цивилизации?

— Да, я бы так и сказал: обыкновенная консерва.

— А Перворожденные, стало быть, боги, оживотворяющие Галактику?

— Боги — не боги, но цивилизация, старше нашей на много миллиардов лет. Почему чуть что — сразу боги? Поминание без особой нужды Причины всего и всякого есть признак незрелого ума. Пора бы уж повзрослеть. Принять к сведению уроки исторического пути человека по тропе познания.

— Какие именно? Их много, уроков разных.

— Да хотя бы то, что в целом вся история нашего естествознания — это падение. Люди постоянно претендовали на привилегированное место в Мироздании, и раз за разом низвергались в пучину ничтожества. Когда-то их мир был маленьким. Чуть больше той территории, которую можно было охватить взглядом, взобравшись на высокое дерево или поднявшись на гору. Рассказы путешественников о дальних странах укладывались в существующую систему мифов и сказок. Так появлялись собакоголовые, амазонки, сирены, грифоны и прочее. А в двух-трех днях пути пряталось жилище доброго волшебника или Прокруста, выравнивающего по росту усталых путников.

— Это как?

— Он, как рассказывали, клал гостей на свое ложе. Если их ноги свисали — отрубал лишнее. Если не дотягивали — вытягивал.

— Ишь, какой стандартизатор, — прокомментировал Алексей Сковородников.

— А что дальше?

— Чуть дальше обитали боги, не считавшие зазорным время от времени пообщаться с простыми смертными. Солнце жарким фонариком исправно вставало на востоке, проплывало по небу и тонуло на западе. Казалось очевидным, что оно много меньше окрестных полей и лугов. Позже наука все же смогла определить более-менее правильное соотношение размеров Земли и Солнца. Но только в двадцатом веке выяснили, что легкая туманность на ночном небе — так называемый Млечный Путь — на самом деле есть огромное скопление звезд. Назвали ее Галактикой. К Солнцу стали относиться как к ничем не выделяющейся звездочке, находящейся далеко-далеко от центра Галактики, на отшибе. Потом открыли другие галактики. Пришли к выводу, что наша Галактика зауряднейшее звездное скопление. А затем... ну, вы сами можете продолжить.

— Понятненько, — протянул Яфет. — Только к чему вы это нам говорите?

— К тому, что даже к слову "Бог" следует относиться с величайшим почтением и не употреблять его всуе. Сейчас мы вынуждены приписать Ему создание видимой нам части Метагалактики со многими миллиардами галактик, каждая из которых содержит сотни миллиардов звезд. Причем в большинстве звездных систем имеется своя жизнь, а изредка — разумные существа. Вынуждены приписать Ему проектирование бесконечности микромира, глубин надпространства и множества стрел времени. Приписать появление наших магов, умеющих создавать свои материальные миры. Например, тот же Ирий, сотворенный Олмиром и Месенном. Короче говоря, не надо всякий раз поминать Бога. Достаточно просто полагать, что Перворожденные примерно такие же обитатели нашего Мироздания, как и мы. Ну, чего-то достигли в жизни. Сконструировали нас и еще с десяток-другой разумных рас. Как мы, люди, сделали вас, хол.

— Вы остановились в шаге от создания хол. Последний, самый трудный шаг мы сделали самостоятельно, — механически проговорил Яфет и надолго замолчал.

Состоявшийся разговор, как и все фантом-конференции последних дней команды-22, стал достоянием научной общественности экспедиции. Прозвучавшая гипотеза Яфета о неразумности аборигенов Двойки впоследствии вспоминалась разве что для того, чтобы получить очередной заряд критики. Зато слова Ника Улина упали на благодатную почву. Через день-другой Двойку все в унисон стали называть Консервой. А обитатели ее, неотличимые от первых на Земле людей, получили название консы.

День мелькал за днем, и Алексей Сковородников не сразу почувствовал, что поток фактов из Консервы превратился в тоненький ручеек. Элеонорцы по-прежнему видели все, что творилось в ней, но, как и прежде, не всегда могли объяснить поступки аборигенов. О жизненно важных делах консы, как и люди, говорили редко, поэтому фундамент устройства их общества, скрытые пружины поведения оставались пока не понятными.

Наибольшие споры вызывали религиозные обряды консов. Религия занимала важное место в их жизни, но ознакомиться с ее основами, с мифологией не удавалось. Особую загадку представляла традиция паломничества. Выбранные по неизвестным критериям аборигены — мужчины и женщины, молодые и пожилые — срывались с насиженных мест и пешком, питаясь подаянием, шли в центр своей Ойкумены, к Урему. Входы в пещеры по его берегам денно и нощно охранялись специальными караулами консов, и автоматические разведчики "Элеоноры" не смогли проникнуть внутрь. По случайно оброненным невнятным фразам выяснили, что паломники спускаются в пещеры для трехлетней учебы в закрытых учебных заведениях — так были поняты слова "паломник, ученик школы богов": дети консов учились в сельских школах три года.

Стало очевидно, что необходимо найти новые источники получения информации. Не было у экспедиции времени, чтобы ловить знания по крупицам. Возникло предложение принудить консов к разговору. Задавать вопросы на интересующие темы и слышать ответы. Но как это сделать, не открывая, что люди пришли в их мир извне? Решение лежало на поверхности: послать в Консерву разведчика. Тайного агента. Шпиона, который мог бы участвовать в общественной жизни консов.

За будущим агентом закрепилось название прогрессор — это слово принес Алексей Сковородников из своей прошлой жизни. Чуть ли не все члены экспедиции записались в добровольцы. Ник Улин с Алексеем Сковородниковым, на зависть Яфету, тоже подали заявления. Хола был забракован изначально: первое и самое важное требование, предъявляемое к будущему прогрессору, было не иметь ни одного вживленного технического устройства.

Серый

Насыщенные будни предоставляли все меньше минут отдыха. Ник Улин, продляя их, взял в привычку после приемов пищи добираться до своей каюты кружным путем. Неспешная прогулка позволяла собраться с мыслями, распланировать занятия на ближайшее время.

Так и в тот раз, расставшись с Яфетом и Сковородниковым у лифта, он пошел куда глаза глядят. На одном из коридорных поворотов чуть не столкнулся с Рональдом Греем.

Неприметность — визитная карточка сотрудников Комитета Защиты Человечества. Отстранившись в механических извинениях, Ник Улин не сразу понял, что перед ним один из заместителей капитана — настолько незапоминающимся тот был.

— Вы торопитесь? — спросил Рональд Грей. — Не возражаете, если я составлю вам компанию?

Квартарская привычка с готовностью и открытой душой воспринимать любое обращение отогнала прежние мысли.

— Пожалуйста. С радостью.

— Вы, как я заметил, прогуливаетесь в гордом одиночестве, без своих товарищей по команде. Сильно они вам надоедают?

— Ваш вопрос свидетельствует, что вы не квартарец. Высшая жизненная роскошь — общение. Тем более с такими людьми, как Сковородников. И Яфет.

— Да, герцог Лусонский подобрал себе великолепную команду. Вчера я как раз просматривал отчет об эффективности работы различных служб экспедиции. Ваша команда на первом месте с огромным отрывом. Буквально по всем показателям.

Герцог Лусонский палец о палец не ударил, подбирая команду-22. Но прав Рональд Грей, удачная компания получилась. Кого ни возьми — интереснейшая личность.

— У меня стойкое неприятие формализованных методов оценки человеческой деятельности. Какой станок лучше, можно определить по его производительности, по удобству пользования, еще по каким-либо параметрам. Но результаты деятельности любого разумного существа принципиально не могут быть рассчитаны.

— Вы правы. Абсолютизировать эти оценки нельзя. Но почему бы наряду со всеми прочими их также не принимать во внимание? Скажем, каким образом лучше охарактеризовать ваш вклад в работу экспедиции? Все выдвинутые вами гипотезы и предположения на проверку оказались верными. А сколь неожиданны они были, с каким трудом ломали стены неприятия и недопонимания! Вы великий пророк.

— Ох, прошу вас, не надо неуместных восхвалений. Такова моя основная профессия. До того, как мне выпала честь принять на себя обязанности трибуна, я работал обыкновенным интерпретатором. Одним из сотен и тысяч других таких же тружеников Квартара. Рад, что мои умения пригодились экспедиции.

— Пригодились? Не то слово: оказались решающими. Открою вам секрет Полишинеля: все должностные лица экспедиции постоянно следят за ходом производственных совещаний в вашей каюте.

Ник Улин почувствовал, что Рональд Грей не пассивно идет рядом, а увлекает куда-то, и решил не сопротивляться. Интересно, что задумал козач. Их встреча в коридоре не простая случайность.

— А Лидия Ивановна! За относительно короткое время она, судя по результатам сданных ею экзаменов, превратилась в высококвалифицированного специалиста. Старпом решил ходатайствовать о повышении ее звания сразу на две ступени. Великолепное начало карьеры астронавта!

— Да, наша Лидочка оказалась очень старательной девушкой.

Рональд Грей принялся горячо расписывать сложности труда в космосе, усиленно жестикулируя. Есть все же у него одна выпадающая из обыкновенности черта, подумал Ник Улин: холеные руки с длинными нервными пальцами. Вспомнил, что в Содружестве Рональда Грея за глаза звали Серым. Меткое прозвище.

Они остановились вблизи одного из ответвлений от главного коридора жилого модуля, когда Рональд Грей восхищался совершенством "Элеоноры", успешно выдерживающей коварные удары Перворожденных.

— Неспециалист, подобный мне, много лет может изучать особенности и хитрости, реализованные в конструкции звездолетов, и все равно масса важных деталей останется ему неведомой. Вот, например, материалы, использованные для обивки жилых помещений. Упругость их такова, что во всем диапазоне перегрузок, переносимых человеком, они сохраняют его жизнь при соударении. Бережно останавливают движение и медленно распрямляются, возвращаясь к начальному состоянию. Потрогайте, даже прикасаться к обивке приятно.

— Да, вы правы. На ощупь приятно.

— Я поинтересовался, как надо ударить, чтобы материал не смог восстановить прежнюю форму и остался след. Получил ответ, что человек не в состоянии нанести такой удар. Это, мол, выше его физических возможностей. А сейчас посмотрите сюда.

Примерно на высоте своего лица Ник Улин увидел отчетливые вмятины. Такие могли бы остаться от ударов кулаками.

— Что-нибудь можете сказать по этому поводу?

— Заводской брак.

— Сохранились фотографии этого места, сделанные в начальный период полета. Никаких вмятин не было.

Ник Улин почувствовал негодование.

— Коли, как вы утверждаете, нанести такие повреждения обивке ни одному человеку не под силу, на право называться вандалом остается одна кандидатура — Яфет. Так?

— Так и не так. Он ни разу не появлялся в этом коридоре.

— Тогда... как вы объясняете появление этих вмятин?

Рональд Грей неопределенно пожал плечами.

— Я не имею ответа. Обращаюсь за помощью к вам. Готов внимательно выслушать и поверить любому вашему разумному объяснению.

— У меня сейчас накопилось много неотложных дел. Может, как-нибудь в иной раз? Во время обратного перелета, например.

— Как вам будет угодно. Готов ждать пока вы не освободитесь. Кстати, ближайшая к этому месту каюта — вашего начальника, герцога Лусонского.

— К чему вы мне это говорите?

Вероятно, Ник Улин не смог сдержать в себе глухую антипатию к Рональду Грею, а тот — смог почувствовать ее.

— К чему? Откровенно говоря, не знаю. Наверное, просто для полноты постановки задачи. Вдруг вы и в самом деле когда-нибудь задумаетесь о данном казусе.

— В этом и заключалась цель вашего разговора со мной?

— Не только. Для меня важнее получить ваш ответ по другому вопросу.

— Слушаю вас.

— Пройдемте ко мне.

— Зачем?

— Для порядка. Тема вопроса — кадровая. Ваш ответ должен быть запротоколирован надлежащим образом.

— Что ж, пойдемте в вашу каюту.

Направляя Ника Улина по длинным переходам жилого модуля, Рональд Грей вновь принялся расхваливать успехи команды-22.

— Невозможно представить, чтобы Яфет стал бить по стенкам коридора, — сказал Ник Улин, чтобы его молчание не показалось невежливым. — Его вы можете исключить из списка подозреваемых.

— Мы, как я уже говорил, так и сделали. Он просто не был там — какой аргумент может быть убедительнее?

— Кстати, у меня вызвало удивление, что Яфету позволили отправиться на выручку первой экспедиции "ягуара". Он же не астронавт. Ни навыков работы в космосе, ни специальных знаний.

— Решение действительно принималось с большим трудом. Существующие инструкции строго запрещают отправлять аппараты, подобные "ягуару", в беспилотном режиме. Вам это должно быть известно. Автоматика, какой бы изощренной и надежной ни была, никогда, по мнению руководства Межзвездного Флота, не заменит человека. Всегда можно ожидать возникновения какой-либо нештатной ситуации, перед которой спасуют компьютерные программы любой сложности.

— Согласен.

— В конечном итоге решающим был назван фактор времени: вызволять попавший в беду "Дракошу" надо было как можно быстрее. Яфет единственный из состава экспедиции, кто был признан способным выдержать предполагаемые условия полета. Результаты спасательной операции подтвердили правильность принятого решения. Но вот мы уже пришли. Прошу вас, заходите.

Ник Улин шагнул в каюту и невольно задержал дыхание. Он словно стоял на маленькой досочке, парившей на головокружительной высоте. Внизу грозно ощерились остроконечными вершинами, окруженными белесыми тучками, дикие горы. Крутые бесплодные склоны падали в темную зелень далеких долин. Необычная, мастерски сделанная иллюзия.

— Проходите. Садитесь в кресло, пожалуйста.

Вслед за хозяином Ник Улин шагнул в пропасть, но не упал — досочка под ногами продвинулась вперед. Иллюзия сдвигалась. Пройдя на середину каюту, они снова оказались на самом верху величественной горной вершины.

Из пола выдвинулись два кресла и низенький столик, уставленный множеством бокалов, кувшинов и бутылочек

— Могу вам предложить коктейль из феитских соков. Мне нравится их букет. Это остаток моих когда-то обширных запасов. Боюсь, пройдет немного времени, и это чудо будет мне уже недоступно.

— Благодарю, я только что пообедал.

— Глоточек-другой божественного нектара никогда не может быть лишним.

— Спасибо. Но не хотелось бы нарушать свои привычки, — твердо сказал Ник Улин.

— Ну, как знаете.

— В Межзвездном Флоте вроде бы не приветствуется еда и питье вне специально отведенного помещения, — сказал Ник Улин, чтобы сгладить шероховатость.

— Да, это так. Мне в силу особенности профессиональных занятий сделано исключение. Знаете ли, чтобы завязать разговор, взять нужный тон, сделать паузу, нужна какая-нибудь атрибутика. Угощения я провел по статье "спецсредства".